На днях монах сказал мне: «Место, где отдыхает ум, —
это сердце. Целый день ум слышит один только звон, шум и споры, и все, что ему
нужно, — тишина. Ум обретает спокойствие лишь в тишине сердца. Туда ты и
должна отправиться».
Кроме того, сегодня я хочу попробовать другую мантру. Раньше
у меня хорошо получалось на ней медитировать. Мантра простая, всего два слога:
Хам-са.
На санскрите это означает «Я — То».
Йоги считают Хам-са самой естественной мантрой, данной нам
Богом еще до рождения. Это звук нашего собственного дыхания: «Хам» произносится
на вдохе, «са» — на выдохе. (Кстати, «Хам» говорится мягко, открыто — хаааауум,
а не как если бы вы в сердцах припоминали бывшего парня, например. А «СА»
рифмуется с «а-а-а-а…») Всю нашу жизнь, с каждым вдохом и выдохом, мы повторяем
эту мантру. Я — То. Я — божественная сущность, я с Богом, я — божественное
проявление, я не существую по отдельности, я не одинока, я не ограниченная эгом
иллюзия. Эта мантра всегда казалась мне простой и естественной. На ней легче
медитировать, чем на «Ом намах шивайя», которая является чем-то вроде
официальной мантры нашей йогической школы. Но несколько дней назад я поговорила
с одним из монахов, и он посоветовал мне не колебаться и использовать для медитации
Хам-са, если это мне поможет. «Объект для медитации должен вызвать в уме
переворот, а что это за объект, неважно», — сказал он.
И вот я сижу и повторяю мантру.
Хам-са.
Я — То.
Мысли приходят, но я не обращаю на них внимания, только
журю, почти как мать расшалившихся малышей: «Знаю я ваши шуточки… идите-ка
поиграйте в другом месте… Мамочка слушает Бога».
Хам-са.
Я — То.
Я ненадолго засыпаю. (А может, и не засыпаю. Когда
медитируешь, трудно понять, действительно ли то, что ты считаешь сном, им
является; иногда человек просто переходит на иной уровень сознания.)
Проснувшись (или вернувшись?), чувствую, как по телу волнами поднимается
восхитительное мягкое голубое тепло. Страшновато, но и удивительно. Не зная,
что делать, я просто обращаюсь к этой силе про себя, говорю, что верю в
нее, — и в ответ она увеличивается, распространяется. Становится пугающе
мощной, захлестывает все чувства. Она идет из основания позвоночника. Шея как
будто хочет вытянуться и повернуться, а я не препятствую и оказываюсь в очень странной
позе — с прямым позвоночником, как всякий нормальный йог, но левое ухо при этом
прижато к левому плечу. Не знаю, зачем моей голове и шее проделывать такие
манипуляции, но спорить с ними не собираюсь — уж очень настойчиво просят.
Пульсирующая голубая энергия отдается в каждом закутке моего тела, в ушах
барабанит, и этот звук становится таким мощным, что я чувствую — больше не
выдержу. Он так пугает меня, что я говорю: «Я еще не готова!» — и резко
открываю глаза. Все исчезает. Я в комнате, в привычной обстановке. Смотрю на
часы. Оказывается, я пробыла здесь (или где-то еще?) почти час.
А еще я запыхалась. С трудом перевожу дыхание.
46
Чтобы понять, что это был за опыт, что там произошло («там»
— это и в зале для медитации, и во мне), необходимо дать объяснение весьма
таинственного и мощного явления, известного как кундалини шакти.
Во всех мировых религиях бывали группы верующих,
стремившихся к прямому трансцедентному опыту общения с Богом Они отказывались
от фундаменталистского понимания божественного в священных писаниях и
догматических учениях, желая испытать божественный опыт на себе. Но самое
интересное, что все эти мистики, описывая свои переживания, говорят об одном и
том же. Единение с Богом всегда происходит в состоянии медитации, посредством некоего
источника энергии, наполняющего тело восхитительным эйфорическим светом. Японцы
знают эту энергию как ки, в китайском буддизме она называется чи, у
балинезийцев — таксу; христиане называют ее Святым Духом, бушмены из пустыни
Калахари — нум (тамошние шаманы описывают ее как змееобразный вихрь,
поднимающийся вверх по позвоночнику и вырывающийся наружу через макушку, куда
затем проникают духи). Исламские поэты-суфии называли эту божественную энергию
Любимой и посвящали ей стихи. Австралийские аборигены говорят о небесном змее,
проникающем в лекаря и наделяющем его мощными сверхъестественными силами. В
иудейской традиции — каббале — единение с божественным происходит через стадии
духовного восхождения, когда энергия поднимается по позвоночнику, проходя по
ряду невидимых меридианов.
Святая Тереза Авильская, самая мистическая из католических
святых, описывала единение с Господом как физически осязаемое восхождение света
по семи «обителям души», после чего человек оказывается лицом к лицу с Богом.
Тереза Авильская впадала в медитативный транс такой глубины, что другие
монахини не могли нащупать ее пульс. Она умоляла их никому не рассказывать о
том, свидетелями чего они стали, так как это «экстраординарное явление,
несомненно, породит обширные домыслы». (Не говоря уж о возможном вызове к
инквизитору.) В мемуарах святая Тереза признавалась, что сложнее всего не
потревожить интеллект во время медитации, ибо любые мысли, порожденные умом —
даже будь то самые искренние молитвы, — погасят «огонь Божий». Стоит беспокойному
уму начать «сочинять речи и выдумывать аргументы, особенно разумные, как у него
сложится впечатление, будто он занят важной работой». Но если абстрагироваться
от мыслей, объясняет Тереза, и вознестись навстречу Господу, то достигнешь
состояния «восхитительного изумления, божественного безумия, в котором и
обретается истинная мудрость». Сама того не зная, в своей автобиографии святая
Тереза повторяет слова персидского поэта-суфия Хафиза, который спрашивает,
почему мы все не превратились в одурманенных безумцев, коль скоро любовь Бога
столь неистова. Святая Тереза пишет, что, если ее божественный опыт на самом
деле сумасшествие, «молю тебя, Отец, пусть все сойдут с ума!»
Но дальше Тереза словно осекается. Читая ее книгу в наши
дни, можно представить, как, очнувшись ог медитативного забытья, святая
вспоминает, что находится в средневековой Испании с ее политическим климатом (а
Тереза жила в период существования одной из самых жестоких религиозных тираний
в истории), и рассудительно, покорно извиняется за свой экстаз. Она так и
пишет: «Прошу простить мою излишнюю дерзость». И добавляет, что не стоит
прислушиваться к ее идиотскому лепету, так как она всего лишь женщина, червяк,
презренный паразит и так далее. Так и представляешь, как она оправляет свое
монашеское одеяние, приглаживает выбившуюся прядь, а божественная тайна горит
внутри нее ярким невидимым огнем.
В индийской йогической традиции эта божественная тайна носит
имя кундалини шакти. Ее изображают в виде змеи, которая лежит, свернувшись
кольцом у основания позвоночника, до тех пор, пока прикосновение мастера или
чудо не освободит ее, — и тогда она восходит по семи чакрам, или колесам
(а можете назвать их семью обителями души), и, наконец, вырывается наружу через
голову, и этот взрыв и есть единение с Богом. В йоге говорится, что чакры
существуют не в грубом, физическом теле — там их искать нет смысла; это
составляющие тонкого тела — оболочки, о которой говорят и буддийские учителя,
призывающие учеников отделить свою новую сущность от физического тела по
аналогии с тем, как воин вынимает меч из ножен. Мой друг Боб, помимо того что
практикует йогу, еще и работает нейробиологом и признается, что его всегда
очень волновала сама идея существования чакр, но он непременно хотел увидеть их
в человеческом теле во время вскрытия, чтобы поверить в их реальность. Однако,
пережив особенно интенсивный медитативный опыт, он стал смотреть на это иначе.
Вот его слова: «Так же, как в языке существует буквальный и метафорический
смысл, так и у человека есть буквальная анатомия, а есть метафорическая. Одна
всегда на виду, другая скрыта. Одна состоит из костей, зубов, плоти; другая —
из энергии, памяти, веры. Но обе существуют на равных».
