Охлажденное разливное мюнхенское светлое пиво, по три и шесть пенсов за кружку».
— Боюсь, кое-каких блюд из меню в наличии нет, — с наигранным сожалением сообщил молодой экскурсовод — На «Пикаре» не настолько большая кухня. Пришлось избавиться даже от микроволновки. Она требует слишком много электроэнергии. Так что на блюда, требующие гриля, внимания не обращайте. Уверяю вас, холодные закуски великолепны. Некоторые не самые пахучие сыры у нас тоже имеются. Брать горгонзолу в сравнительно небольшое помещение показалось нам не лучшей идеей.
О да, пиво настоящее, подлинное, прямо из Мюнхена! Но стоит оно дороже трех пенсов за кружку. И даже дороже шести.
Приятного аппетита, дамы и господа. Прибудем наверх ровно через час.
37 ВОСКРЕШЕНИЕ
Организовывать такие вещи всегда сложно. Споры продолжались не один месяц. Между тем общая заупокойная служба прошла гладко; в кои-то веки, объединенные общей трагедией, христиане могли вежливо поговорить с другими христианами. Общему делу очень помогло, что один из погибших оказался родом из Северной Ирландии; гробы одновременно опустили в могилы в Дублине и в Белфасте.
Когда стихли последние ноты «Lux aeterna»
[41]
из «Реквиема» Верди, Эдит Крейг обернулась к Долорес и спросила:
— Стоит поговорить с доктором Джефферджи сейчас? Или он решит, что я опять сошла с ума?
Долорес нахмурилась и ответила с певучим карибским акцентом, прежде помогавшим ей проникать в ту далекую страну, где обитал разум Эдит:
— Прошу вас, дорогая, не говорите так. Да, думаю, стоит с ним побеседовать. Самое время, иначе он будет волноваться. Есть доктора, о которых я не хочу упоминать… Доктор Джефферджи не равняет пациентов с их историями болезни. Он относится к ним как к людям.
Доктор действительно обрадовался звонку Эдит. Он поинтересовался, откуда она звонит, но женщина не ответила. Монитор показывал, что она сидит в большой комнате, обставленной плетеной мебелью (ага, значит, где-то в тропиках — быть может, на родном острове Долорес?), и с радостью отметил, что пациентка выглядит спокойной и расслабленной. На стене за ее спиной висели две большие фотографии. На одной была изображена Ада, на другой — «Колин».
Врач и бывшая пациентка тепло приветствовали друг друга. Эдит нервно проговорила:
— Вы решите, что я хочу начать очередное безнадежное странствие. Возможно, так и есть. Но на этот раз я знаю о последствиях. И работать собираюсь рука об руку с рядом всемирно известных ученых. Шансы на успех — один против миллиона. Однако такой вариант бесконечно — в прямом смысле бесконечно — лучше, чем поиски чего-либо внутри множества Мандельброта.
«Не чего-либо, — подумал доктор Джеферджи, — а того, что хочешь найти».
Он заговорил очень осторожно:
— Продолжайте. Я заинтригован. Пока ничего не понимаю.
— Что вам известно о крионике?
— Немного. Знаю, многих людей заморозили, но нет свидетельств того, что их можно… О! Понял, к чему вы клоните! Фантастическая идея!
— Не дурацкая?
— Ну… насчет одного шанса на миллион… чересчур оптимистичный прогноз. Но ради такого дела… нет, я бы не назвал задумку дурацкой. Если переживаете, не попрошу ли я Долорес посадить вас на ближайший самолет и вернуть в клинику, — не переживайте. Пусть проект провалится, но лучшей терапии для вас не придумать.
«При условии, — добавил доктор Джефферджи про себя, — что вас не слишком огорчит почти неизбежное фиаско. До него, правда, еще столько лет…»
— Вы меня очень порадовали. Услышав, что тело Колин хотят сохранить для опознания, я сразу поняла: вот оно. Я не верю в судьбу, в рок — но как можно отвернуться от такого шанса?
«Верно — как можно отвернуться? — подумал Джефферджи. — Одну дочь вы потеряли; теперь надеетесь обрести другую. Спящую красавицу, пробудить которую суждено не юному принцу, а стареющей принцессе. Нет — фее! На этот раз — доброй, могущественной. Такая сказка превосходит мечты любой ирландской девочки, родившейся в девятнадцатом веке».
Если — о если! — у Эдит получится, что за странный новый мир увидит Колин! Ей понадобится психологическая помощь лучших специалистов. Но до этих забот, конечно, еще невообразимо далеко.
— Не хотелось бы разбивать вдребезги ваш идеальный план, — произнес Джефферджи. — Но даже если удастся оживить тело… Разве головной мозг не пострадал необратимо?
— Поначалу это казалось мне главной проблемой. Но существует много исследований, вселяющих надежду. Честно говоря, они меня изумили. Нет, потрясли! Вы слышали о профессоре Ральфе Меркле?
— Краем уха.
— Больше тридцати лет назад он с двумя молодыми математиками произвел революцию в криптографии. Ученые изобрели систему кодировки с так называемым открытым ключом. Не буду вдаваться в подробности, но их система за сутки отбросила в далекое прошлое все шифровальные машины в мире, а вместе с ними множество шпионских сетей.
Позднее, в тысяча девятьсот девяностом… прошу прощения, восемьдесят девятом — профессор опубликовал классическую работу под названием «Молекулярное восстановление головного мозга»…
— А, припоминаю.
— Отлично. Не сомневалась, что вы знаете о его работах. По теории Меркле, даже в случае тяжелых повреждений головного мозга его можно восстановить с помощью наноустройств размером с молекулу. Он свято верил, что такие устройства непременно изобретут в следующем столетии. То есть — сейчас.
— И как? Изобрели?
— Активно производят. Вспомните управляемые с помощью компьютера микросубмарины. Хирурги пользуются ими для реставрации артерий у людей, перенесших инсульт. Включите любой научный канал — сразу увидите последние достижения в области нанотехнологий.
— Но восстановить головной мозг целиком, молекулу за молекулой! Представьте, сколько их!
— Примерно десять в двадцать третьей. Ерунда.
— Да уж. — Джефферджи не понимал, шутит ли Эдит. Нет, женщина говорила совершенно серьезно. — Хорошо. Допустим, вам удастся восстановить мозг до мельчайших деталей. Но воскресит ли это личность? Воспоминания? И остальное, что делает человека особенным, индивидуальным, наделенным самосознанием?
— Есть причины, которые могут помешать? Не верю, что мозг более загадочен, чем остальные органы. Мы знаем, как он работает. Пусть не в деталях, но в принципе. Есть шанс заглянуть глубже. В процессе работы мы многому научимся.
— Как думаете, сколько времени займет проект?
— Спросите лет через пять. Быть может, тогда я отвечу. Десятилетие, два, три, век. Или вечность.
— Могу лишь пожелать удачи. Идея интереснейшая. Возникнет масса проблем, помимо чисто технических. Например, родственники девочки, если таковые отыщутся.
