Возможно, она просто никогда не заканчивается.
Навигатор не работал, села батарея. Как назло.
Снег забился в нос, глаза и уши. Вокруг ничего не было
видно, а скрипучий вой ветра заглушал голоса.
Мы двигались наобум.
Было такое ощущение, что это никогда не кончится. Отличное
средство забыть обо всех проблемах – промерзнуть до костей.
Мы заблудились.
Пурга могла продолжаться несколько суток.
Нам оставалось минут тридцать пути.
В разгар агитации пурга утихла.
Вездеход остановился на берегу озера.
Следующая часть нашей программы – охота.
Пятистенка, в которой накрыт отличный стол.
Нигде не бывает такого аппетита, как здесь.
Традиционно стол оплачивали местные коммерсанты, которым
обещали знакомство с заезжим московским гостем. И обрисовали возможные
перспективы этого знакомства.
Все они пришли на поклон, и я долго выслушивал их
предложения. По очереди. И пил водку.
Это длилось почти до утра.
Привезли девок. Крепких, коренастых, хохочущих.
На охоту отправились только через день. Потому что запах
перегара распугал бы всех зверей.
Сели на снегоходы, потом встали на лыжи. Потом долго шли
пешком, чтобы не спугнуть медведя. Медведя-шатуна.
Это была моя вторая охота. Мороз не чувствовался, воздух был
наполнен предвкушением. И мы все дышали этим воздухом.
Медведя гнали ягдтерьеры, потому что температура была около
минус сорока. После тридцати у лаек промерзают соски, и тогда работают злющие
ягдтерьеры.
Я стоял по пояс в снегу, когда начался загон.
Медведь вышел прямо на меня. Впервые в жизни я понял
правильно смысл выражения «один на один». Ничто вокруг не существовало.
Я дергал предохранитель на своем карабине, а медведь
приближался ко мне, глядя куда-то в землю.
Очень четко я осознал, что от мороза на предохранителе
замерзла смазка.
Медведю до меня оставалось метров восемьдесят.
Я нащупал в кармане нож, достал, дрожащими руками сбил
льдинку с предохранителя.
Когда до медведя оставалось тридцать метров, я выстрелил в
него разрывной пулей. Попал в глаз.
Медведи как люди – падают вперед. Затылка не было.
Черно-красные мозги медленно впитывались в снег.
Пот оседал инеем на моей трехдневной щетине.
Тридцать километров на лыжах я пробежал молча, даже ни о чем
не думая.
Мне протянули стакан водки, и я выпил его залпом, жадно, как
рассол с похмелья.
– Я убил медведя, – сказал я.
Меня отвели спать.
Я проспал сутки.
Пахло едой.
Из лап застреленного мной медведя приготовили пельмени. Они
ароматно дымились в огромной деревянной плошке посередине стола.
Я попросил баранины.
Вертолет доставил меня в аэропорт.
Лады нет дома. А я думал, она ждет меня на завтрак.
Она уехала. Домработница сказала:
– Учительница ваша с ней. Вместе они.
Позвонил Ладе.
Лада хорошо водит. По-мужски. И ей нравится. Говорит, что
это ее успокаивает. А то бы давно водителя взяла.
Она опять где-то бросила свою машину. Около какого-то
очередного ночного клуба.
У меня было только одно условие – больше чем бокал вина за
рулем не выпивать.
Видимо, выпила больше.
Они у толстого Ларчика. С Дашей.
Я сам за ней заехал. Лада не спустилась.
Повторял все эти идиотские звуки и учил тупые скороговорки.
Смеялся и дразнил ее.
Она краснела и иногда дерзила.
В понедельник Лада объявила, что у нее начинается пост. Она
подарила домработнице книгу о вегетарианской диете.
Ее пост продлится до 22 апреля.
Это будет строгий пост. В нем не будет ни мучного, ни
жареного, ни мясного, ни секса.
– Дорогая, ты с ума сошла? Полтора месяца без секса?
Да она сама столько не выдержит.
– Я бы на твоем месте тоже придерживалась бы поста.
– Мне кажется, я пока не готов.
– А зря.
– Лад, я понимаю – мясо. Что там еще? Мучное. Но при
чем тут секс?
– Ну это же не я придумала.
– А мне-то что делать?
– Я тебе сказала.
– У тебя крыша поехала от пьянства.
– После этих слов я бы рекомендовала тебе бежать в
церковь и ставить свечки. И знаешь что?
– Что?
– Будь добр относиться с уважением к тому, что я делаю.
Во вторник Лада продемонстрировала мне билет бизнес-класса
Москва-Цюрих. На завтра.
– Я улетаю с Валькой в горы. На десять дней.
– Это потому, что на беременных и странствующих пост не
распространяется?
У Лады было отличное настроение. Она хихикала, рассматривая
свой сноубордический костюм.
– Это, кстати, тоже серьезный плюс. А поскольку
забеременеть я не могу, то приходится путешествовать.
У меня никогда не будет детей. Диагноз – аспермия. Не
лечится.
Соответственно у Лады никогда не будет детей.
И она никогда не сможет сослаться на беременность во время
поста.
Я предупредил ее об этом до того, как сделал ей предложение.
– Это точно не лечится? – Она смотрела на меня с
ужасом.
– Точно.
Она сказала, что ей надо подумать. Я согласился.
Она не звонила четыре дня.
Я решил, что никогда уже не увижу ее. Я не выпускал из рук
телефон ни на минуту.
Она позвонила ночью, когда я уже спал. Телефон лежал рядом с
подушкой.
– Я не поняла, ты вообще сделал мне предложение?
– Пока нет.
– Ах вот как! – И она повесила трубку.
Через полчаса я был у нее. И в моей машине было столько
цветов, сколько могло в ней уместиться.
Лада сказала, что мы возьмем несколько букетов, а за
остальными спустимся утром.
Утром Ладин сосед, сочувственно наблюдая, как мы таскаем
цветы из машины, сочувствующе поинтересовался:
