Черт. Я тут ерничаю… Мне страшно. Мне реально страшно,
ребята.
Официально это называется «экспедиция», но все говорят
«отряд». «Фольклорный отряд», «этнографический отряд» — ну и так далее.
«Сотрудник отряда». Отряды отправляют, когда у универа есть деньги. Два года до
этого денег не было, поэтому фольклористы собирали городской фольклор, а
этнографы изучали быт гастеров и обычаи неформальных групп. Патрик, например,
врубилась в тему, чем готы отличаются от эмо и почему они готовы друг дружку
поубивать (и съесть). Она даже мне это впарила. Раньше я их как-то и не
различал даже. Азиз — как особо продвинутый — пытался притвориться гастером, наняться
на работу и заселиться в подпольную общагу. Раскололи в момент, хотели бить,
спасло студенческое удостоверение и подвешенный язык. У него прозвище — Омар
Хайям. Вся общага на плов скинулась, весь вечер большого ученого человека
славили, а он стихами отвечал. И чужими, и собственноручно сочиненными.
За плов ему долго еще стыдно было, на деньги, что у него на
безлимитку уходят, те работяги месяц живут. И рис тот был — не покупной, а
узгенский розовый, из дому привезенный. После практики, правда, Азиз знатно
проставился, и еще раз с курсовика, все по чесноку. Но… Эксперимент пошел не по
плану.
А Маринка так увлеклась своими ролевиками, что теперь
немножечко сама. И даже не немножечко. Доспех у нее есть, на мечах рубится.
Хорошо, что Рудольфыч отговорил ее от намеченных по плану готов. Полку эмо
могло бы и поубавиться, Маринка — человек азартный. А так — только
поприкалывалась немножко и пошла искоренять силы зла. Можно с двумя заглавными
буквами. Было весело.
А в этом году деньги наконец появились, но мало. И отряд
отправили один, смешанный: фольклорно-этнографический. То есть с
филологического факультета и с исторического. И хотя из опыта всем давно
известно, что историки и филологи — это пусть и не совсем то же самое, что филологи
и восточники, и даже не фанаты «Зенита» и фанаты «Спартака», — но в одном
помещении дольше получаса… обязательно чем-то кончается; обычно пьянкой, но
бывает и что-то совсем другое, неожиданное. Не всегда предсказуемое.
Вот список:
1. Начальник отряда — Сергей Рудольфович Брево, он же
Рудольфыч, он же Рудик, — ассистент кафедры фольклористики филфака.
2. Помощник начальника — Артур Кашкаров, мэнээс РЭМа и
почасовик на истфаке, только в прошлом году закончил «Герц». Нехороший человек.
3. Инесса Патрикеева, или просто Патрик (склоняется — в
грамматическом смысле — только иногда и только по настроению) — истфак,
кафедра этнографии, четвертый курс. Свой парень.
4. Аська Антикайнен — истфак, третий курс. Надо
присмотреться. Рыжая.
5. Витька Иорданский, или просто Джордан, —
истфак, четвертый курс. Здоровый бугай с могучим мозгом.
6. Марина Борисоглебская, она же Буча, — истфак,
третий курс. Я ее с детства знаю.
7. Вика Кобетова — филфак, третий курс. По-моему, дура.
8. Азиз Раметов, он же Омар Хайям, — филфак,
четвертый курс. Коренной питерский узбек. Готовить не умеет.
9. Валя Коротких — филфак, третий курс. Не раскрылась.
10. Аз, грешный есмь, — истфак, четвертый курс.
Этот список я составил по собственным записям. Кого упоминал
там по ходу событий — или по имени, или по приметному чему. Отряд получается
ненормально большой, обычно бывает шесть человек, редко восемь. Ну, может быть,
потому что сводный? В общем… я никак не могу себя заставить поверить, что
упомянул всех. Говорю «упомянул» — потому что не вспомнил, а восстановил.
Потому что вспомнить всех сразу — не могу. На фотографиях то же самое — по
двое, по трое. Одно лицо есть вообще незнакомое… В деканате лесом послали,
ребят от моих вопросов уже тошнит, и хорошо, что в психушку в наше время только
по предварительной записи да по большому блату попадают.
Главное, теперь бы не забыть и не потерять: десять человек.
Десять как минимум.
«Под парусом черным ушли мы в набег…»
Глава 1
С чего же нам начать-то? С чего-то надо. Ну, пусть будет
так: «Жил-был мальчик, и было у него две девочки…»
Это я Артура имею в виду, если кто не в курсе. Про него
рассказывать можно неопределенно долго. Он вообще такой… ускользающий, что ли.
Струящийся. Что о нем ни скажи, будет не вся правда, а меньше половины. Герц
свой педагогический он закончил с таким отличием, что там ректорат готов был
засушить его и запереть в сейфе на память, а РЭМ, который посмел такое
сокровище перехватить, — сжечь, разнести по кирпичику и пепелище посыпать
солью. Ну и в РЭМе его, конечно, тоже целуют во все места и продвигают куда-то
вверх, в сияющие золотые небеса чистой науки. И по-моему, все по делу, потому
что настоящий ученый он уже сейчас, а всякие там степени и звания — вопрос
ближайшего времени и, так сказать, автоматизма системы. В списке пятидесяти
лучших молодых ученых России я его сам видел…
При этом вот лично мне, Косте Никитину, дела с ним иметь
никогда не хотелось. Я даже не могу толком объяснить почему. Почему-то. Мне и в
РЭМ-то иной раз влом было идти, потому что почти наверняка я бы его там встретил.
Это я еще с ним и знаком-то толком не был, и ничего компрометирующего о нем не
знал. Голос у него, что ли, такой или парфюм? Один раз он мне даже приснился:
взял меня всей пятерней за морду и так брезгливо оттолкнул.
Я ему этого сна никогда не прощу.
У него родители в разводе, мать богатая, а отец ботаник — в
обоих смыслах. Может, поэтому все так? В смысле — не так?
Я себе не то чтобы мозги вывихнул… но, в общем, некоторые
усилия пришлось — да и постоянно приходится — прикладывать, чтобы совместить:
да, такой вот талант, эрудит и надежда нашей этнографической и
антропологической науки — вполне может быть и простым однозначным говнюком. Так
сложилось. Не правило, не закономерность такая, но и не исключение из ряда вон.
Тем более что в нас во всех есть прошивочка: талантливым людям прощается
чересчур многое, вон Пушкин как весело по чужим женам развлекался, сукин
сын, — а ведь если бы замочил на дуэли кого-то из рассерженных мужей и
огреб, что положено по закону, то все все равно бы говорили: ну, несчастье-то
какое, не повезло нашему гению, и людишко-то ему подвернулся так себе, не
зачетный… а значит, и гений наш пострадал прямо почти ни за что, и вообще могли
бы учесть, смягчить, закрыть глаза на этот дурацкий случай. Мужей много, а
Пушкин один. Нет, вы не подумайте, что я Пушкина не люблю, наоборот, —
просто я к тем, кого люблю… ну, по-другому отношусь немного, строже, что ли.
Себя вот не очень люблю, поэтому много чего прощаю. А любил бы — не прощал бы,
нет. Просто изводил бы придирками.
Удобно, правда?
Так вот, возвращаясь к пройденному: Артур говнюк. И, как
говорили наши недавние предки, — мажор. Только он мажор с комплексами по
поводу папы-ботаника, и от этого все только хуже. Мажор с комплексами. Мажор,
не уверенный в себе. Он ездит на «ауди», и поэтому мы зовем его Властелином
Колец. Машина не новая, после капремонта (и я подозреваю, что вообще
конструктор — собранная из нескольких), но заметить это может только наметанный
злой карий глаз. Как у меня например.