63
Наутро я стояла на коленях в храме и драила мраморный пол,
излучая (как мне казалось) священную ауру безмолвия. И тут в храм зашел
индийский мальчик, сообщивший, что меня немедленно ждут в офисе сева. Сева на
санскрите — духовная практика бескорыстного служения (как, например, мытье
храмовых полов). Администраторы офиса сева распределяют всю работу в ашраме. Я
отправилась туда; мне было очень любопытно, зачем меня вызвали. Милая девушка
спросила: — Вы — Элизабет Гилберт?
Я улыбнулась с самой благостной теплотой, на которую была
способна, и кивнула. Безмолвно.
А она сообщила, что меня назначили на другую работу. По
особой просьбе администрации я больше не буду мыть полы вместе с остальными.
Мне нашли другое задание.
И как же называлась моя новая должность? А ну-ка, оцените:
дежурная по приему гостей.
64
Это явно был очередной прикол Свамиджи.
Значит, захотела стать «молчаливой девушкой из храма»? Вот
тебе…
В ашраме такое случается сплошь и рядом. Стоит только
принять важнейшее грандиознейшее решение по поводу того, что ты должна делать и
кем стать, как возникают обстоятельства, благодаря которым сразу понимаешь,
насколько плохо разбираешься в себе. Уж не знаю, сколько раз Свамиджи
произносил эти слова при жизни и сколько раз наша гуру повторяла их после его
смерти, но, видимо, этого было недостаточно, чтобы полностью усвоить их смысл:
«Бог живет в тебе. Бог и есть ты».
Бог и есть ты.
Если свести всю философию нашей йогической традиции к одной
священной истине, эта строка станет ее точным отражением. Бог живет в тебе, Бог
— это ты, такая, какая есть. Ему неинтересно смотреть, как ты пытаешься
изображать из себя кого-то другого, кто, по твоему мнению, соответствует
идиотским представлениям о том, как должна выглядеть и вести себя высокодуховная
личность. Всем нам почему-то кажется, что, чтобы стать просветленными,
необходимо внести массивные, драматические изменения в свою личность, отречься
от собственной индивидуальности. Это классический пример того, что на Востоке
называют ложным мнением. Свамиджи говорил, что недовольные собой каждый день
находят что-то новое, что им хотелось бы изменить, однако обычно это приводит
не к умиротворению, а к депрессии. Всю жизнь он учил, что аскетизм и
самоотречение — ложные цели, к которым не следует стремиться. Чтобы познать
Бога, нужно отречься лишь от одного — ощущения собственной разделенности с
Богом. Или оставаться тем, кто ты есть, не выходя за рамки своей природы.
И какова же моя природа? Мне нравится учиться в ашраме, но
что касается моей мечты о том, чтобы бесшумно парить в его стенах с нежной
неземной улыбкой, двигаясь к просветлению, — она откуда взялась? Не иначе
как с телевизионного экрана. Но реальность такова, какой бы грустной она ни
была: мне никогда не стать этим неземным созданием. Меня всегда очаровывали
воздушные девушки-виденья. Мне всегда хотелось быть молчуньей. Наверное,
потому, что я не такая. Именно поэтому мне кажется, что темные густые волосы —
это красиво: потому что у меня их нет и не будет. Но настает время, когда
приходится смириться с тем, что имеешь: если бы Богу захотелось создать меня
застенчивой барышней с густыми темными волосами, Он бы так и сделал — но не
сделал же. В таком случае благоразумно принять себя такой, какая я есть,
целиком и полностью.
Как писал древний пифагорийский философ Секстус, «мудрец
всегда похож на самого себя».
Все это вовсе не значит, что я не способна служить Господу.
Что Его любовь не может снизойти на меня и усмирить меня. Что от меня
человечеству нет никакого проку. Это не значит, что я не могу развиваться как
человек, культивировать в себе добродетель и проводить ежедневную работу,
стараясь уменьшить число моих пороков. Пусть мне никогда не стать той, что
стоит, скромно прислонившись к стене, это вовсе не означает, что я не способна
серьезно подумать о своей привычке к болтливости и кое-что изменить к лучшему —
работая изнутри. Ну да, поболтать я люблю, и, может, мне не следует так много
ругаться, или смеяться по поводу и без повода, или постоянно говорить о себе? А
вот и вовсе радикальное изменение — научиться не встревать, когда говорят
другие. Привычку прерывать собеседника можно истолковать как угодно, но все же
ей есть единственное объяснение: я прерываю вас, потому что считаю, что мои
слова важнее того, что говорите вы. А из этого проистекает единственный вывод:
я считаю себя важнее остальных. Вот с чем нужно бороться.
Изменения пошли бы мне на пользу. Но даже если разумно
ограничить мою болтливость, мне все равно в жизни не прослыть тихоней. Какой бы
заманчивой ни казалась перспектива и как бы я ни билась. Ведь, если не
лукавить, с кем мы имеем дело? Когда девушка из центра сева распределила меня
на новую работу — дежурной по приему гостей — она сказала:
— Для этой должности у нас есть особое прозвище. Мы
называем ее «девочка-припевочка», — потому что человек, который занимается
этой работой, должен быть всегда общительным, жизнерадостным и непрерывно
улыбаться.
Ну что на это ответить?
Я лишь протянула руку для рукопожатия, молча попрощалась со
всеми своими наивными старыми заблуждениями и проговорила:
— Мисс, вы нашли как раз такого человека.
65
A гости, дежурной по приему которых меня назначили, будут
съезжаться на ритриты, проходящие в ашраме этой весной. На каждый из ритритов —
они длятся от недели до десяти дней — съезжаются около ста учеников со всего
света, чтобы усовершенствовать практику медитации. Моя роль заключается в том,
чтобы помогать гостям во время их проживания в ашраме. Большую часть ритрита
участники проводят в молчании. Некоторым из них предстоит впервые применить эту
технику, а подобный опыт может быть весьма напряженным. И если что-то пойдет не
так, я буду единственным человеком во всем ашраме, с кем им позволено
разговаривать.
Выходит, мне официально поручили быть отдушиной для всех,
кому вздумается поболтать!
Я должна буду выслушивать проблемы участников ритрита и
пытаться их решить. Кому-то, возможно, понадобится найти другого соседа по
комнате, потому что нынешний храпит. Или обратиться к врачу из-за проблем с пищеварением
— что типично для Индии, — и мне надо будет постараться это устроить. Я
должна знать всех по имени, знать, откуда они родом. Мне предстоит ходить
повсюду с папочкой, делать заметки и следить, как у кого дела. Привет, я Джули
Маккой,
[28]
ваш проводник в мире йоги!
И что бы вы думали — мне даже выдадут пейджер!
Начинается ритрит, и мне сразу становится ясно, что я просто
создана для этой работы. Вот я сижу за столом со значком «Привет, меня зовут…»,
а люди приезжают из самых разных стран. Есть опытные ученики, а есть и те, кто
в Индии впервые. В десять утра температура уже зашкалила за сорок градусов — а
большинство гостей всю ночь летели в экономклассе. Некоторые вваливаются в
ашрам с таким видом, будто только что очнулись в багажнике машины и понятия не
имеют, что они тут делают. На этот ритрит их привело стремление к просветлению,
но они об этом давно уже забыли — еще тогда, когда их багаж потерялся в
Куала-Лумпуре. Им хочется пить, но они не знают, можно ли пить воду. Хочется
есть, но они не знают, когда обед и где столовая. Они одеты совсем неправильно
— в синтетических майках, походных ботинках на тропической жаре. И даже не
знают, есть ли здесь хоть кто-то, кто говорит по-русски. А я немного знаю
русский.
