102
Пришел июль, а с ним и мой тридцать пятый день рождения.
Вайан устроила для меня вечеринку в своей лавке, и этот праздник был не похож
ни на один из виденных мною ранее. Она нарядила меня в традиционный костюм,
который на Бали носят именинники, — ярко-малиновый саронг, бюстье без
лямок и длинный отрез золотистой ткани, плотно обернутый вокруг туловища.
Получился такой тугой чехол, что я еле могла вздохнуть или проглотить кусочек
собственного именинного торта. Заворачивая меня, как мумию, в это невероятное
одеяние в своей маленькой темной спальне (загроможденной вещами трех маленьких
человечков, которые тоже живут здесь), Вайан спросила, не глядя на меня, занятая
сложнейшими манипуляциями с тканью и булавками у моих ребер:
— Ты планируешь выйти за Фелипе?
— Нет, — ответила я. — Мы не планируем
жениться. Я не хочу больше замуж, Вайан. И, думаю, Фелипе тоже не хочет
жениться. Но мне нравится быть с ним.
— Легко найти человека, красивого снаружи, но, чтобы он
был красивым и снаружи и изнутри, — это труднее. У Фелипе есть и то и
другое.
Я кивнула.
Она улыбнулась.
— И кто привел тебе этого красавца, Лиз? Кто молился
каждый день, чтобы ты его встретила?
Я расцеловала ее.
— Спасибо, Вайан. Ты славно потрудилась.
Мы присоединились к гостям. Вайан с детьми украсили лавку
шариками, пальмовыми ветвями и самодельными лозунгами со сложными,
многословными поздравлениями типа «С днем рождения, милая и добрая душа, наша
дорогая сестра, возлюбленная Леди Элизабет, с днем рождения тебя, да пребудет
мир в твоей душе и поздравляем». У Вайан есть брат, его маленькие дети —
талантливые храмовые церемониальные танцоры. Сегодня ее племянники и племянницы
пришли и станцевали для меня прямо в ресторане, устроив восхитительное и
таинственное представление, которое обычно наблюдают лишь священники. Разодетые
в золото, с массивными головными уборами, густо накрашенные в стиле
трансвестит-шоу, они мощно топали ножками и двигали грациозными женственными
пальчиками.
Вечеринка по-балинезийски, как правило, проходит так люди
наряжаются в свою лучшую одежду, а потом просто сидят и разглядывают друг
друга. Очень похоже на нью-йоркские вечеринки глянцевых журналов. («О Боже,
милая, — простонал Фелипе, когда я сообщила, что Вайан устраивает для меня
традиционный балинезийский праздник, — это будет так скучно…») Но было не
скучно, а просто тихо. И как-то необычно. Сначала мы наряжались, потом смотрели
танцевальное представление, а потом сидели и пялились друг на друга — что,
вообще, было не так уж плохо. Все были такие красивые… Семья Вайан явилась в
полном составе, они все время улыбались и махали мне с расстояния двух метров,
а я улыбалась и махала им в ответ.
Я задула свечи на именинном пироге вместе с Кетут Маленькой,
младшей из сироток Несколько недель назад я решила, что ее день рождения теперь
тоже будет восемнадцатого июля, как и у меня, — ведь у нее никогда в жизни
не было дня рождения и именинной вечеринки. После того как мы задули свечи, Фелипе
презентовал малышке куклу Барби. Она развернула ее в немом изумлении и оглядела
так, будто то был билет на ракету до Юпитера, — никогда, даже через семь
миллиардов световых лет, она не ожидала, что ей вручат нечто подобное.
Все на этом празднике было каким-то чудным. Собралась чудная
компания всех национальностей и возрастов: мои друзья, родственники Вайан и
кое-кто из ее клиентов-европейцев и пациентов, которых я прежде в глаза не
видела. Мой друг Юди преподнес упаковку пива в качестве подарка на день рождения.
Зашел и еще один классный парень, молодой модный писатель из Лос-Анджелеса по
имени Адам. Мы с Фелипе познакомились с ним в баре буквально на днях и
пригласили на вечеринку. Весь вечер Адам с Юди болтали с маленьким мальчиком по
имени Джон: его мать — пациентка Вайан, дизайнер модной одежды из Германии,
замужем за американцем, живет на Бали. Джон, которому семь лет и который зовет
себя «типа американцем», так как папа у него американец (хотя сам он никогда не
был в Штатах), но говорит по-немецки с мамой и по-индонезийски с детьми Вайан,
был просто очарован Адамом, узнав, что тот из Калифорнии и умеет кататься на
серфинге.
— А какое у вас любимое животное, мистер? —
спросил Джон, и Адам ответил:
— Пеликан.
— А что такое пеликан? — спросил мальчик Тут вмешался
Юди:
— Чувак, ты даже не знаешь, кто такие пеликаны? Друг,
иди домой и спроси об этом папу. Пеликаны — это же просто класс, чувак!
Потом Джон, типа американский мальчик, повернулся к Тутти и
спросил ее что-то по-индонезийски (наверное, кто такие пеликаны), а Тутти
сидела на коленях у Фелипе и пыталась прочитать мои поздравительные открытки, а
Фелипе на безупречном французском разговаривал с пожилым джентльменом из
Парижа, который лечит у Вайан почки. Тем временем Вайан включила радио — Кении
Роджерс пел «Самый трусливый парень во всей округе», — а в лавку вошли три
японки, которые хотели сделать лечебный массаж. Я попыталась уговорить девушек
съесть по кусочку моего именинного торта, а две сиротки — Кетут Большая и
Маленькая — тем временем украшали мою прическу огромными блестящими заколками,
купленными мне в подарок на сэкономленные деньги. Племянники и племянницы
Вайан, маленькие храмовые танцоры, дети земледельцев с рисовых полей, сидели
очень тихо, смиренно потупившись в пол, укутанные в золотые одежды, как
маленькие божки; их присутствие наполняло комнату странным и сверхъестественным
священным духом. На улице раскричались петухи, хотя еще не наступил вечер и
даже не смеркалось. Мой традиционный балинезийский наряд стискивал меня, как
крепкие объятия, и мне казалось, что это определенно самый чудной, но, пожалуй,
самый счастливый мой день рождения из всех.
103
A Вайан все не покупает дом — и меня это беспокоит. Я не
понимаю, почему так происходит, но дом необходимо купить, поэтому мы с Фелипе
берем дело в свои руки. Находим агента по недвижимости, который возит нас по
острову и показывает участки, но Вайан ничего не нравится. Я не устаю
повторять:
— Вайан, мы должны купить хоть что-нибудь. В сентябре я
уезжаю, и, прежде чем это произойдет, мои друзья должны узнать, что их деньги
пошли на покупку дома. А тебе нужно найти крышу над головой, не дожидаясь
выселения.
— Не так уж просто купить землю на Бали, — говорит
она. — Это тебе не пойти в бар и купить пива. Может потребоваться много
времени.
— У нас нет времени, Вайан.
Но она лишь пожимает плечами, и я в который раз вспоминаю,
что балинезийцы считают время «резиновым», то есть относительным и гибким
понятием. Когда я говорю «четыре недели», для Вайан это означает совсем не то,
что для меня. В сутках у Вайан необязательно двадцать четыре часа; день может
быть длиннее или короче, в зависимости от его духовной и эмоциональной природы.
Как в случае с моим старым лекарем и его неопределенным возрастом, иногда дни
можно сосчитать, а иногда взвесить.
