Книга Дай лапу, страница 19. Автор книги Геннадий Абрамов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дай лапу»

Cтраница 19

Предложив ему сесть, Ефим Николаевич, начальник отдела, сначала туманно и долго говорил о материальных трудностях, которые переживает их институт, о перспективах роста его сотрудников, о том, что он замечен, что руководство ценит его прилежание, аккуратность и точность, и как бы между прочим поинтересовался, каковы его политические пристрастия и нет ли у него намерения стать, например, полноправным членом сегодняшней правящей партии. «Подумайте, — выдержав паузу, добавил Ефим Николаевич. — Я вас не тороплю».

Со смешанным чувством крайнего удивления и разочарования, вызванным странным разговором с начальником, он вернулся к себе. На столе у него лежал пухлый рулон чертежей строительного отдела, принесенный, видимо, в его отсутствие, и он — так как Силыч уже зажег свою лампу — наспех их просмотрел и согласовал. У него вошло в привычку последний час рабочего времени уже не заниматься текущими делами, какими бы они неотложными ни были, а просто почитать что-нибудь из художественной литературы. Всем другим писателям он предпочитал практически забытого на сегодняшний день Жоржа Сименона, считая, что этот французский писатель как никто другой умеет не только захватывающе построить интригу, но и удивительно тонко и глубоко раскрывает душу потерявшегося в жизни, слабого одинокого человека.

Рабочий день благополучно закончился, и Четкий Сергей Иванович предложил ему вместе сходить на футбол, а Коля Бражкин, хитровато подмигнув, позвал на дискотеку в ночном клубе. Самуил Кадиевич, деликатно взяв его, как девушку, под локоток, поинтересовался, не согласится ли он скоротать вечерок в кругу его многочисленного семейства.

На все предложения он смущенно улыбался и пожимал плечами. Это была своего рода игра, легкий невинный розыгрыш, возобновлявшийся каждый вечер перед уходом. Сотрудники отдела слегка подшучивали над ним, намекая, что он слишком замкнут, малообщителен, ведет какой-то несовременный образ жизни, после работы почему-то непременно спешит домой, к жене, тогда как в городе столько всего интересного. Они знали, что он не примет их предложения, и приглашали развлечься лишь для того, чтобы позабавиться его смущением.

Домой он возвращался в часы пик. В метро было душно, пахло бомжами и смрадным мужским потом. В раздражающей тесноте трудно было сохранить ровное спокойное настроение, с которым он вышел из института. Тем не менее, несмотря на грубость и толкотню, он, пока ехал, вспоминал прочитанные страницы и пытался возобновить в памяти грустное впечатление, навеянное прекрасной книгой Сименона.


Жена встретила его приветливо, с привычной сдержанностью.

Он похвалил ее платье, прическу, прошел на кухню и сел за столик. Как обычно, ужин для него уже был накрыт. Жена готовилась к приему гостей, которых приглашала достаточно часто, не реже трех раз в неделю. Не выходя из комнаты, где она сервировала стол, жена рассказала, что, во-первых, утренние газеты принесли сегодня после его ухода и они лежат, как всегда, на ночном столике, в спальне. И, во-вторых, бутерброды, приготовленные на завтра, — в полиэтиленовом мешочке, в холодильнике, как обычно, на средней полке.

Поблагодарив за ужин, он перед уходом поинтересовался, кого она ждет в гости сегодня вечером. Она ответила, что придут девочки из редакции и ее давние близкие друзья, с которыми она училась еще в школе: архитектор с женой и один художник-график, не очень, может быть популярный, но понимаемый и ценимый истинными знатоками живописи.

«Это всё люди, — добавила она, — которых ты не знаешь, а мне с ними интересно».

В спальне он снял деловой костюм, надел джинсы и куртку.

Провожая, жена подставила щеку для поцелуя и посмотрела ему в глаза, тем самым спрашивая, в котором часу ждать его возвращения. Он понял, что ей не хотелось бы знакомить мужа с ее личными друзьями, не хотелось бы, чтобы он смущал их своим присутствием. И он сказал, что Коля Бражкин пригласил его сегодня в интернет-кафе, он не смог отказать приятелю и вернется скорее всего не раньше одиннадцати.


Час пик миновал, в метро было значительно свободнее, и до станции «Павелецкая» он доехал без затруднений, сидя, думая теперь только о Санчо, об их скорой предстоящей встрече.

На эскалаторе он поднялся в просторное здание вокзала. В зале, где размещались камеры хранения, он через головы пассажиров, толпившихся в очереди, привычным жестом поприветствовал знакомого кладовщика. В ответ тот понимающе кивнул, минуту-другую отсутствовал и вынес и выставил на прилавок его багаж, попросив пассажиров посторониться и разрешить человеку забрать свои вещи.

Это был вытянутый прямоугольный ящик довольно больших размеров. По боковым сторонам его через равные промежутки были вырезаны яйцевидные отверстия, затянутые цветной фольгой. Сверху на крышке позвякивало тяжелое ручное кольцо, и было крупно выведено белой краской: «Не кантовать!» По торцам — двустворчатые дверцы с английским замком.

Щедро расплатившись с кладовщиком и поблагодарив его за заботу, он взял ящик, отошел с ним к краю платформы, где не так людно, достал ключ и открыл передние дверцы.

Санчо радостно взвизгнул, поскулил и лизнул руку хозяина. Он щурился и часто моргал, все четыре лапы его от перевозбуждения мелко дрожали. Позволив потрепать себя за ухом, он выпрыгнул, закрутился волчком, гавкнул и, оттого что снова на свободе, припустил вдоль платформы с такой резвостью, с таким пылом и страстью, что пассажиры, ожидавшие электричку, либо вздрагивали и останавливались от неожиданности, либо шарахались в испуге в сторону.

Это был крупный долгобудылый фокстерьер чистой масти. Шерсть его по бокам лоснилась, палевые подпалины потускнели. Весь он казался неухоженным, похожим на бездомных псов, но был невероятно подвижным, живым, игривым, постоянно излучающим радость, с открытым пытливым взглядом, вопрошающей ликующей мордой, чем вызывал улыбку не только у хозяина, но и у большинства прохожих.

Понаблюдав, как Санчо с наслаждением бегает, разминая затекшие мышцы, он вычистил ящик, положил в него еду на завтра, сменил воду и сдал конуру снова в камеру хранения.

Из здания вокзала они вышли на многолюдную площадь.

На перекрестках, перед светофорами, чтобы не рисковать, он брал Санчо на руки и переносил через проезжую часть. Они перешли Москва-реку по Краснохолмскому мосту и спустились вниз, на набережную.

Солнце садилось чуть правее, за Якиманкой. На теплый асфальт легли тени больших каменных зданий.

Хозяин вышагивал степенно, неторопливо. Закатное солнце временами высвечивало на его лице застенчивую улыбку. Он был доволен собой и всем, что его окружало, шло, двигалось навстречу и мимо.

Санчо то семенил рядом, то убегал вперед, то отставал, обнюхивал и метил пригорки, кусты, деревья, гранитное основание набережной, затем возвращался, чтобы получить из теплых ладоней хозяина то, что ему причиталось, печенинку или кусочек пирожного, и снова убегал. У высотного здания на Котельнической набережной ему пришлось ненадолго взять Санчо на руки, потому что под аркой, рядом с хорошенькой девушкой стоял без поводка черный дог, встречи с которым на всякий случай лучше было избежать. На руках Санчо вел себя самоуверенно, агрессивно и дерзко, словно хозяину что-то угрожает, и пес, не щадя живота своего, готов его защищать. Здесь и дальше тротуар был слишком узок, слева непрерывным потоком мчались машины, справа близко подступали дома, о том, чтобы резвиться и бегать в этом месте, не могло быть и речи, и Санчо, все понимая, дисциплинированно прошагал этот рискованный путь у ног хозяина.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация