Юноша не запомнил, в какой момент он начал вести долгие беседы с друзьями. Со своими отсутствующими друзьями, поскольку в его камере не было никого из них.
И никто из них не мог услышать его речей. Хотя Майре де Соуза, пожалуй, они были бы интересны, да и Пру, чьей фамилии Ранджит так и не узнал. А вот Гамини Бандара едва ли захотел бы слушать, ведь после того, как Ранджит поведал о своем пустом и однообразном существовании, что еще он мог бы сказать отсутствующему закадычному другу? Только одно: надо было побольше времени уделить Ранджиту, а не девице, которая уедет в свою Америку, и поминай как звали.
В числе отсутствующих друзей Ранджита были люди, с которыми он на самом деле не был знаком лично. Например, покойный Пауль Вольфскель. Он жил в Германии в девятнадцатом веке, был преуспевающим предпринимателем. Возлюбленная отказалась выйти за Вольфскеля замуж, и, несмотря на богатство и власть, жизнь потеряла для него всякий смысл, поэтому он решил покончить с собой. Но пока он выбирал подходящий момент для самоубийства, ему в руки попала книга.
Она касалась последней теоремы Ферма, и ее автором был Эрнст Куммер. А Вольфскелю случилось побывать на паре лекций Куммера по теории чисел, и из любопытства он прочел новую работу известного математика…
И, как многие математики-любители до и после него, Вольфскель сразу попался на крючок. Он и думать забыл о самоубийстве. Его слишком захватили попытки разгадать тайну формулы типа «a в квадрате плюс b в квадрате равно с в квадрате» и понять парадокс — почему, стоит только возвести числа в куб, ничего подобного не получается.
А еще была покойная Софи Жермен, чьи юные годы пришлись на Французскую революцию. Почему в итоге юная Софи избрала карьеру математика, неясно. Но так уж получилось.
Конечно, женщине пройти по такому пути было нелегко. Как однажды выразилась королева Англии Елизавета I, проклятие Софи заключалось в том, что она была вынуждена ломать препятствия, а не обходить их. Все, что она делала, стоило ей больших трудов, чем коллегам-мужчинам.
Шло время, и у мнимых собеседников Ранджита, образно говоря, кончился пар. И тогда вдруг в его памяти зашевелились слова, услышанные однажды от Майры де Соуза. Что-то насчет инструментов, которыми обладали математики в те времена, когда Ферма оставил проклятую запись на полях «Арифметики» Диофанта. К чему она это сказала?
Будь Ранджит сейчас в университете и имей он пароль, только и нужно было бы нажать несколько клавиш, и на мониторе компьютера появилось бы подробнейшее изложение того, что сотворила за свою жизнь в науке эта самая Софи Жермен.
Но компьютера не было, только собственная память, а Ранджит не был уверен, что этого достаточно для решения задачи.
Правда, он помнил, что такое «простое число Софи Жермен», — он помнил, что любое простое число р, типа 2р + 1, также является простым. Самым малым из простых чисел Софи было число «три»: 3 x 2 + 1 = 7, а «семь» — это тоже простое число. (Остальные простые числа Софи Жермен намного больше, так что иметь с ними дело было совсем не весело.) Ранджит похвалил себя за памятливость, но сколько бы он ни размышлял, он не видел, каким образом простое число Софи Жермен может привести его к решению теоремы Ферма.
Но было еще кое-что. После упорных трудов Жермен создала собственную теорему.
Если x, y и z являются целыми числами и если х5 + у5 = z5, то либо x, либо y, либо z должны делиться на пять.
Очередной шаг на пути к доказательству, совершенный юношей в застенках, не дал ничего, кроме разочарования. Это уравнение не имело смысла. Теорема Ферма призвана была в первую очередь доказать, что такое уравнение невозможно. Так что от него нет никакого толку.
Или все же есть? Что, если забыть о теореме как таковой и подумать о том, как Софи Жермен к ней подошла?
Не это ли предложила Майра на вечеринке у доктора Форхюльста в один из тех дней, когда Ранджит еще мог ходить на вечеринки?
Но был и еще кое-кто (правда, не человек), с кем Ранджит никогда лично не встречался, но он (или оно) мог бы (или могло бы) снабдить юношу весьма полезными данными. Пожалуй, нам пора уделить некоторое время ему (или им, а может быть, и ей).
15
Знакомство с великими галактами
Первое, что нам нужно выяснить насчет великого галакта, — «он» это или «она», да и целостная ли перед нами личность или какая-то часть.
Ни на один из этих вопросов нет простого ответа. Поэтому мы поступим так: проигнорируем факты и ограничимся ответами, с которыми не возникнет проблем, кроме той, что эти ответы могут попросту оказаться ошибочными. Во-первых, мы будем считать, что перед нами действительно личность, хотя она и является частью большей личности, то есть всех великих галактов, вместе взятых.
Великие галакты находились повсюду, от разгоняющихся окраин Галактики до относительно неподвижного ядра, и практически везде в пространстве между ядром и окраинами. Сколь много было великих галактов? Нелепый вопрос. Много, очень много. Но эти многие также являлись одним целым, потому что при желании каждый великий галакт мог слиться с остальными.
Как вы заметили, мы произвольно применили понятие рода. Однако не стоит предполагать, что великие галакты вступали в половые отношения, доступные для человеческого понимания. Они этого не делали. Просто мы не можем бесконечно употреблять все эти «оно», «она», «он» и «они», поэтому лучше разрубим гордиев узел и дадим великому галакту местоимение «он».
Только что мы позволили себе одну вольность, позволим и другую. Присвоим великому галакту имя. Назовем его «Билл». Не просто Билл, а «Билл». Это самая большая вольность, которую мы себе позволим, и в знак того, что мы это признаем, будем писать имя в кавычках.
Что еще полезного нам желательно узнать о великих галактах?
Например, какого они размера. Или, по крайней мере, каким образом измеряют расстояние, в то время как два скопления великих галактов могут быть разделены тысячами и даже миллиардами световых лет.
Пожалуй, это действительно помогло бы нам, но следует отдавать себе отчет: этот ответ не из простых, как и все, что относится к великим галактам. Начнем с того, что великие галакты недолюбливают меры, применяемые людьми. Если проследить историю наших единиц измерения, окажется, что все они основаны на величинах, привычных людям, — например, на расстоянии от кончика пальца до локтя или на каких-то долях расстояния от полюса до экватора планеты, на которой мы обитаем. Все меры великих галактов основаны на шкале Планка, а единицы шкалы Планка чрезвычайно малы. Одна единица Планка равняется 1,616 х 10-35 метров. Самый легкий способ понять, насколько это мало, — внушить себе, что измерить нечто меньшее невозможно.
(Почему невозможно? Потому что нельзя измерить то, чего вы не видите, а нельзя что-либо увидеть без частиц, с помощью которых переносится свет, — без фотонов. Любой же фотон, способный осветить планковское расстояние, должен быть исключительно мощным и потому весьма массивным. Из-за такой мощности и массы он бы сразу превратился в черную дыру. Слово «невозможно» порой воспринимается как вызов. В данном случае это факт.)
