Грудь и бока его напряглись. Он подпрыгнул. От радости и воодушевления покрутился волчком и перешел на крупную рысь.
Уже не оглядываясь на Чукчу и Арчибальда, Ронни бежал, взбивая снежную пыль, и в ноздри ему все отчетливее ударял запах жилья, горячей сваренной пищи, сыроватых тлеющих бревен. Мелькали за стволами языки пламени, прорывался сноп света. Лучистое сияние разливалось по редколесью.
Выскочив на поляну, Ронни резко затормозил и вжал голову в плечи.
Его поразило обилие народа. Веселый шум, лай, музыка, визг, собачья возня. Желающих встретить в лесу Новый год оказалось намного больше, чем он предполагал. Некоторых он вовсе не знал и видел впервые.
В центре горел костер. Баба Васса стояла под навесом с половником возле дымящегося бака и каждого желающего угощала чечевичной похлебкой, ради такого случая сваренной на копченых ребрышках.
— Маклайчик! Чукча, Арчи! Огольцы мои, сюда!
Зоя Архиповна, размашисто и бойко растаскивая меха, играла на аккордеоне. Под звуки вальса «Амурские волны» новеньких, кто из темноты подходил, встречали одинаково радостно, с ликованием, триумфальным криком. Люди пожимали друг другу руки, улыбались и обнимались. Собаки виляли хвостами, вставали на задние лапы, гавкали, прыгали, юлили боками, терлись, толкались и пританцовывали.
Ночь отодвинулась, отступила в сторонку под натиском света, бодрости, приподнятого настроения, благожелательности и любви.
Елка, украшенная блестками, разноцветными тряпочками и серпантином, стояла у края поляны, подальше от огня. Ее связали вручную, на сухостое, из лапника — натуральные-то в здешнем лесу переростки, с длинным голым стволом и для праздника не годятся. Повсюду на ветках висели надувные шары, пивные бутылки, мягкие и резиновые игрушки. Организаторы — Додя, Анфиса, Пипка и Боб Толоконный Лоб — растянули под крышей навеса плакат с названием ночи: «УМИРОТВОРЕНИЕ 2000».
На столбах, подпиравших крышу, приколотили листы от картонных коробок, на которых Софья Игнатьевна вместе с Зазнобой нарисовали смешных зверюшек и человечков, а Аркадий Фабианович подобрал к рисункам разные назидательные выражения из прочитанных книг.
Ширя Дупель ходил от столба к столбу и, посмеиваясь, читал:
Странные существа — животные.
Собаки смотрят на тебя снизу вверх.
Кошки смотрят свысока.
И лишь свинья смотрит на тебя как на равного.
Сколько ни парь, ни утюжь, ни подвязывай собачий хвост, он всё равно будет торчать закорючкой.
Всё на свете относительно, приблизительно, превратно и коловратно.
Человек раздвоен снизу, а не сверху, оттого что две опоры надежнее одной.
Отличие человека от животного весьма незначительно.
Люди заурядные скоро это отличие утрачивают.
Те же, кто сообразительнее, тщательно сохраняют.
Как баня, так и урок, бесполезны,
если после них человек не становится чище.
Невежество — не аргумент.
В ком есть Бог, в том есть и стыд.
У каждого часа есть своя честь.
Луша с Грушей повязали Ронни на шею алую ленточку, Тютельке пышный розовый бант. Ване Грозному нацепили старую шляпу, Пипке панаму. У Зазнобы на голове была синяя бейсболка набекрень. Аккуратистка и чистюля Герла вышагивала в ярко-желтом комбинезончике. Обязанности кострового исполнял одноногий Савл. Сёма, Противогаз и Козявка таскали ему из леса в зубах палки и хворост. Снег от костра плавился и шипел. Анфиса и воображала Киркоров сидели у ног Зои Архиповны и под музыку подвывали. Кузя крутился волчком. Прыщ подпрыгивал на радостях аж до крыши навеса.
Чукча и Арчибальд поели, постояли минутку, погрелись, и ушли по-английски.
Джеф вальяжно переминался. Сваха тявкала, задрав морду в небо. Кокетка Моника ластилась, теребила Добряка за хвост. Тюха как угорелый носился вокруг костра, не в силах опомниться и остановиться. Штатный затейник Додя, бывший слегка навеселе, приглашал расслабиться. Со всеми подряд кружился и танцевал. На лицах людей отражались сполохи пламени. Разиня под музыку приседала, елозя длинными ушами по потемневшему снегу. Духарь, стоя рядом, искоса за ней наблюдал, умиляясь и подхихикивая.
Зоя Архиповна заиграла «Семеновну». Фоминична и Софья Игнатьевна вышли в круг и стали приплясывать по-старинному, помахивая платочками, руки в боки. Додя, распахнув телогрейку, прошелся чечеткой с притопом.
В приемнике что-то щелкнуло, заверещало. Винни Пух поднял руку и прибавил звук.
Зоя Архиповна играть перестала.
К костру выдвинулся Корчагин и объявил:
— Друзья мои, прошу к столу. Первачок, бражка, смородиновая наливка. Для надорвавшихся — кефирчик. Разбирайте. Самое время.
Возле косматой его головы метались искры.
Президент из Кремля закончил короткую речь, пожелав нового счастья и пообещав процветание.
Забили куранты.
— Десять! Одиннадцать! Двенадцать!
— Ура-а-а-а!
Сын Клавдии Даниловны, Эдуард, взорвал петарду. Все начали целоваться. Ширя Дупель шапку-ушанку в небо бросал. Коп и Винни Пух раздавали желающим зажженные свечи. Прыщ и Кузя затеялись прыгать через костер, чуть Козявку не придавили. Мегрэ запрягли в сани, и он Пипку, как барыню, катал. Битлы устроили потешную кучу-малу. Баба Васса постучала о столб половником, подняла бумажный стаканчик и прокричала, перекрывая гомон и шум:
— Золотые мои, ненаглядные! С Новым годом! Не посрамите общество наше!.. Желаю вам жить без вражды! Уступать друг другу, быть ласковыми, зря не кобениться! Дружить, а не цапаться!
— Правильно, бабка, — одобрительно говорили в толпе, попивая кто кефир, кто наливку, кто бражку. — С утреца с тобой обвенчаемся и будем дружить.
— Сейчас, что ли, Миллениум, ети его в душу мать?
— Сегодня, точно, я отвечаю.
— А болтают, что через год.
— Нас не касается.
— Как не касается, когда всех обнулили. Два нуля я еще понимаю, а тут сразу три.
— Думаешь, знак?
— А то! В этом веке в разум войдем.
— Размечтался.
Эдуард опять бабахнул петардой.
— Вот шельмец. Салют устроил.
— Уши ему оборвать… Нашел, подлец, Красную площадь.
Приплясывая, Додя песенкой веселили народ:
У Дяди Кости левых нет доходов, Зато есть бак для пищевых отходов.
Зазноба, Софья Игнатьевна, Киркоров и Толоконный Лоб организовали вокруг костра хоровод. Живчик отловил в приемнике музыку в стиле диско. Корчагин с Анфисой отправились по лесу погулять, посмотреть, какая она без прикрас, снежная новогодняя ночь. Савл, Баба Васса и Академик, подвесив над столом фонарик, настроились посидеть, обсудить мировые проблемы, может быть, попозже, когда ретивые угомонятся, в карты сыграть. Груша с Лушей подцепили Зою Архиповну под руки:
