Как бы услышав мои мысли, Шарп остановился и своим колом
показал на гриб:
— Во, видел? Это маленький, а высушить такой взрослый и
привезти в Амстердам — тридцать тонн евров в кармане. Понял, пацан? Но выходить
на него надо, как на тигра…
— Кусается?
— Типа того. Ладно, пошли дальше. Может, на обратном пути…
да и пусть подрастет. Злее будет.
Ну что ж. Я пополнил свою кладовую кусочком новой
бесполезной информации.
Я говорил, что помню множество совершенно ненужных вещей?
Нет, не говорил. Нормальные люди узнают что- то новое, используют — и
благополучно забывают. Выбрасывают, как обертку от мороженого. Бесполезное
забывают еще быстрее, чтобы не захламлять полезную площадь на чердаке. Хороший
такой встроенный механизм «защиты от дурака». А у меня все застревает в башке.
И не сказать что я эйдетик или там какой-нибудь человек-магнитофон или
человек-фотоаппарат, — нет. Я запоминаю что-нибудь не лучше и не быстрее
других. Мне так же, как и всем, приходится учить, повторять, зубрить… Просто я
гораздо медленнее забываю. И все это незабытое беспорядочно ворочается внутри и
время от времени вспоминается… потом отходит, уступая место другому, столь же
ненужному… В общем, практической пользы от этого никакой, а противно временами
бывает.
Буквально через двадцать шагов лес кончился, и Шарп
провалился в болото.
Глава 21
Похоже, он просто сам на несколько секунд забыл о
собственных наставлениях не только смотреть под ноги, но и тыкать колом… в
общем, он единым шагом провалился по пояс — и замер, раскинув руки, будто боясь
их испачкать.
Маринка от неожиданности присела, а я, пробуя дорогу колом —
твердо… твердо… твердо… мягко… опять твердо… — обошел ее и встал чуть
впереди и рядом.
Лес вокруг не то что исчез — все деревья остались на
местах, — но изменился, будто на него взглянули под другим углом или при
другом освещении. Кочки, гниловато-сочная трава, подозрительно ровные зеленые
проплешины… Тропинка длилась, но пунктирно.
Пока я сосредотачивался, Шарп погрузился по грудь. Теперь он
осторожно нащупывал в грязи затонувший кол. Нащупал. Выволок. Стал им плашмя
искать опору. Не получилось. Не получилось. Не получилось…
Маринка судорожно дышала рядом.
Я сделал еще шаг вперед, оглянулся. Теперь Маринка смотрела
на меня — и, хотя не говорила ни слова, я буквально до дрожи чувствовал, что ее
наполняет: а может, так и надо? Пусть тонет? А мы — как-нибудь…
Я чуть качнул головой, встал на колени, оперся левой рукой о
кочку — и протянул кол к Шарпу. Коснулся его плеча. Он сидел в грязи уже по
подмышки.
Шарп все понял. Я поражался его самообладанию. Он медленно
поднял правую руку, взялся полной пятерней за конец кола, стал медленно и
осторожно поворачиваться. Я, подлаживаясь под его тягу, стал принимать кол на
себя. Тут надо не торопиться, грязь держит липко, и чем сильнее тянешь, тем
сильнее она сопротивляется; если же тянуть медленно, буквально по сантиметру,
она подается…
И тут моя левая рука провалилась сквозь кочку. Я ухнул лицом
вниз, в самую грязь, выпустил кол, но тут же его схватил… опора была только от
середины груди и ниже, свободной рукой я оказался в той же яме, что и
Шарп, — и теперь сползал туда весь, и не сказать что медленно. И Шарп
погрузился, на поверхности была только его голова со страшно скошенными в мою
сторону глазами, я понимал, что ему хочется от души обматерить меня, растяпу… и
тут Маринка ухватила меня за ноги и потянула.
То есть я знал, что это может быть только Маринка и более
никто. Поверить было трудно. Стальная, чудовищной силы хватка, пальцы продавили
плоть сквозь ботинки до самых костей. И то, с какой силой она тянула… это
что-то страшное. Я заорал: «Легче! Легче! Ты мне ноги сломаешь!» Она не сразу,
но сообразила. Кол выскальзывал у меня из рук, поскольку и руки, и кол — все
теперь было в грязи.
— Тормози! Хорош!
Она перестала тянуть, но не отпустила меня, а — перебирая за
штаны, за куртку — дотянулась до кола, ухватилась за него…
— Медленно! — предупредил я.
Она поняла. Кол пошел медленно, но с неотвратимостью
гидравлического пресса. Я не тянул, я цеплялся. Шарп, весь в грязи, выползал на
твердое место, на тропу — как кит, которого тянут лебедкой.
Там, где Маринка упиралась в землю, остались глубокие
борозды.
— Ну, ребята… — дыша, как тот же кит на берегу, сказал
Шарп. — Ну, ни фига ж… оплошал… Ф-фу-ххх… Вам бы утопить меня, а вы…
— Объяснять? — спросила Маринка жестко.
— Сам пойму… — Шарп откинулся и помотал головой. —
Ну, блин… бывает же. Расскажешь — не поверят…
Сразу встать я не смог. Маринка так измочалила мои го-
леностопы, что там все вздулось и побагровело. Кости вроде бы не хрустели, но
все остальные прелести были налицо… тьфу, в наличии. Шарп посвистел, глядя на
это, вытащил из кармана жилетки — он, как и я, много чего таскал в карманах —
тюбик без всякой этикетки, открыл его, понюхал — и велел мне втирать эту
гадость, пока не впитается. Мазь действительно пахла мерзостно — дерьмом и
скипидаром, — но уже буквально через пару минут боль начала отступать.
— Минут через десять еще раз намажешь, бинтом затянешь — и к
утру как рукой…
— Что это? — Я смотрел на тюбик, словно стараясь
прочитать отсутствующую надпись.
— У нас все самое лучшее, — хмыкнул Шарп. — Такого
больше нигде не найти. Да, не простая ты девушка, — подмигнул он
Маринке, — правду шеф говорил…
— Да пошел бы он, ваш шеф…
— Шеф сам кого хочешь пошлет. Далеко-далеко… — Он
засмеялся чему-то внутри себя. Мне кажется, грязевая ванна немножко подвинула
его в нашей маленькой иерархии — он стал меньше и проще. — Правда, многих
возвращает. Это у него прикол такой есть. Пойди туда, только я знаю куда,
захочу — верну, захочу — там оставлю. Правда смешно?
— И вас посылал?
— Было дело. Давно только.
— И куда же?
— А черт его знает. Равнина черная, как из шлака, —
пока глаза хватает. И тучи низко-низко, быстро-быстро…
— Но вернул?
— Как видишь.
— Добрый, да?
— Неправильное слово. И «злой» — неправильное. Он вот так,
поперек… — И Шарп показал руками, насколько перпендикулярен Волков оси
добро — зло. — Ну… колдун. Другие понятия. Он знает, что ему нужно, а нам
не понять. Нам главное — понять точно-точно, что он приказывает. И делать.
— Но вы-то — человек? — уточнила Маринка.
— Да.
— И как же так получилось, что вы…
— Служу ему? Так вот и получилось. Душу я продал.
— Оба — на. За сколько?
