В Гуруджите сто восемьдесят два стиха, их нужно выкрикивать
в полный голос (иногда я так и делаю), и каждый стих представляет собой целый
абзац непролазного санскрита. Вместе со вступительной мантрой и заключительным
припевом весь ритуал занимает примерно полтора часа. И все это до завтрака,
после часовой медитации и двадцатиминутного распевания первого утреннего гимна.
По сути, именно из-за Гуруджиты всем нам приходится в три утра вылезать из
кровати!
Мне не нравится мелодия, не нравятся слова. Стоит заикнуться
об этом кому-нибудь в ашраме, как они начинают вещать: «Да, но это же такая
священная песнь!» Не спорю, книга Иова тоже священная — но мне не приходится
распевать ее вслух каждое утро до завтрака.
У Гуруджиты впечатляющая духовная история: это отрывок из
священного древнего йогического текста «Сканда пурана», большая часть которого
утрачена, а оставшаяся почти не переведена с санскрита. Подобно большинству
йогических текстов, он написан в форме разговора — своего рода диалог Сократа.
Беседа ведется между богиней Парвати и всемогущим владыкой всего сущего, богом
Шивой. Парвати и Шива являются божественными воплощениями созидания (женское
начало) и сознания (мужское). Она — генеративная энергия Вселенной, он — ее
безграничная мудрость. Все, что возникнет в воображении Шивы, Парвати привносит
в жизнь. Шива придумывает, Парвати реализует. Их танец, союз (йога), и причина
Вселенной, и ее проявление.
В Гуруджите богиня просит бога поделиться тайнами земного
осуществления, и он ей отвечает. Этот гимн меня просто бесит. Я надеялась, что
мое отношение к Гуруджите изменится во время пребывания в ашраме. Что окружение
повлияет на меня, и я научусь любить эту мантру. Но случилось как раз обратное.
За те несколько недель, что я провела здесь, антипатия переросла в настоящий
панический страх. Я стала прогуливать Гуруджиту и утром заниматься другими
делами, по моему мнению, более полезными для духовного роста: делать записи в
дневнике, принимать душ, звонить сестре в Пенсильванию и спрашивать, как
поживают ее детки.
Ричард вечно подкалывает меня, когда я пропускаю мантру.
— Я заметил, ты сегодня опять не пришла на
Гуруджиту, — говорит он.
— У меня есть другой способ общаться с Богом, —
отвечаю я.
— Это как же, во сне?
Но когда я все же являюсь на мантру, меня она лишь
раздражает. Причем физически. Я даже не пою, а словно волочусь позади всех.
Покрываюсь испариной. Это очень странно, потому что я отношусь к тем людям, что
вечно мерзнут, — а в этой части Индии в январе бывает холодно до рассвета.
Все остальные сидят и поют, завернувшись в шерстяные одеяла, в шапках, чтобы не
замерзнуть, а я, наоборот, снимаю с себя слой за слоем, слушая эту монотонную
нудятину, вся в пене, как загнанная рабочая лошадь. Когда я выхожу из храма на
холодный утренний воздух, пот испаряется с лица, как туман — ужасный, зеленый,
вонючий туман. Телесная реакция — это еще ничего по сравнению с обжигающими
волнами эмоций, захлестывающими меня, когда я пытаюсь петь. Я даже петь
Гуруджиту не могу. Могу только каркать. Злобно.
Я говорила, что в ней сто восемьдесят два стиха?
И вот, пару дней назад, после особенно отвратительного
сеанса утреннего пения, я решила посоветоваться со своим любимым учителем —
монахом с удивительно длинным санскритским именем, которое переводится как
«Тот, кто живет в сердце Господа, живущего в его сердце». Монах — американец,
ему уже за шестьдесят, он умен и образован. Раньше он был профессором
классического театрального искусства в университете Нью-Йорка и до сих пор
держится с почтенным достоинством. Монашеский обет он принял почти тридцать лет
назад. Мне нравится его прямолинейность и чувство юмора. Запутавшись в мыслях о
Дэвиде, в трудную минуту я рассказала о своих сердечных муках этому монаху. Он
с уважением выслушал меня, дал совет со всем сочувствием, на которое был
способен, и сказал: «А сейчас я поцелую свою робу». Он поднял уголок
шафранового монашеского одеяния и громко чмокнул его. Я спросила, что он
делает, подумав, что это какой-то сверхсокровенный религиозный обряд. А он
ответил: «То же, что и всегда, когда кто-то приходит ко мне за советом в
любовных делах. Благодарю Бога, что я монах и эти заморочки больше меня не
касаются».
Я знала, что ему можно доверять и я могу открыто рассказать
о своих трудностях с Гуруджитой. Как-то вечером, после ужина, мы пошли
прогуляться по саду, и я призналась, что мне совершенно не нравится эта мантра,
и попросила разрешения больше ее не петь. Монах рассмеялся. Он сказал:
— Не надо петь, если не нравится. Пока ты здесь, никто
и никогда не станет заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь.
— Но другие говорят, что это очень важная духовная
практика.
— Так и есть. Но не стану тебя пугать: ты не попадешь в
ад, если не будешь петь Гуруджиту. Скажу лишь одно — гуру очень определенно
высказалась на этот счет: Гуруджита — самый важный текст в нашей традиции и
самая важная практика, помимо медитации. Коль скоро ты живешь в ашраме, гуру
рассчитывает, что каждое утро ты будешь вставать и петь.
— Дело не в том, что я не люблю рано вставать…
— Так в чем тогда?
Я объяснила монаху, почему так невзлюбила Гуруджиту: мол,
она для меня сплошное мучение.
Он удивился:
— Гляди-ка, да тебя коробит даже от разговора о ней.
И верно. Я чувствовала, как подмышки покрываются холодным
липким потом.
— А можно в это время заниматься другими практиками? Я
заметила, что иногда, если пойти в зал для медитации вместо Гуруджиты, на фоне
голосов так приятно медитировать…
— Эх… Свамиджи бы сейчас тебя так отругал. Назвал бы
воришкой — другие трудятся, а ты крадешь их энергию. Понимаешь ли, Гуруджита и
не должна даваться легко. У нее совсем иное предназначение. Это невероятно
мощный текст, сильная очистительная практика. Она сжигает весь мусор, все
негативные эмоции. И кажется, влияет на тебя весьма позитивно, раз во время
пения ты переживаешь столь интенсивные чувства и физическую реакцию. Практика
может быть болезненной, но она действует очень благотворно.
— Но как заставить себя не бросить ее?
— А у тебя есть выбор? Бросать каждый раз, когда
сталкиваешься с трудной задачей? Профукать свою несчастную неполноценную жизнь?
— Мне послышалось… или вы правда сказали «профукать»?
— Да. Именно так я и сказал.
— И что же мне делать?
— Ты сама должна решить. Но вот мой тебе совет, раз уж
спросила: продолжай петь Гуруджиту, пока ты здесь, и прежде всего потому, что
она вызывает у тебя такую экстремальную реакцию. Если что-то причиняет столь
сильное неудобство, оно наверняка действует. Вот и Гуруджита. Она сжигает эго,
превращает тебя в чистый пепел. Тут не обойтись без напряженного труда, Лиз.
Гуруджита обладает силой, непостижимой для рационального ума. Тебе ведь в
ашраме жить еще всего неделю? А потом можешь спокойно отправляться
путешествовать и развлекаться. Отпой ее еще семь раз, и больше никогда не
придется. Помни, что говорит гуру исследуй свой духовный опыт. Ты здесь не как
туристка, не как журналист. Ты — ищущий. Так ищи.
