«Господи! — непроизвольно в сердцах подумалось Владимиру. — Сделай так, чтобы все эти несчастные получили хоть когда-нибудь надежду на спасение…»
Лея, растерянно кусая губы, смотрела Володе в лицо, не зная, что еще ему сказать. Ей было так больно — ведь она не сделала ровным счетом ничего дурного, а ее возлюбленный теперь гнушался ею, словно она совершила какое-то преступление. А Володя, на сердце которого отчего-то стало легче и от оброненной слезинки, и от неожиданной для него самого просьбы к Господу, чувствовал сейчас какую-то глубинную убежденность, что когда-нибудь, пусть через сто лет, пусть через тысячу, — и этих обездоленных людей коснется свет истинной веры, ну чем они хуже жителей Земли… А еще Володя вспомнил слова, которые читал в Новом Завете, кажется, у апостола Павла, что жена-язычница может спастись мужем христианином. С любовью заглянул он в глаза своей нежной, несчастной, обманутой Лее, отлично понимая, что сейчас он не сможет даже попытаться убедить ее в недопустимости подобных церемоний, как он мог требовать от нее, чтобы она ради него отреклась от тысячелетиями оттачивавшееся веры отцов. Он молча обнял Лею и нежно поцеловал ее в лоб — он понимал, что если сейчас отгородится от нее, то этим лишь ожесточит ее сердце.
Губы Леи так и заискрились в ответ радостной улыбкой. Она осознала лишь, что Володя понял наконец, что сама она ни в чем не виновата. Владимир, будто ничего не случилось, поднялся со своего сиденья и вышел во двор. За прошедшие четверть часа росток вымахал ему по пояс и, следуя за восходящим солнцем, стоял уже куда как более вертикально.
Глава 29
ЛЕТО
— Хочешь, пойдем погуляем? — спросила Лея.
— Давай, — ответил Володя, заметив, что у окрестных домов также из почвы лезли гибкие сильные стебли. Во дворе у каждого из четырех обозримых жилищ он увидел анданорцев, прямо как на подмосковных дачах в первое теплое майское воскресенье…
Лея, проследив за его взглядом, сказала:
— Многие из них приехали за сотни километров, чтобы присмотреть за ростом своей кулямбы и охранять ее в первые минуты.
— От кого? — поинтересовался Володя.
— Ну, мало ли… — задумалась Лея. — Скримлик может сжевать зеленый побег — тогда дерево в этом году не вырастет, а из-за этого может заболеть и погибнуть корень. У нас все знают легенду про двух братьев-крестьян, у которых жены принялись рожать в этот день. Один остался возле жены, а другой — около ростка кулямбы. Тот, который принимал роды, недоглядел, что росток сжевали скримлики. И у него родился красивый, сильный сын. Тот, что остался у ростка, потерял ребенка, который умер родами. Но в следущем году жена родила ему нового сына, а его брат долгой холодной зимой остался без плодов и сперва съел своего новорожденного, потом — старшую дочь, потом — жену, а потом сам умер от голода.
— А говоришь, у вас нет сказок, — с печальной улыбкой сказал Владимир, глядя, как от стебля кулямбы отделился на верхушке первый нежный, крохотный листочек.
Кулямба была такой живой, что больше напоминала зеленую змею, медленно выползавшую из норы, или щупальце осьминога. Глазом можно было не только констатировать, что изменение уже произошло, но наблюдать сам момент движения, словно перед Владимиром стереовидение показывало ускоренный в сотни раз, отснятый на пленку процесс роста обычного дерева.
— А у нас всякая легенда — не сказка, а быль, — грустно как-то ответила Лея, обняв Владимира за талию.
— Да уж, хорош братец, — сказал Володя.
— Наверно, он просто не сообразил, что если он любит свою жену, то должен быть не около нее, но возле кулямбы.
— Да нет, я не про него, — возразил Володя. — Я про его братца. Что он, не мог помочь своему родному брату продержаться зимой и спокойно смотрел, как тот мучается, ест детей, жену, а затем умирает от голода?
В этот миг листочек развернулся в полный разворот, выставив свою пушистую круглую ладошку навстречу такому по-земному теплому сейчас солнышку. На улице было вовсе не холодно — возможно, градусов 10 выше нуля.
— Об этом я как-то не подумала, — отозвалась Лея, — когда мне мама расказывала эту историю, я была совсем еще маленькой, а мама осуждала другого брата.
Лея, сказав, что сейчас для прогулки Володя должен одеться намного легче, чтобы не вызывать подозрений, отвела мужа домой и выдала ему штаны чуть ниже колена и просторную рубашку с коротким рукавом. И особенно настояла, чтобы он не поддевал под нее футболку или майку, чтоб его не приняли за силлурианца. Впрочем, Владимир, выходя с Леей со двора, не испытывал особого холода — лучи солнца были почти жаркими, воздух — сухим, ветра же не было вообще. Молодые люди сперва путешествовали пешком — снеголеты не зря носили свое название, они могли летать именно над снегом, и 11 месяцев из 12 (а на Анданоре год также делили на 12 частей) это всех устраивало.
Впрочем, Володя даже рад был размять ноги в пешей прогулке. Владимир и Лея захватили летучие диски с собой; они добрались до трассы быстрым шагом, чтобы Володя не замерз, а над белоснежной дорогой, словно сделанной из пенопласта, летать можно было в любое время года. Снега и почвы сейчас было почти поровну — в жарких лучах светила сугробы стремительно таяли, ухитряясь при этом оставаться белыми. «Видимо, проблемы с чистотой воздуха на Анданоре не существует», — подумалось Володе. Да уж, тут было не так много кислорода, чтобы еще и загрязнять чем-либо едва пригодный для дыхания воздух. Сейчас, когда они шли быстро, Владимир испытывал отчетливые проблемы с дыханием, как высоко в горах.
— К вечеру будет полегче — сказала Лея.
— Ты о чем? — спросил Владимир, отдуваясь, как старик или астматик.
— О воздухе, — ответила девушка. — Когда распускаются кулямбы, они генерируют столько кислорода, что у нас становится еще получше, чем на вашей Земле. — И, задумавшись, добавила: — Ну, или как было бы на вашей Земле, если бы вы не отравляли воздух, которым сами же дышите.
Когда Володя с Леей дошагали то в обнимку, то за ручку до трассы, то уже над каждым строением возвышалось красивое дерево, устремленное ввысь. Стволы, словно локаторами, были усеяны круглыми листочками размером в ладонь.
Земля же под ногами была черной и без каких-либо признаков трав или других растений.
— А где же ваша зимняя растительность? — поинтересовался Володя.
— Для нее сейчас слишком жарко, — ответила Лея. — Она не переносит такого палящего солнца и втягивается под землю. Вылезет при снегопаде — тогда, если ты у меня такой ботаник, раскопай чем-нибудь снег и увидишь.
Лея поцеловала Володю и активировала снеголеты. Володя попросил, чтобы Лея научила его управлять чудо-диском. Девушка охотно согласилась, тем более что дело это было предельно простым. Она с удовольствием уступила Володе роль ведущего, чтобы можно было в полной мере насладиться зрелищем разраставшихся у особняков вдоль дороги кулямб. Трасса в целом была пустынной. Пару раз Владимир и Лея обогнали своими стремительными снеголетами путешествующие аналогичным образом семейства, состоявшие из мужа, жены и нескольких детишек. Пару раз их самих перегонял длиннющий быстроходный автобус, более напоминавший остроносой формой, габаритами и обилием иллюминаторов морской корабль. «То ли „Ракета“, то ли „Комета“, то ли пароходики, что до оккупации плавали по Москва-реке», — подумалось Володе. Это Лея сказала Владимиру, что белоснежные лайнеры — обыкновенные рейсовые автобусы. Они двигались над шершавой поверхностью трассы и работали, видимо, по тому же принципу, что и снеголеты.
