Ганя последовал его примеру.
– Без проблем. Пойдемте, я помогу вам переехать этих водил. – И капитан поднялся вслед за ними.
Прощание было коротким. Под возмущенные возгласы толпы «семерка» по встречной обогнула вереницу машин. Шлагбаум открылся по мановению руки капитана. Что-то еще банальное сказали друг другу, и Джон, после очередных крепких рукопожатий, вылез из их машины. И еще махнул вслед. Потом быстро растворился в зеркале заднего вида.
Матеря Калинова и его обещанные БТР, приятели набрали скорость. «Может статься, маленькая боевая колонна запаздывает, и она еще догонит их», – понадеялись Костя с Ганей.
Глава тринадцатая
Отъехав километров на пять, приятели решили остановиться, чтобы пообедать и все-таки подождать сопровождение. Шлагбаум и вагончик уже скрылись из поля видимости. Кругом был лесок из сосенок. Машину загнали в небольшой карман – когда-то здесь начиналась проселочная дорога, но теперь исток был завален высохшими чешуйчатыми соснами, ощетинившимися изломанными крюками лап.
Костя, переместившийся после границы на пассажирское кресло, потер руки и потянулся к заднему сиденью.
– Так, чем тут у нас можно поживиться? – Он поморщился от внезапного укола не зажившего до конца ребра.
Ганя тем временем третировал мобильник.
– Что ты будешь делать, а?! Калинов опять недоступен, хотя сеть, на удивление, есть.
Вскоре на центральной консоли появился импровизированный столик из планшетки, накрытый бутербродами с аппетитной волокнистой ветчиной из комитетского пайка, рыхлыми шариками картошки в пластиковой ванночке, банкой соленых огурчиков. В автомобильном чайнике подоспел кипяток, и ребята заварили пайковый «Уральский борщ» в фирменных баночках.
– Вот что я не приемлю, так это генно-модифицированную пищу, – пожаловался Ганя. – И не из-за всякой там трескотни про опасные воздействия на человека. А просто у нее вкус какой-то стремный.
– Думаешь, эта ветчина настоящая? – усмехнулся Костя.
– Конечно. Это ж комитетская.
– Ну и что. По-твоему, нам не могут подсунуть какую-нибудь лажу?
Ганя пожал плечами.
– Наивняк. Кому сейчас можно верить? В наше скотское время не то что еду отравленную впарят, могут и воду в водопроводе отравить. Представь, к примеру, – жуя картошину, начал развивать тему Костя, – НАТО каким-то образом завербовало посредническую фирму. И посылает свою американскую курятину, накачанную какими-нибудь смертоносными наноботами, вырабатывающими в теле человека яд. Ну, это я так, утрирую. А фирма-посредник привозит ее на Урал по подложным документам. Типа, «маде ин УНР». И за взятку впаривает Комитету. Вот так можно и перетравить нашего брата. То есть, кого не удалось уничтожить ядерными бомбами и задушить миротворческими базами, того можно просто перегноить, как тараканов. Старый испытанный способ.
– Н-да, что-то в этом есть, конечно. – Ганя с умным видом повертел перед глазами вилкой с наколотым огурчиком.
– Вот насчет картошечки можешь точно не сомневаться, – между прочим, заверил Костя. – Я ее у бабульки одной брал, на базарчике около дома. Бабка проверенная, сто лет у нее покупаю всякую всячину. Одно время хреновинку из свежих помидорок брал.
– Умм, какая прелесть! – вставил Ганя, хрустя огурчиком. – Сейчас бы этой хреновинки да с домашними пельменями.
– Ага. А летом старушенция еще белыми грибами приторговывает. Большие такие, красивые, и где она их находит только?
– Может, у нее генная лаборатория дома, – хихикнул Ганя (его волосы сбились, и он их порывисто поправил). – И она грибки-то и разводит, мутагенные, ха-ха. Ты из них грибницу варил?
– Ну варил. Как видишь, жив. Даже не тошнило, нормальные были грибы.
– Слушай, а ты пробовал когда-нибудь наркотические грибы?
– Нет, как-то все не довелось. Только в кино про них слышал. А, и еще в юности у Пелевина читал. Был, значит-с, такой писатель.
– Почему был? Он, может, и сейчас есть. Остались же в Москве люди. Только книги никто теперь не издает.
– Угу. – Костя уже наворачивал борщ.
Беседа так же неожиданно стихла, как началась. На десерт заварили чаю, распечатали плиточный шоколад. Быстро почаевничали, затем старательно прибрали за собой.
Ганя снова набрал Калинова. Но все безрезультатно, тот словно сгинул.
– Странное подозрение у меня закралось, – поделился приятель. – Видимо, с военной группой нас решили кинуть.
– Действительно, странно, – протянул Костя. – На Калинова это непохоже. Будто он нас динамит. Или просто накладка какая-то?
– Что будем делать? Сидеть и ждать у моря погоды?
С минуту Костя подумал, постучал пальцами. Наконец, глубоко вздохнул.
– Черт с ним. Давай двинем пока в одиночку. Время не терпит. А там – посмотрим.
– Ну что ж, тогда покурим, и в путь? – приободрился почему-то Ганя, демонстративно положив руки на рулевое колесо.
– Да, главное после сытного обеда – спокойно покурить, – согласился Костя и достал сигареты.
Минут через двадцать после обеда явилась большая туча, пошел дождь с градом. Ганя коршуном уставился на дорогу. Дворники забегали по стеклу, зачастили убаюкивающим тиканьем. Но стихия не сдавалась. Напротив, с остервенением засыпала шрапнелью едва очищенное пространство. Стрелка спидометра застыла на отметке девяносто километров в час. «Ясен пень, – говорил себе Костя. – Выжимать больше в таких условиях довольно глупо».
Маленькая порция водки плюс сытный обед сделали свое дело. Муконин ощущал, как тяжелеют веки. Глаза закрывались сами собой, против воли.
– Ладно, я, наверно, вздремну, – пробормотал он, откинул спинку сиденья и отключился.
– Твое право, – услышал он уже сквозь полудрему.
И пришло что-то теплое и ясное. Тонкие ласковые пальцы мягкими расческами ворошили ему волосы, сочные губы впивались в шею, гнущееся тело будто обвивало его скользкой чарующей русалкой.
Он осторожно выпростался из объятий и увидел ее лицо. Необычный рисунок тонких бровей, чувственные влажные губы с легким изгибом.
«Маша?! Откуда ты здесь?» – сорвалось с уст, а она лишь загадочно улыбнулась.
«Значит, между нами ничего плохого не произошло?» – то ли спросил он вслух, то ли пробормотал про себя.
«Ну конечно. Все, что было, – это сущий бред. Я ждала тебя здесь. Разве ты не видишь, как я соскучилась?»
«Где это – здесь?» – Он огляделся по сторонам, но, кроме ярких лучей солнца и серо-желтого песка, ничего не было.
Она молчала и улыбалась той нежной детской улыбкой, которую он успел запомнить. И ему показалось, что вот оно – счастье. Неважно где. И он снова обнял ее, прижимая к себе.
