Разговор у нас завязывается естественно и свободно, тем более что путь, как выясняется, нам предстоит неблизкий. Для начала надо будет по другой лестнице снова спуститься на первый этаж и пройти его из конца в конец, а потом снова подняться на второй.
Мой попутчик оказывается представителем заказчика, который уже не первый год по различным объектам связан с этим трестом. Поэтому исторический аспект в разговоре о делах треста подхватывается им весьма охотно и компетентно. Вехами тут, естественно, служат имена прежних руководящих товарищей, и фамилия Бурлакова всплывает как бы сама собой.
— Удельный князь Светозар, — усмехается мой попутчик. — Как же, как же. Имели счастье. Большие дела проворачивал. Во все стороны.
— То есть?
— И направо, и налево. Ха, ха! И связи всюду. Крепко сидел. И на пенсию вовремя ушел. Проводить успели с почетом. А потом… Вот теперь греют нового. Молодой, энергичный, дело знает. Он мне вчера говорит: «Десять лет трест разваливали, а теперь хотят, чтобы я за один год все наладил». Роман! А вы сами от кого?
— Кооператив «Строитель», — без запинки отвечаю я.
— А-а. Светозар любил кооперативы.
— За что их особенно любить?
— Сами знаете, — мой спутник насмешливо щурится. — Если захотеть, вас ой как прижать можно. А кооператив выкручивайся, ищи ходы и выходы. То проект, сказывается, кое в чем подправить требуется, то дефицитный материал достать и вовремя завезти, то техникой обеспечить, которой и так не хватает. Знаем ваши дела. Вот тут Светозар и брал вас за жабры. Я с ним был завязан не по одному кооперативному объекту, когда в субподрядном тресте работал. Насмотрелся.
Словом, постепенно начинают выясняться любопытнейшие факты. На одной лестнице я даже предлагаю отдышаться и перекурить.
— Хе, хе. Был еще, помню, и такой случай, — со вкусом закуривая, продолжает мой спутник, явно довольный наличию столь внимательного и совсем, очевидно, желторотого слушателя. — Светозар трубы погнал аж в другой город, представляете? И трех сварщиков с ними. Приятель там какой-то помочь попросил, план у него горел. Во фокусник был! А уж по городу, к примеру, с вашими кооперативами чего он делал!
— И ни разу не попался? — с наивным интересом спрашиваю я.
— Раза три на моей памяти его ОБХСС тягал. Выкручивался. Говорят, рука была. Других сажали, а он в свидетелях. Ну раз, кажется, суд в его адрес все-таки частное определение вынес. По вопросу о создании условий. Но этим он только утерся. А уж как всерьез запахло, Светозар наш — р-р-раз! — и на пенсию.
Беседуя таким образом, мы наконец добираемся до комнат, в которых разместился трест. Тут мы сердечно прощаемся. Я приступаю к поискам моего приятеля Пирожкова. И накрепко запоминаю словоохотливого и эрудированного Виктора Борисовича Степаненко, сейчас инженера отдела капитального строительства одного из институтов.
Виктор Борисович ныряет в какую-то дверь.
А я вскоре выясняю, что Пирожков болен и на работу третий день не выходит. И сообщают мне это, представьте, с каким-то неожиданным для меня уважением к Пирожкову, с какой-то, я бы сказал, внимательностью к нему, теплотой даже. И я чувствую, что дело не только и даже не столько в том, что Пирожков заведует сейчас одним из отделов треста (хотя и совсем недавно, лишь при новом начальстве), сколько в каких-то личных его качествах, которые всем тут, видимо, импонируют, а я, наверное, просто не сумел разглядеть.
Но тогда тем более досадно, что Пирожков заболел. Я ведь именно через него и собирался начать знакомство с многообразной, как я убедился, и кипучей деятельностью «удельного князя» Светозара Еремеевича. Так что Пирожков мне нужен непременно, в первую очередь именно он.
Я разыскиваю в длиннейшем коридоре телефон-автомат и звоню Пирожкову. Сначала трубку снимает, видимо, дочь, голосок юный и весьма бойкий. Потом подходит и сам Пирожков. Мне он несказанно рад. Я даже не ожидал такой реакции.
— Что, есть новости, Григорий Сергеевич? — спрашиваю я.
— В том-то и дело! И вот… — голос его срывается на страдальческой ноте, — даже, видите, прихватило.
— Тогда я приеду к вам.
И Пирожков торопливо диктует мне свой адрес.
После этого я звоню Кузьмичу и коротко, а также весьма иносказательно докладываю ему о своих делах, ибо рядом уже топчутся двое нетерпеливых граждан, жаждущих поговорить по телефону. Кузьмич одобряет мою встречу с Пирожковым.
Снова троллейбусы, сначала один, потом другой, кружат меня по Москве. А мысли мои кружатся вокруг Пирожкова. Как, однако, все закономерно в жизни, как все логично цепляется одно за другое и один поступок неизбежно влечет за собой следующий, его даже можно предсказать, стоит только найти какое-нибудь звено в цепочке событий и верно определить житейские и психологические связи. К примеру, Пирожков…
Я прямо-таки сгораю от нетерпения повидать его.
Вот наконец и дом, который мне нужен, огромный, светлый и совсем новый, он растянулся на целый квартал.
Дверь мне открывает девушка в пушистой коричневой кофточке и совсем коротенькой бежевой юбке. Прямые светлые волосы падают на плечи. Девушка весьма привлекательна и, видимо, прекрасно это осознает. Она чуть насмешливо улыбается и, оглядев меня, говорит:
— Здравствуйте. Таким я себе вас и представляла. Заходите.
— С чьих же слов? — спрашиваю я, снимая пальто в маленькой и тесной передней.
— С папиных, конечно. Он в вас, между прочим, влюблен.
— Ну это не опасно, — шучу я.
— Не волнуйтесь, я в вас не влюблюсь. Вы не в моем вкусе. Слишком высокий.
Девочка, однако, бойкая. Папаша, помнится, обрисовал мне ее совсем по-другому. Впрочем, это обычная история.
— Меня зовут Надя, — говорит она. — А вас? Товарищ Лосев?
— Виталий.
— Вы собираетесь меня защищать? — иронически осведомляется Надя.
— А вам требуется защита?
Она небрежно пожимает плечами.
— Папа почему-то так считает.
— А вы как считаете?
— Я? — Надя кокетливо улыбается. — Что ж, такого защитника иметь всегда приятно.
— Благодарю. А нужен ли он вам все-таки?
Надя смеется.
— Папа вам сейчас наговорит. Он, по-моему, на этом пунктике немного того… — Она вертит наманикюренным пальчиком около виска. — Как всегда, тысячи страхов.
— Значит, у вас свое мнение на этот счет?
— У меня всегда свое мнение. А если слушать папу…
В этот момент в передней появляется Пирожков. Он в пижаме и домашних шлепанцах, редкие седые волосы взъерошены, очки перекосились на тонком носике, в пухлой руке зажата газета.
— Наденька, почему ты держишь гостя в передней? — сердито говорит он и оборачивается ко мне: — Извините, пожалуйста. Прошу.
