Холодильник оказался пуст. Терминатор ограничилась банкой
зеленого горошка и упаковкой сушек.
Она всю ночь страшно выла в коридоре. Низко и переливчато.
Хотелось выкинуть ее на улицу.
Рита проснулась утром с головной болью, а я – с синяками под
глазами.
Терминатор сладко спала на моем пальто, которое она стянула
с вешалки. Телефонный провод был перегрызен. Она улыбалась даже во сне. Но
теперь эта улыбка казалась мне издевательской.
2
Единственное, чего я хотела на работе, – это спать.
Хорошо, что Любовь Макаровна заболела. Хорошо, что учеников
нет.
Как там Терминатор? Мы закрыли ее на кухне, решив, что
именно там она причинит минимальный ущерб. Надо было закрыть в ванной.
Позвонила Любовь Макаровна.
Мне придется взять ее ученика. Срочная работа. Она говорила
про него, понизив голос и делая многозначительные паузы. Он куда-то там
баллотируется. Его срочно надо научить говорить.
Я вздохнула. Посмотрела на себя в зеркало. Выпила кофе.
Разложила на столе карточки с буквами и слогами. Прошлась по аудитории с
указкой и умным видом.
Может, какой-нибудь будущий президент? У Любови Макаровны
серьезные ученики. Правда, непонятно, почему они учатся говорить только после
того, как уже овладели умением держать нож с вилкой, стильно одеваться и
зарабатывать огромные деньги?
Раз в неделю я работаю в детском доме. Дети – самые
благодарные ученики. Особенно эти. Когда я ухожу, они обнимают меня и целуют. И
смотрят в окно мне вслед. Я научила их чертить на стекле буквы и придумывать
слова.
Сначала все они старательно выводили только одну букву –
«М».
У моего ученика оказалось очень странное лицо. Если бы
кому-то пришло в голову нарисовать глаза и рот на лопате, то это был бы его
портрет. Нос размазан по всей поверхности.
Выяснилось, что это не он. Его водитель.
Мило: за мной прислали машину.
Почему-то я испугалась, что на глаза наденут повязку. Я это
в каком-то кино видела.
Обошлось.
В лифте размером с актовый зал мы поднялись на последний
этаж.
Дверь открыла низенькая калмычка в спортивном костюме. Она
произносила «в» как «ф», хотя, конечно, никто, кроме меня, этого не замечал.
В гостиной одна стена оказалась полностью стеклянной. Но холодно
не было. И из щелей не дуло.
Я села на мягкий кожаный диван и поняла – раньше я и
представления не имела, что такое диван. И что такое «мягкий».
На столике у дивана стояла низкая пузатая вазочка с орехами,
изюмом и курагой.
За полчаса, которые я провела в одиночестве, количество
орехов сократилось вдвое. А кураги не осталось вообще.
Я бы съела и изюм, но мне казалось, что если что-то одно
оставить, то все подумают, будто я пробую по чуть-чуть от безделья то, что мне
нравится, а не ем все подряд с голодухи.
Через сорок минут мне предложили чаю. Я отказалась, уж не
знаю почему.
Его звали Влад. Наверное, от Владислав.
Было какое-то обескураживающее очарование в его манере
произносить звуки.
Совершенно неправильно.
Он был настолько красив, что мне было как-то неудобно
смотреть ему в глаза.
Он извинился за опоздание так, словно кто-то мог бы его не
извинить.
Я боролась со смущением минут пять.
Он благородно делал вид, что этого не замечает.
Надеюсь, мне показалось, что он заметил полупустую вазочку.
Он был одет в широкие джинсы и рубашку навыпуск. Очень
стильно. Но одежда не была его главным козырем. Глаза. Темные, с длиннющими
ресницами, они смотрели на меня так, словно никого другого на свете не
существовало.
И голос. Очаровательная хрипотца, которая бывает у мальчишек
в период полового созревания. Этот период прошел у Влада лет двадцать назад. Но
голос!
Я аккуратно расставила на столе карточки, склеенные домиком,
чтобы с них удобней было читать звуки.
Взяла указку.
Я показалась себе маленькой девочкой, играющей в школу.
– Даша, – попросил Влад своим потрясающим
голосом, – вы мне сначала расскажите, что мы будем делать.
Он стоял напротив меня, облокотившись на комод, и улыбался.
– Мы будем учиться правильно говорить, – пояснила
я как можно строже. – Да, какие у нас сроки?
В этот момент я пожалела, что не ношу очки. Был как раз
подходящий случай, чтобы опустить их на переносицу.
– Сроки? Вообще месяц. Но я бы предпочел две недели.
– Тогда это должен быть интенсив.
По-моему, я держалась отлично.
– Согласен. Любовь… – Влад сделал вид, что задумался,
но это была видимая неправда – забыл отчество…
– Макаровна, – подсказала я.
– …обещала мне ваше время с утра до вечера. Может такое
быть?
Я снова растерялась. Но быстро представила себя Любовью
Макаровной и ответила так, как ответила бы она:
– Ну, раз надо…
И даже тяжело вздохнула.
Он послушно произносил звуки, парные и непарные. Я учила его
правильной мимике, и он даже не всегда отвечал на телефонные звонки.
Он мило попрощался со мной через два с половиной часа.
Сон улетучился из моей головы, как джинн из Аладдиновой
лампы.
Мысленно я еще долго произносила звуки и скороговорки. И
думала о том, чему завтра уделить больше времени.
Я должна быть у него в десять.
Интересно, удобно ли попросить водителя остановиться около
супермаркета?
Интересно, Влад любит собак?
Интересно, вообще кто-нибудь может любить Терминатора?
Картины разгромленной кухни проплывали перед глазами одна
ярче другой.
Водитель подъехал прямо к входу в магазин, не замечая
прохожих, которым из-за этого пришлось прижаться к стене.
Выходя из машины, я сама открыла дверцу, опередив водителя
на долю секунды. Непростительная оплошность.
Я купила кефир, творог, сухой корм.
Интересно, Влад ходит в магазин? С женой? А он вообще женат?
Сейчас он бы мог занять очередь в кассу.
Он, наверное, ест на завтрак йогурты.
А может быть, черную икру?
А может быть, он кладет икру в йогурт?
