Я мысленно сопоставила пункты списка, прикидывая, как высоко
буду котироваться в индийском обществе в качестве невесты. Насчет гороскопа не
знаю, но слишком старая — это точно, слишком образованная, даже чересчур — да…
и мои моральные принципы, далеко не кристальные, всем давно известны… Одним
словом, не самая завидная кандидатура. Зато у меня светлая кожа! Хоть один
плюс.
На прошлой неделе Талей пришлось побывать на очередной
свадьбе кузины, и теперь она возмущалась, как ненавидит свадьбы. Все эти танцы
и сплетни. Традиционные наряды. Она бы с большим удовольствием мыла полы в
ашраме и медитировала. В семье ее никто не понимает; ее религиозность выходит
за рамки того, что считается нормой.
— Мои родные давно поставили на мне крест: я слишком
выделяюсь, — говорит Талей. — У меня репутация человека, которому
скажи одно, а он все равно все сделает наоборот. И у меня есть характер. Учусь
я неважно, но теперь придется постараться: я собираюсь поступать в колледж и
буду сама выбирать, что мне интересно. Я хочу изучать психологию, как наша гуру
в колледже. Меня считают трудным ребенком. Я ничего не буду делать, если не
понимаю, зачем это нужно. Мама это знает и всегда старается все мне объяснить,
но отец — нет. Он говорит, что я должна сделать то-то потому-то и потому-то, но
мне его доводы не кажутся убедительными. Иногда я удивляюсь, как попала в эту
семью, — ведь я совсем на них не похожа.
Кузине Талей, которая вышла замуж на прошлой неделе, всего
двадцать один год; следующей в списке идет ее старшая сестра, ей сейчас
двадцать. После этого на Талей станут оказывать огромное давление, чтобы она
нашла себе мужа. Я спросила ее, хочет ли она замуж, и она ответила:
— Неееееееееееееееееееет…
Это «нет» длилось дольше, чем закат, которым мы любовались
над садом.
— Хочу бродить по свету, — заявила Талей. —
Как ты.
— Но Талей, я не всю жизнь путешествовала, как сейчас.
Я была замужем.
Нахмурившись, она взглянула на меня сквозь потрескавшееся
стеклышко очков, недоуменно изучая мое лицо, — как будто я сказала, что
когда-то была брюнеткой, и теперь она пытается представить меня с темными
волосами. Наконец Талей выдала:
— Ты? Замужем? Не могу представить.
— Но это правда. Я была замужем.
— И сама от него ушла? — Да.
— По-моему, это было очень умно с твоей стороны. Теперь
ты выглядишь очень счастливой. Но я-то, я-то как здесь оказалась? Почему
родилась индианкой? Это просто возмутительно! Почему в этой семье? Почему я
должна постоянно ходить на эти свадьбы?
И Талей принялась разгневанно бегать по кругу и кричать
(хотя в ашраме так громко кричать не принято):
— Хочу жить на Гавайях!
60
Ричард из Техаса тоже когда-то был женат. У него двое
взрослых сыновей, которые поддерживают с ним близкие отношения. Иногда Ричард
упоминает о бывшей жене, когда рассказывает какую-нибудь историю из жизни, и
всегда говорит о ней с нежностью. При этом мне становится завидно: я
представляю, как Ричарду повезло, что они с бывшей женой даже после развода
остались друзьями. Это странный побочный эффект возник после моего
многострадального развода: стоит мне услышать, как какая-то пара рассталась
друзьями, — как я начинаю завидовать. Хуже того: я начала думать, что это
очень романтично, когда люди разводятся цивилизованно. «Как мило… — думаю
я. — Наверное, они действительно любили друг друга…» И вот однажды я
спросила об этом Ричарда. Я сказала:
— Кажется, ты испытываешь к бывшей жене добрые чувства.
Вы остались друзьями?
— Не-а, — спокойно ответил он. — Она думает,
что меня теперь зовут Козлом.
Меня поразило, как спокойно Ричард об этом говорит. Мой
бывший супруг тоже думает, что я сменила имя, но я очень переживаю на этот
счет. Он так и не простил меня за то, что я от него ушла, и это стало одним из
самых сложных последствий развода: ведь сколько бы я ни извинялась и ни
объяснялась, ни брала вину на себя, как бы ни раскаивалась, сколько бы
материальных благ ни предлагала, чтобы как-то компенсировать свое
поведение, — он вовсе не собирался восхвалять меня и говорить: «Дорогая,
меня так впечатлила твоя щедрость и честность, что хочу признаться—я очень рад
стать твоим бывшим мужем». Но нет. Оказалось, мое поведение непростительно. И
эта непрощенность до сих пор живет во мне черной дырой. Даже в минуты счастья и
восторга (особенно в такие минуты) я не могу надолго забыть об этом. Он все еще
меня ненавидит. Мне кажется, это никогда не изменится, я вечно буду в плену его
ненависти.
Как-то раз я заговорила об этом с друзьями в ашраме. У нас в
компании появился новенький — водопроводчик из Новой Зеландии. Он услышал, что
я писательница, и стал разыскивать меня, потому что и сам был писателем, —
так мы и познакомились. В Новой Зеландии у него вышла потрясающая книга
мемуаров — «Путь водопроводчика», — где он рассказывал о своем духовном
путешествии. Так вот, новозеландский поэт-сантехник, Ричард из Техаса,
ирландский фермер, индианка Талей, девушка на выданье с мальчишескими
повадками, и Вивиан, старушка с белоснежными волосами и немеркнущей смешинкой в
глазах (это она была монахиней в Южной Африке) — такой у меня был круг
друзей, самая удивительная подборка персонажей, которую можно встретить только
в индийском ашраме.
И вот как-то раз за обедом речь зашла о супружестве, и
поэт-сантехник сказал:
— Брак сродни операции, когда двоих людей сшивают
вместе, а развод — это ампутация, и на залечивание требуется немало времени.
Чем дольше ты был женат, тем сложнее проходит ампутация, тем тяжелее
выздороветь.
Теперь понятно, откуда эти послеразводные,
послеампутационные ощущения, которые преследуют меня уже несколько лет: я все
еще болтаю несуществующей ногой, то и дело сбивая предметы с полок.
Ричард из Техаса спросил: неужели я собираюсь позволить
бывшему мужу влиять на мое самоощущение всю оставшуюся жизнь? Я ответила, что
не знаю, но до сих пор его голос имел огромное значение, и, если честно, в
глубине души я по-прежнему жду, когда же он меня простит, отпустит и разрешит
жить спокойно.
Фермер из Ирландии заметил:
— Ты попусту тратишь время, ожидая, когда этот день
настанет.
— Ну что сказать, ребята? Я просто зациклилась на
угрызениях совести. Как некоторые женщины зацикливаются на бежевом цвете.
Бывшая католическая монахиня (вот кто должен знать все о
чувстве вины!) слышать ничего не желала.
— Совесть — это уловка твоего эго, таким образом оно
пытается убедить тебя в том, что ты прогрессируешь морально. Не поддавайся на
эти фокусы, дорогая.
— Больше всего меня мучает то, что между мною и бывшим
осталась неразрешенная ситуация, — призналась я. — Как открытая рана,
которая никак не заживет.
— Это ты так думаешь, — возразил Ричард. —
Если хочешь так смотреть на вещи, не стану тебя переубеждать.
