В районе действий 4-й танковой армии была проведена жирная красная стрела, прорезавшая в центре передний край. Советская Армия вступила в бой и на южном направлении.
[45]
Паулюс подвел итоги:
— Сегодня рано утром после сильной артиллерийской подготовки противник атаковал позиции 4-й танковой армии и 4-й румынской армии. В данный момент положение там еще неясно. С севера Красная Армия продолжала наступать. Ее левое крыло продвигается в юго-восточном направлении на Верхне-Бузиновку. Мы должны считаться с тем, что через несколько часов XI армейскому корпусу будет отрезана дорога на юг. Наиболее серьезная угроза создана для железнодорожной ветки Морозовская — станция Чир.
Вот мы и влипли! Советское верховное командование начало замыкать клещи. Мы попытались этому воспрепятствовать контрнаступлением XIV и XXXXVIII танковых корпусов. Но если эта попытка не удастся? Если наши танковые соединения слишком слабы? Что тогда? Тогда противник стянет петлю и 6-я армия окажется в котле.
Генерал подает рапорт о болезни
Беспокойно шагал я по своей комнате — три шага вперед, три шага назад. Как ни пытался я овладеть собой, мои мысли снова и снова возвращались к оперативной карте. Как грозные призраки, вставали перед глазами красные стрелы наступающего противника. Если их мысленно продлить, они сойдутся у Калача. Господи боже, что делать? Поспеют ли вовремя наши танковые полки, смогут ли предотвратить угрозу с тыла 6-й армии?
Ответ был получен быстрее, чем мне бы этого хотелось.
Паулюс вызвал меня к себе. Его комната была буквально пропитана табачным дымом. Пепельница на столе до краев заполнена окурками. Рядом стояла нетронутая чашка черного кофе. Командующий как раз закурил очередную сигарету.
— Вам известно, Адам, что генерал-майор Беслер несколько дней назад принял 14-ю танковую дивизию. Однако сегодня он подал рапорт о болезни, заявил, что его старая болезнь сердца обострилась. Он просит разрешения вернуться на родину. Я дал согласие. Командир, который при такой ситуации рапортует о болезни, непригоден и является обузой для армии.
— Этот упитанный господин мне показался несимпатичным уже при первой встрече, — ответил я. — Тем не менее я не мог предполагать, что в такой опасный момент он бросит свою часть на произвол судьбы. Ведь это дезертирство.
— Пусть в этом разбирается командование группы армий. Я информировал о происшедшем. Генерал Беслер так спешил, что, наверное, скоро там будет. Начальник оперативного отдела 14-й танковой дивизии доложил Шмидту, что Беслер уже находится в своей машине на пути к станции Чир. Он даже не счел необходимым дождаться прибытия своего преемника. Какой позор, что такое ничтожество носит звание генерала!
— Беслер не просто офицер, забывший свой долг. Уже позавчера, при первом соприкосновении с противником, его обуял страх, и он не отдал никаких распоряжений для того, чтобы избавить свои войска от излишних жертв. Офицер связи 14-й танковой дивизии рассказал мне, что по этому поводу произошло резкое столкновение между Беслером и его начальником оперативного отдела. Я не верю, что Беслер болен. На языке солдат это называется трусостью. Он дрожит за свою жизнь.
— Посмотрим, что покажет расследование. Управление кадров этим займется. Кого вы рекомендуете назначить преемником Беслера? Этот вопрос должен быть решен немедленно.
— Если генерал-майор Шмидт согласен, я предлагаю полковника Латтмана, командира артиллерийского полка 16-й танковой дивизии. Считаю его одним из самых способных офицеров нашей армии. Он умен, гибок, осмотрителен и энергичен. К тому же Латтман знает бронетанковые силы досконально. Это особенно важно в такой сложной ситуации.
После того как Шмидт одобрил мое предложение, Паулюс также дал свое согласие. По телеграфу было запрошено согласие управления кадров на замену командования 14-й танковой дивизии.
Через несколько часов полковник Латтман явился в штаб армии в Голубинский. Начальник штаба объяснил ему обстановку. Не приходилось завидовать новому командиру дивизии в связи с поставленной перед ним задачей. 14-я танковая дивизия уже понесла в предшествующих боях тяжелые потери. А главное — артиллерийский полк был буквально разгромлен танками противника.
Часы тревоги и неопределенности
Мы переживали тревожные дни. Носились самые различные слухи. Никто не знал, откуда они взялись. Никто не знал, что в них верно. Действительно ли противник отрезал путь по шоссе по правому берегу Дона к станции Чир? Верно ли, что он достиг железнодорожной ветки от Морозовской к Дону и что 4-я танковая армия разгромлена? Какие меры приняло Главное командование сухопутных сил для того, чтобы ликвидировать угрозу армии с тыла? Где находится XXXXVIII танковый корпус? Перешел ли он в наступление? С какими результатами?
Наши нервы были напряжены до крайности. Наконец вечером 20 ноября мы кое-что узнали о положении у нашего левого соседа — 4-й танковой армии. Противник прорвал с юга немецкую оборону и продвинулся к Дону. Командование группы армий выделило 29-ю моторизованную дивизию, чтобы закрыть брешь, но дивизия не смогла противостоять натиску советских войск. IV армейский корпус и 20-я румынская пехотная дивизия отступили и теперь сражались фронтом на юг. О прочих находившихся на юге румынских дивизиях ничего не было известно. По последним донесениям, советские танки подошли непосредственно к командному пункту 4-й танковой армии.
Какой оборот приняло дело? Зияющая брешь на нашем левом фланге, а теперь еще и на правом…
Противник прорывался все большими силами сквозь наш фронт, взломанный в нескольких местах. Передовые части его наступающих войск быстро сближались. А у нас не было никаких резервов для того, чтобы предотвратить смертельную угрозу.
Из штаба группы армий стало известно, что контратака слабого XXXXVIII танкового корпуса генерал-лейтенанта Гейма была сразу же отбита. Наши воздушные силы, которым, вероятно, удалось бы облегчить положение, не могли из-за метели вести боевые действия. Советские танковые соединения, наступавшие с севера, достигнув долины реки Лиска, повернули на юго-восток, на Калач. Соседние же соединения продолжали выдвижение на юг, что поставило под прямую угрозу единственную коммуникацию снабжения — железную дорогу, идущую с запада через Морозовскую к Дону и к станции Чир.
[46]
Перед противником уже был почти открыт путь на юг вплоть до устья Дона у Азовского моря. Это означает, что советские войска вот-вот выйдут в тыл группы армий «А», состоявшей из 1-й танковой и 17-й армий и действовавшей на Кавказе. Стало ясно, что нас ждет страшная катастрофа, если германское командование не будет действовать быстро и эффективно.
[47]
