— Что?
— Многолетняя дружба не может так трагически
оборваться.
— Оборваться? С какой стати?
— Ну, ты захочешь выцарапать глазки Патрику, Патрик —
тебе, дальше — больше, и вот уже мировая война маячит на горизонте, а значит, и
мобилизация…
— Патрик? А при чем здесь… Постой. Ты — и Патрик? Ты —
и эта ржавая швабра?!!
— Вот. Уже началось.
— Бум. Упала. Ты меня убил. Не верю. Голосам своим не
верю! Это просто праздник какой-то! — И Маринка захохотала. И тут же замолчала
резко. — Кость… ты слышал?
— Что?
— Тот же звук…
— Ничего не слышал.
— Тогда молчи. Не дыши.
Я замолчал и перестал дышать, но это не помогло: все-таки
Артур влепил мне в ухо четко: когда вокруг наставала тишина, то слышно было,
как там внутри все еще что-то звенело, щелкало и переливалось.
— Дай зажигалку… — прошептала Маринка откуда-то
снизу.
Я дал ей зажигалку и свечку, которую предусмотрительно сунул
в карман.
Она щелкнула несколько раз — огонек сразу падал набок и гас.
Я помог ей оградить свечку от сквозняка, но стоило убрать руки, и все.
— Сфотографируй! — скомандовала Маринка.
— Что?
— Меня. Наводи на мой голос. Давай!
Я попробовал. Аппарат попытался сообразить, что от него
хотят, пошарил красными лучиками дальномера перед собой, решил, что там ничего
нет, написал, что фокус установить невозможно, поэтому он будет снимать
бесконечность. И выдал вспышку.
На экранчике появилась размытая Маринка пластом на полу.
— Есть! — сказала она. — Щель, кулак пройдет.
И… и… и это что? Рычаг?
— Только не трогай!
— Нуда!
Я снова нажал кнопку. Секунда — вспышка выхватила из темноты
согнутую дугой Маринку, которая что-то выдергивала из пола. Внучка за жучку…
Изображение опять было размытым.
— Постой, — сообразил я. Выставил фиксированную
диафрагму, выдержку, отключил автофокус, приблизительно навелся по расстоянию
(поскольку на ощупь), включил принудительную вспышку. — Повторили!
Теперь снимок определенно получился — и пока я им любовался,
земля под ногами вдруг задрожала…
И диабазовая стена медленно поползла вверх. Я вдруг
представил, что сейчас из-под нее хлынет вода, вертит нас — и капец всем
древним рисункам. Но вместо того обратным током воздуха в туннель внесло облако
вонючей пыли. Маринка закашлялась…
Я снова попробовал зажечь свечу. Сквозняк вдруг прекратился
— возможно, механизм, поднявший дверь, одновременно перекрыл какой-то
воздухоотток. Но висящая в воздухе тонкая пыль как бы светилась сама — и не
давала рассмотреть ничего по ту сторону открывшихся ворот. Маринка сунулась, но
я ее поймал за холку. — Ни шагу. Слушай внимательно. Ты остаешься здесь, у
рычага, ясно? Я пойду туда. Если эта штука опустится, ты ее снова поднимешь. А
если не сможешь поднять — то выбирайся наверх и жди наших или спасателей. Они
наверняка вот-вот появятся…
(Я как в лужу глядел!..)
Она подергалась, но согласилась, что так будет разумней.
Честно так согласилась. Но все равно: было бы чем — я бы ее к рычагу приковал.
Держа свечу на вытянутой в сторону руке (чтобы свет не
попадал в глаза), я медленно перешагнул выбитую в полу канавку. Похоже, что
подвижная стена, когда опускается, — опускается всем весом. И возможно, со
всей скоростью свободного падения.
Пол по эту сторону был бугристый, кажется, выложенный дикими
окатышами. За пылью я пока еще ничего не видел. Глаза постепенно привыкали. Я
повернулся. Маринка светлым пятном с темными глазами стояла там, где я ее
оставил, полуподняв одну руку.
— Полет нормальный, — сказал я; получилось
сипловато. Она махнула.
Я стал осматриваться. Помещение, по первому впечатлению,
было круглым или овальным. Стены плавно загибались и, думаю, смыкались где-то в
темноте. Не отходя далеко от стены, я двинулся вперед, нашаривая ногами пол. Он
поднимался, но не ступенями, а как бы волнами.
Наконец глаза мои настолько адаптировались (а может быть,
осела пыль), что я смог не то чтобы увидеть, но угадать в центре этого
действительно круглого зала что-то еще более темное…
— Костя, — позвала Маринка. — Что там?
— Что-то вижу… сейчас подойду.
— Сфотографируй это.
— Опять ослепнем.
— Ну, пожалуйста!
Пожалуйста… А может, она и права? Я поставил свечу на пол,
вытащил фотик, направил его в сторону темной… фигуры? Кажется, я уже понимал,
что это фигура. Кто-то сидит… на троне? Ну ни фига себе!
Не меняя настроек, я нажал кнопку.
В три четверти оборота ко мне на возвышении сидел кто-то в
доспехах, шлеме и со щитом. Статуя, неуверенно подумал я.
Если вы пользовались вспышкой в полной темноте, то знаете,
наверное, этот эффект: вы на сотую долю секунды увидели картинку, потом две-три
секунды темноты — и картинка снова возникает перед вашими глазами, даже более
прорисованная в деталях, чем вы успели заметить в первый миг, и держится
достаточно долго для того, чтобы успеть рассмотреть ее. Что-то связанное с
распадом родопсина, мне объясняли, я плохо запомнил.
Так вот: через пару секунд изображение вернулось. И не
статуя это была — потому что под шлемом (видна каждая клепочка, золотой обод,
граненая пика на маковке, широкий окольчуженный кожаный ремень с пряжкой на
щеке) — под шлемом был обтянутый тонкой коричневой кожей череп с дырами
вместо глаз!
Маринка, по-моему, заорала. Я просто подпрыгнул. Я думаю,
многие за такую находку не глядя отдали бы квартиру, машину, жену… Мумия воина,
да явно не простого, в полном боевом облачении! И эта неимоверная гробница с
рисунками каменного века… Ничего не понимаю, да и не надо пока.
Я чуть приблизился и сделал шаг вбок, чтобы снять в другом
ракурсе, а потом сообразил, что надо бы и записать, где мы и что мы видим.
Диктофончик в фотоаппарате есть, но настраивать мне его сейчас не хотелось,
поэтому я просто вынул из кармана свой старый и заговорил:
— Находимся в круглом подземном помещении, куда попали,
пройдя около ста пятидесяти метров по туннелю. Вход в туннель был замаскирован
заброшенной избой. В центре помещения на возвышении примерно полметра стоит
деревянный трон, на котором в сидячем положении находится мумия воина в шлеме,
доспехах и со щитом. Продолжаю делать снимки…
Повесил его на шнурок на шею, не выключая, и щелкнул еще
раз. Мне вдруг показалось, что голова мумии чуть повернулась в мою сторону. То
есть я и так был почти напротив него… в общем, померещилось.
