Я так и не поняла, хочу ли вообще детей. Осознав в тридцать
лет, что не хочу ребенка, я сама себе удивилась; как вспомню тот шок, так сразу
зарекаюсь давать обещания насчет того, что будет со мной в сорок Могу только
сказать, что чувствую в данный момент: я очень рада своему одиночеству. Я также
уверена, что не стану торопиться и заводить детей лишь потому, что потом могу и
пожалеть, что их у меня не было; эта мотивация не кажется мне слишком
убедительной, чтобы подарить нашему миру очередного младенца. Хотя порой люди
решают продолжить род именно по этой причине: чтобы застраховать себя от
разочарований.
Пожалуй, люди заводят детей по разным причинам: иногда
потому, что им хочется о ком-то заботиться и наблюдать за развитием новой
жизни; иногда потому, что у них нет выбора; бывает, что таким образом пытаются
удержать партнера или произвести наследника; а некоторые вообще рожают безо
всяких рассуждений. Не все эти причины равноценны, и не все альтруистичны.
Впрочем, то же самое можно сказать о причинах не иметь детей. Но вместе с тем
не все они свидетельствуют об эгоизме.
Я заговорила об этом, потому что никак не могу смириться с
обвинением, которое не раз предъявлял мне муж, по мере того как наш брак разваливался, —
с обвинением в эгоизме. Когда он называл меня эгоисткой, я всегда безропотно
соглашалась и принимала его обвинения, все до последнего. Ну надо же — еще даже
не родила детей, а уже пренебрегаю ими, заранее ставлю себя на первое место! Не
успев стать матерью, я стала плохой матерью. Эти дети — несуществующие дети —
не раз всплывали в наших ссорах. А кто о детях заботиться будет? Кто будет
сидеть с ними дома? Кто станет деньги зарабатывать? Кто будет кормить детей
среди ночи? Помню, когда жить с мужем стало совсем невыносимо, я сказала
Сьюзан: «Мои дети в такой семье расти не будут!» И Сьюзан ответила: «Может,
хватит разговоров о каких-то непонятных детях? Этих детей нет, Лиз. Почему бы
тебе не признать, что это ты не хочешь жить несчастливо? И твой муж тоже. Лучше
бы вам сейчас это понять, а не в родовой, когда матка раскроется на пять
сантиметров!»
Помню, как раз тогда меня пригласили на вечеринку в
Нью-Йорке. У одной пары — оба были известными художниками — только что родился
малыш, а мама к тому же праздновала и открытие новой галереи, где проходила
выставка ее картин. Помню, я смотрела на эту женщину, маму новорожденного, мою
подругу, художницу, которая пыталась одновременно быть хозяйкой на приеме (он
проходил в ее квартире-студии), баюкать малыша и общаться на профессиональные
темы. Признаюсь, прежде мне не приходилось видеть людей, столь явно страдавших
от недосыпа. В жизни не забуду, как она стояла на кухне после полуночи перед
грудой грязной посуды в раковине и пыталась прибрать после гостей. Ее муж (мне
неприятно говорить oб этом, и я, разумеется, понимаю, что не все мужья ведут
себя так) сидел в соседней комнате, закинув ноги на кофейный столик, и смотрел
телевизор. В конце концов она попросила его помочь на кухне, на что он крикнул:
«Да брось ты все — утром уберем». Ребенок проснулся и заплакал. Грудь у моей
подруги потекла, угробив ее коктейльное платье.
Но я ничуть не сомневаюсь, что другие гости на той вечеринке
ушли с совсем другими впечатлениями. Кто-то наверняка позавидовал этой красивой
женщине, у которой и здоровый малыш, и успешная творческая карьера, и
замечательный муж, и чудесная квартира, и такое модное коктейльное платье. На
вечеринке были люди, готовые, ни секунды не раздумывая, поменяться с ней
местами — будь у них такая возможность. Да и сама хозяйка — случись ей подумать
о тех временах — наверняка вспоминает тот праздник как утомительный, но стоящий
затрат времени и сил вечер, один из многих в ее в общем-то неплохой жизни, где
есть и материнство, и брак, и карьера. Но лично я провела весь вечер, дрожа от
паники, с одной-единственной мыслью: «Надо быть идиоткой, чтобы не понимать:
вот оно, твое будущее, Лиз. И ты ни в коем случае не должна этого допустить».
Достаточно ли я ответственна, чтобы заводить семью? Ну вот,
опять это слово — ответственность. Оно давило на меня до тех пор, пока я не
решила задуматься и тщательно его осмыслить, разбив на составляющие, которые,
собственно, и отражают его истинное значение: способность давать ответ. А в
данный момент ответа требовала реальность, где каждая клеточка моего существа
рвалась покончить с замужней жизнью. Внутренняя система раннего оповещения
давала сигнал о том, что если я и дальше буду продолжать прокладывать дорогу
локтями в этом болоте, то доведу себя до раковой опухоли. И что рожать детей
лишь потому, что мне трудно и стыдно выяснять неприглядную правду о себе, будет
как раз проявлением кошмарной безответственности, а не наоборот.
В конце концов мне больше всего помогли слова моей подруги
Шерил, которая в тот вечер обнаружила меня в ванной роскошной студии нашей
общей знакомой, где я пряталась, дрожа от страха и опрыскивая лицо водой. Шерил
тогда не знала, что мой брак разваливается. Этого не знал никто. И я ей ни в
чем не призналась. Сказала лишь: «Я не знаю, что делать». А Шерил взяла меня за
плечи, со спокойной улыбкой посмотрела в глаза и ответила: «Говори правду,
только правду и ничего, кроме правды».
Именно так я и попробовала поступить.
Однако развод — это тяжело, и не только с
финансово-юридической точки зрения или потому, что вся жизнь встает с ног на
голову. (Подруга Дебора однажды дала мудрый совет: «Никто еще не умирал от
того, что приходилось делить мебель».) Убийственнее всего эмоциональная
реакция, то потрясение, которое испытываешь, соскочив с накатанной колеи
привычного образа жизни и потеряв все те многочисленные удобства, из-за которых
многие так и катят по одной дорожке до конца жизни. Найти партнера и создать
семью — основной путь продолжения рода и обретения социальной значимости в
американском (да и любом другом) обществе. Я убеждаюсь в этом каждый раз —
стоит мне побывать на семейном торжестве у маминых родственников в Миннесоте и
увидеть, как счастливы эти люди занимать определенную ячейку в определенный
отрезок времени. Сначала они были детьми, потом стали подростками,
молодоженами, родителями, пенсионерами, бабушками и дедушками — и на каждом
этапе точно известно, кто ты такой и какие обязанности это подразумевает. Это
также определяет место, где надлежит садиться во время семейных торжеств. В
детстве надо сидеть с другими детьми, в старшей школе — с подростками, потом с
молодыми родителями, дальше — с пенсионерами. Пока наконец не окажешься в
тенечке в компании девяностолетних стариков, довольно взирающих на отпрысков. И
кто ты тогда? Ясное дело — тот, кто все это создал. Удовлетворение возникает
немедленно и более того — считается чем-то общепринятым. Сколько раз мне
приходилось слышать, как люди называли своих детей величайшим жизненным
достижением и отрадой! В период метафизического кризиса, в размышлениях о том,
не зря ли проходит жизнь, их именно это и успокаивает — пусть в других
отношениях моя жизнь и была никчемной, по крайней мере, я как следует воспитал
детей.
Но что, если ты выпала из накатанного цикла «семья —
продолжение рода», будь то по собственному выбору или против него, по стечению
обстоятельств? Что, если ты оказалась в стороне? Где тогда тебе садиться на
семейных праздниках? И как отмечать временные вехи, не опасаясь, что
бессмысленно просвистала отпущенное тебе время? Тогда нужно искать другую цель,
другую систему мер для человеческого успеха. Я люблю детей, но что, если у меня
их не будет? Что я тогда за человек?
