Своим прекрасным танцем они словно говорили: «Не вмешивайся,
Лиз. Ты сыграла свою роль в этих отношениях. Теперь мы сами решим, что делать.
А ты живи дальше».
Прошло немало времени, я наконец открыла глаза… и поняла,
что все прошло. Не только мое супружество и развод, но и чувство
незавершенности, унылая пустота и меланхолия… все прошло. Я чувствовала себя
свободной. Позвольте уточнить: я вовсе не хочу сказать, что с тех пор больше
никогда в жизни не вспоминала о бывшем муже и не испытывала при этом никаких
эмоций. Но благодаря ритуалу на крыше в моей душе появилось особое место, куда
можно было бы отправить эти мысли и чувства, когда они возникнут в
будущем, — а они будут возникать всегда. Зато теперь, когда это случится,
я отправлю мысли сюда, на эту крышу моей памяти, под опеку двух душ, светящихся
прохладным голубым светом, которые все понимают и будут понимать всегда.
Для этого и существуют ритуалы. Люди проводят религиозные
церемонии, чтобы создать безопасное место для хранения самых сложных чувств,
будь то счастье или горе, чтобы не пришлось вечно таскать переживания с собой,
как тяжкий груз. Нам всем нужно место для хранения эмоций. Я верю, что, если в
культуре или религиозной традиции отсутствует ритуал, необходимый человеку,
можно изобрести собственную церемонию и своими силами наладить поврежденную
эмоциональную систему, как сделал мой изобретательный и щедрый
поэт-водопроводчик. Главное — провести «домашнюю» церемонию искренне, и тогда
Божья милость обеспечена. Ведь именно для этого нам нужен Бог.
Я встала и выполнила стойку на руках на крыше моей гуру,
празднуя свое освобождение. Я чувствовала ладонями пыльную плитку. Я
чувствовала свою силу и равновесие. Легкий ночной ветерок овевал мои босые
ступни. Бесплотная душа, излучающая прохладно-голубое сияние, не способна
сделать стойку на руках, однако человеческому существу такое под силу. У нас
есть руки, и если мы захотим, то можем опереться на них. В этом наше преимущество,
прелесть пребывания в смертном теле. Именно поэтому мы нужны Богу. Ведь Ему
нравится чувствовать мир нашими ладонями.
61
Сегодня уехал Ричард из Техаса. Улетел домой, в Остин. Я
проводила его в аэропорт, и нам обоим было грустно. Мы долго стояли на
тротуаре, прежде чем он зашел в терминал.
— Что же я буду делать без моей Лиз Гилберт? Даже не
над кем поиздеваться будет, — вздохнул Ричард. А потом сказал: — Тебе
ашрам пошел на пользу. Ты выглядишь совсем иначе, чем несколько месяцев
назад, — как будто сбросила часть уныния, что вечно таскала за собой.
— Я сейчас очень счастлива, Ричард.
— Ну тогда запомни: все твои несчастья будут поджидать
тебя у выхода, а вот брать их с собой или нет — дело твое.
— Я не стану их брать.
— Вот и умница.
— Ты мне очень помог, — призналась я. — Ты
мой ангел с волосатыми руками и грязью под ногтями.
— Мои бедные ногти так и не пришли в себя после
Вьетнама.
— Могло быть и хуже.
— А для многих ребят и было хуже. Хорошо хоть ноги при
мне. Нет уж, сестричка, в этой жизни мне досталось непыльное воплощение… Да и
тебе — никогда об этом не забывай. Может, в следующей жизни станешь одной из
тех индианок, что ворочают булыжники у дороги, — тогда поймешь, что жизнь
не сахар. Так что цени, что имеешь. Учись благодарности, дольше проживешь. И
знаешь что, Хомяк? Сделай одолжение, начни жить по-настоящему.
— Я уже живу.
— Нет, я о другом. Найди человека, которого могла бы
полюбить. Выжди столько, сколько нужно, чтобы залечить раны, но потом все же
впусти кого-нибудь в свое сердце. Не превращай свою жизнь в памятник Дэвиду или
бывшему мужу.
— Не буду, — ответила я. И вдруг поняла, что это
правда — не буду. Давняя боль от потерянной любви и прошлых ошибок словно
растворилась перед глазами, исчезла благодаря пресловутой целительной силе
времени, терпению и Божьей милости.
И тут Ричард снова заговорил, мгновенно вернув мои мысли к
более примитивным жизненным реалиям.
— Знаешь, говорят, секс — лучший способ избавиться от
головной боли.
Я рассмеялась.
— Ну все, Ричард, с меня хватит. Теперь можешь
возвращаться в свой Техас!
— Пожалуй, я так и сделаю, — ответил он, окидывая
взглядом пустынную аэропортовскую стоянку. — Что за польза торчать тут без
дела?
62
На обратном пути в ашрам, проводив Ричарда в аэропорт, я
решила, что чересчур много болтаю. По правде говоря, я всю жизнь была
болтушкой, но за время своего пребывания в ашраме разболталась окончательно.
Мне осталось жить здесь еще два месяца, и я не хочу профукать свой уникальный
шанс духовно развиваться, променяв его на беспрерывное светское общение и
болтовню. Я с удивлением выяснила, что даже здесь, на противоположном конце
света, в возвышенной обстановке ашрама, я все равно умудрилась создать вокруг
себя атмосферу коктейльной вечеринки. И я постоянно болтаю не только с Ричардом
— хотя основной треп, конечно, с ним. Всегда находится кто-нибудь покалякать. Я
даже поймала себя на том, что назначаю встречи знакомым (заметьте, все это
происходит в ашраме!), а иногда и говорю что-то типа: «Прости, я не смогу
сегодня с тобой пообедать, так как обещала Сакши посидеть с ней. Может,
перенесем на следующий вторник?»
Та же история преследует меня всю жизнь. В этом вся я. Но в
последнее время мне пришло в голову, что моя общительность может тормозить
духовное развитие. Недаром молчание и уединение считаются общепринятыми
духовными практиками. Умение сдерживать речь — один из способов препятствовать
растрачиванию энергии, которая в данном случае льется из ротового отверстия,
изматывая говорящего и наполняя мир нагромождением слов, а не безмятежностью,
покоем и блаженством. Свамиджи, учитель нашей гуру, был большим поборником
тишины в ашраме и горячо рекомендовал ее в качестве духовной практики. Он
называл молчание единственной истинной религией. Поэтому просто нелепо, что я
так много болтаю именно здесь, в одном из немногих мест в мире, где должна — и
может — царить тишина.
И вот я решила покончить со своим статусом светской дивы
ашрама. Никакого больше трепа, сплетен, шуточек. Пора покончить со стремлением
вечно быть в центре внимания и тянуть разговор на себя. Выписывать словесные па
за плату и комплименты. Пора меняться. Отныне, со дня отъезда Ричарда, я стану
совершенной тихоней. Это будет сложно, но не невозможно, так как молчаливость в
ашраме весьма уважаемое качество. Все живущие здесь будут готовы меня
поддержать, истолковав мое решение как дисциплинированный поступок во имя
духовного совершенствования. В нашем книжном магазине даже продают маленькие
значки, которые можно цеплять на себя: «Я соблюдаю обет молчания».
Надо купить таких штуки четыре.
По пути в ашрам позволяю себе предаться фантазиям о том,
какой теперь стану молчуньей. Я буду говорить так мало, что прославлюсь на весь
ашрам. Обо мне будут говорить: «Та молчаливая девушка». Я буду послушно
придерживаться расписания, в одиночестве принимать пищу, ежедневно часами
медитировать и оттирать полы в храме, не издавая ни звука. Единственным
способом общаться с окружающими станет благостная улыбка, свидетельствующая о
безмятежности и добродетельности моего самодостаточного внутреннего мира. Люди
начнут обо мне говорить. Им станет любопытно: что это за молчаливая девушка в
глубине храма, которая вечно трет полы, опустившись на колени? Она никогда не
разговаривает. Такая таинственная и непонятная. Даже трудно представить, какой
у нее голос. Когда она идет по тропинке в саду, даже ее шаги не слышны. Она
двигается бесшумно, как ветер. Наверное, эта девушка пребывает в состоянии
постоянного медитативного единства с Богом. Никогда еще не приходилось видеть
более спокойного человека…
