После чего я рассказала историю Вайан, Тутти и сироток и
объяснила, в каком они оказались положении. Я пообещала, что за каждый взнос,
сделанный моими друзьями, внесу равную сумму из собственных сбережений. Разумеется,
я знала, что мир полон страданий и войн, которым нет числа, и многие люди в
беде, однако что с этим поделать? Вайан и ее дочери стали моей семьей, а мы
должны заботиться о своей семье, где бы она ни была. Заканчивая послание, я
припомнила слова моей подруги Сьюзан: когда я уезжала в это путешествие девять
месяцев назад, она боялась, что я вовсе не вернусь. Она тогда сказала: «Лиз, я
тебя знаю. Ты встретишь кого-нибудь, влюбишься, и вся эта история закончится
тем, что ты купишь дом на Бали».
Наша Сьюзан прямо Нострадамус.
Проверив ящик на следующее утро, я увидела, что мои друзья
пожертвовали семьсот долларов. Через день я собрала столько денег, что обещание
внести равную сумму из собственных средств за счет каждого пожертвования
пришлось взять обратно.
Не буду описывать развернувшиеся в течение недели события и
пытаться объяснить, что за чувство возникает, когда каждый день читаешь письма
со всего мира, и во всех написано: «Мы тоже хотим помочь!» Помощь пришла ото
всех. Люди, которые, я точно знала, были на мели или расплачивались по долгам,
не раздумывая дали мне денег. Одно из первых писем пришло от подружки подружки
моей парикмахерши, которой переслали это письмо, — она внесла пятнадцать
долларов. Мой самый циничный друг Джон просто не мог не отпустить типичное
саркастическое замечание о том, как я растеклась, расчувствовалась и
рассопливилась в своем письме («Когда решишь разослать очередное послание в
стиле розовых соплей, будь добра, пришли мне укороченную версию».) Но деньги
все равно внес. Новый бойфренд моей подруги Анны (банкир с Уолл-стрит, которого
я в глаза не видела) предложил удвоить финальную сумму пожертвований. Потом мое
письмо каким-то образом разлетелось по всему миру, и я начала получать денежные
взносы от совершенно незнакомых людей. Это был глобальный всплеск великодушия.
Подытоживая рассказ, скажу, что всего через семь дней, с той минуты как я
разослала письмо с просьбой о помощи, мои родные, друзья и совершенно
незнакомые люди со всего света помогли собрать восемнадцать тысяч долларов,
чтобы у Вайан Нурийаси появился собственный дом.
Я знала, что это чудо случилось благодаря Тутти, благодаря
силе ее молитв, в которых она призывала свою маленькую голубую плиточку стать
гибче, просторнее, вырасти, как волшебный боб из детской сказки, в настоящий
дом, способный навсегда обеспечить ей, ее маме и сестрам-сироткам крышу над
головой.
И последнее. Со стыдом признаю, что не я, а мой друг Боб
первым отметил очевидный факт: слово «тутти» по-итальянски означает «все». Как
я раньше этого не замечала? Стоило жить в Риме несколько месяцев! Я как-то не
уловила связи. И лишь Боб, мой друг из Юты, обратил на это внимание. В письме,
присланном на прошлой неделе, помимо обещания внести средства на новый дом,
были еще и такие слова:
«Так вот он, главный урок, не так ли? Отправляешься колесить
по свету, чтобы помочь самой себе, а в результате оказывается, что помогла… Тутти».
93
He хотела ни о чем говорить Вайан, пока не собрала всю
сумму. Сложно хранить такой большой секрет, особенно когда Вайан постоянно беспокоится
о будущем, — но ни к чему вселять напрасные надежды, пока все не
определится точно. Так что я всю неделю помалкиваю о своих планах, а чтобы
занять себя, почти каждый вечер ужинаю с бразильцем Фелипе, которого, кажется,
совсем не коробит, что у меня всего одно приличное платье.
Похоже, я на него запала. После нескольких совместных ужинов
я почти определенно могу сказать, что он мне нравится. В нем есть гораздо
больше, чем кажется на первый взгляд; он не просто «врун на все руки», король
каждой вечеринки, который знает в Убуде всех и вся. Я расспросила о нем
Армению. Они дружат уже давно.
— Этот Фелипе… мне кажется, он серьезнее, чем на первый
взгляд. В нем что-то есть, как думаешь?
— О да, — ответила она. — Фелипе — хороший и
добрый человек Но он порядком намучился с разводом. Думаю, он приехал на Бали,
чтобы восстановить силы.
Вот это мне можете не объяснять.
Но ему пятьдесят два года. Это уже интересно. Неужели я
достигла того возраста, когда свидания с пятидесятидвухлетним мужчиной не
кажутся чем-то немыслимым? Но он нравится мне. У него серебристые волосы,
редеющие в элегантной манере Пикассо. Добрые карие глаза. Милое лицо. И от него
приятно пахнет. К тому же он действительно взрослый мужчина. Зрелый
представитель мужского вида — это для меня что-то новенькое.
Фелипе живет на Бали уже почти пять лет. Он сотрудничает с
балинезийскими серебряных дел мастерами, изготавливая ювелирные украшения из
бразильских камней, и экспортирует их в Америку. Мне импонирует то, что Фелипе
был верен жене в течение двадцати лет брака, прежде чем он распался из-за
множества сложнейших причин. И то, что у него взрослые дети, которых он
вырастил достойно и которые любят его. И то, что, когда его дети были
маленькими, он оставался с ними дома и заботился о них, в то время как его
жена, австралийка по происхождению, занималась карьерой. (Образцовый в
феминистском понимании муж, Фелипе объясняет: «Я хотел быть на правильной
стороне баррикад с точки зрения общественной истории».) Мне нравится и то, как
бурно, по-бразильски, он выражает свои чувства. (Когда его сыну, живущему в
Австралии, исполнилось четырнадцать лет, мальчик не выдержал и сказал: «Пап,
мне уже четырнадцать, может, хватит целовать меня в губы, высаживая из машины у
школы?!») Я в восторге от того, что Фелипе бегло говорит на четырех (а может, и
больше) языках. (И хотя он настаивает, что не знает ни слова по-индонезийски, я
целыми днями слышу, как он на нем болтает!) Нравится мне и то, что он побывал
более чем в пятидесяти странах и воспринимает мир как маленькое место, где без
труда можно сориентироваться. А как он слушает меня, склонив голову, прерывая
лишь тогда, когда я сама останавливаюсь и спрашиваю, не скучно ли ему, —
на что он неизменно отвечает: «Для тебя, милая, дорогая малышка, времени не
жалко». И я обожаю, когда он называет меня «милая, дорогая малышка». (Ну и что,
что он так же зовет официантку?)
На днях он сказал мне:
— Лиз, пока ты на Бали, почему бы тебе не завести
любовника? К его чести, Фелипе не имел в виду конкретно себя, хоть и охотно
сыграл бы эту роль, как мне кажется. Он заверил меня, что Иэн, тот самый
симпатичный парень из Уэльса, отлично мне подойдет, но есть и другие кандидаты.
Например, шеф-повар из Нью-Йорка, «славный, большой, мускулистый, смелый
парень», который наверняка мне понравится. И вообще, в Убуде сколько угодно
мужчин на любой вкус и цвет, экспатов со всего света, населяющих здешний мир
«бездомных и безденежных» планеты. И многие из них были бы рады проследить за
тем, чтобы «ты провела на Бали прекрасное лето, моя дорогая».
— Я не уверена, что готова к этому, — призналась
я. — Не хочется снова напрягаться, что неизбежно в романтических
отношениях. Не хочу брить ноги каждый день, демонстрировать новому любовнику
свое тело. Заново пересказывать свою жизнь и трястись, как бы не забеременеть.
Как бы то ни было, я совершенно разучилась общаться с мужчинами. Такое
ощущение, что в шестнадцать лет я увереннее чувствовала себя на
любовно-романтической почве, чем сейчас.
