Мы еще не поравнялись с ресторанчиком, а я вдруг
почувствовал прилив тревоги.
— Стоп, — сказал я, и все остановились мгновенно.
Какой-то нехороший скрип — вот что привлекло мое внимание. Я
ждал, когда он возобновится. Ага. Это вывеска. Только теперь это были не кот и
пес. Это был огромный щучий череп из моего давнего сна…
Под ногами светилась трава, а где не было травы,
переливались подземным светом прозрачные камни. Я что-то мучительно искал…
Потом мне приснилось кантеле Вяйнямейнена, сделанное им из
черепа гигантской щуки, от звуков которого все люди кругом падали на светящуюся
землю и засыпали. Только я один мог сопротивляться этому чудовищному зову сна.
Слепой череп щуки размером с танк висел невысоко над землей, поворачиваясь из
стороны в сторону, ловя меня раструбом открытого зубастого рта. Я достал
гранату, но она песком рассыпалась в руке. Никакое оружие я не мог удержать…
Я сорвал с ремня гранату — свето — шумовую, но других не
было — и метнул ее на веранду ресторанчика, за деревянную загородку.
— Глаза закрыли!
Долбануло страшно. Когда попадаешь под СШГ в помещении,
вообще на минуту-другую перестаешь понимать что-либо, я уж не говорю о слышать
и видеть. Но и здесь так вмазало по перепонкам, что голова загудела, как
большой барабан похоронного оркестра. Что-то черное и бесформенное подлетело
там, на веранде, и даже сквозь звон в голове донесся вой. Я припал на колено и
дал несколько очередей сквозь загородку. Полетели щепки. Там что-то металось —
загородку трясло от ударов. Я поменял магазин и, держа автомат плашмя, чтобы
ствол не задирало, а вело вбок, — дал длинную очередь вдоль всей загородки
и тут же снова поменял магазин. Там все затихло, потом донесся затихающий вой,
и тонкая шерстистая лапа с двумя кривыми когтями на конце приподнялась над
загородкой и упала, когтями зацепившись за перила…
И тогда я метнул еще одну СШГ — уже не на веранду, а через
открытую дверь в само помещение.
Звук на этот раз был сносный, а вспышка — ну, вспышка. Не
прямо в глаза, а отраженная от стен и внутренней обстановки. Я уже упоминал про
такой эффект: если вы видите в течение доли секунды что-то слишком яркое, то
можно закрыть глаза, и через две-три секунды изображение как бы проявится
снова, более детальное, более понятное.
Так вот, я увидел то, что находилось внутри, именно —
разглядел в деталях; но при этом далеко не сразу понял, что именно это было.
Собственно, там были два человека — первые люди, увиденные
мною в Городе. Оба висели под потолком вверх ногами, уронив руки. Один
побольше, другой поменьше. У того, который побольше, не было головы.
Надеюсь, никто, кроме меня, этого не видел.
— Медленно уходим, — сказал я. — Внимание по
сторонам. Артур, держишь крыши.
И шагнул вперед, не посмотрев под ноги.
Я почувствовал прикосновение, и меня тут же пробило ужасом,
как разрядом высокого напряжения, — растяжка! И я не почувствовал ее! Нет,
почувствовал, но за всем случившимся только что — просто не расслышал этого
предчувствия…
Взгляд вниз. Тонкая леска, отблескивающая на солнце. Чуть
дальше — еще одна. И еще… пять, десять?
Это были не растяжки. Это была паутина. Сторожевые нити.
Оказывается, боковым зрением я уже давно фиксировал
переулок, выходящий как раз на ресторанчик — ровно через дорогу. Там еще стоял
столб с почтовым ящиком и каким-то указателем… Переулок был засажен сиренью или
черемухой, не помню, и сейчас все эти кусты заволакивала густая паутина,
похожая на тонкий светлый войлок со стразами.
Черт, я совсем утратил навыки…
Не теряя ни секунды (хотя уже понятно было, что секунды
потеряны, много секунд), я бросил в переулок третью и предпоследнюю свою
гранату, и следом туда же полетела граната Джора. Две почти одновременные
ослепительные вспышки сорвали занавес… да нет, эта войлочная кисея вспыхнула
невидимым пламенем и почти сразу сгорела, так мы баловались в школе на химии,
делая нитро вату: подносишь к клоку ваты спичку, и он исчезает мгновенно и
беззвучно…
Занавес исчез, и на нас бросилась таившаяся позади него
банда. Заросшие щетиной и шерстью пауки размером с большую собаку, они
двигались быстро, но, слава богу, безалаберно — наверное, их все-таки ослепило
и контузило. Я стрелял в мостовую перед ними, и рикошетящие пули просто
разрывали их в клочья. Рядом со мной стояла Патрик, широко расставив ноги, и
точно так же экономными очередями выносила их одного за другим — каждый раз
самого близкого в ее секторе.
Еще одна граната перелетела через наши головы и разорвалась
в самой гуще пауков. Потом я услышал еще один взрыв и длинную очередь: это Джор
засек что-то сзади. Я на миг оглянулся — да, что-то или кто-то размером с
лошадь ломко валилось посреди улицы, рассматривать было некогда. И тут же
защелкали негромкие на фоне автоматных выстрелы из пистолета — кого-то наконец
выцелил и Артур.
— Надо сматываться! — прокричал Джор.
— Вперед! — сказал я. — Медленно! Шагом!
Как бы связанные, теснясь, прижимаясь друг к другу локтями и
спинами, мы потихоньку двинулись, топча и разрывая паутинные нити, крепкие и
липкие, и так прошли метров десять…
Полулежа — полу повиснув на колесе, Вика скошенными глазами
смотрела, как то ли по пологой лестнице, то ли просто по воздуху по пояс в
темноте спускается Волков, держа в одной руке факел, а в другой — тот самый
щит. На голове Волкова была шапка в виде волчьей морды с широко раскрытой
пастью и прижатыми ушами, с плеч свисали волчьи лапы.
Невидимые медленные барабаны забрались ей глубоко в уши,
мутя рассудок.
Не глядя на нее, Волков прошел мимо и остановился. Свет
факела, струясь, исчезал перед ним, это было похоже на то, как дым втягивается
в форточку. Только сейчас до Вики дошло, что помост и колесо находятся перед
тем самым черным надтреснутым камнем, неподалеку от которого она заключала свой
маленький договор с Волковым. Это камень втягивает свет…
И тут Волков запел.
Так мог петь хор. Такие звуки мог издавать орган. Никакому
человеку — одному — не под силу было петь так. Вике показалось, что от этого
пения тьма вздымается, вытягивается, образует два исполинских колышущихся крыла
за спиной колдуна… и одновременно, подчиняясь голосу и ритму, сверху стал
медленно опускаться мертвенно-белый столб света. Свет тек медленно, как смола,
или густая сгущенка, то распадаясь на волокна, на жгуты, на струи, на завитки,
то стягиваясь вновь в единый поток… На миг к Вике вдруг вернулось нормальное
зрение, и она увидела, что там, наверху, почти в зените, стоит луна немыслимых
размеров, в легкой дымке и чуть дрожащая, и поняла, что луна отражается в
огромном вогнутом зеркале, — но тут же и зрение, и сознание ее были вновь
поглощены, порабощены пением и медленными барабанами, все глубже забирающимися
в череп…
