— Давай, — говорит Жук. — По-быстрому только.
Я киваю в ответ и толкаю дверь мастерской.
Несмотря на поздний час, она открыта. Я захожу.
Сиротливо горит лампочка над низенькой табуреткой за барьером, вокруг нее, как и вчера, разбросаны инструменты, старая обувь, куски кожи.
Пусто. Никого в мастерской нет. Я удивленно оглядываюсь и вдруг замечаю притаившегося за моей спиной Сергея. Он весь словно влепился в темную стенку, в руке у него нож.
Сергей медленно приближается ко мне, заметно припадая на больную ногу, прячет нож в карман, незаметным движением сложив его пополам, и протягивает мне руку. Это молниеносное движение руки с ножом я оцениваю по достоинству. Опасное движение, ловкое. Сергей жмет мне руку. Светлая прямая прядка волос прилипла к вспотевшему лбу. Но сейчас Сергей улыбается, показывая мелкие острые зубы.
— Опаздываешь, — говорит он. — А точность — это вежливость королей, между прочим. Пролетариям надо учитывать.
— Зато не один пришел, — многозначительно говорю я.
Сергей кивает.
— Видел. Потому и приготовился. Чего тебе от них надо?
— И мне надо, и тебе. Дружбы и понимания.
— Жди от этих волков понимания.
— Почти дождался. Теперь они вон меня дожидаются. Ну, а завтра вместе, надеюсь, в больницу пойдем.
— Это еще зачем?
Разговаривая, Сергей запирает дверь мастерской на засов и ведет меня в заднюю комнату. Мы усаживаемся возле стола, и я закуриваю.
— Зачем в больницу? — повторяет Сергей.
— Славка порезал себя сейчас.
— Ну да?! — удивленно восклицает Сергей. — Лепишь.
— На моих глазах. Даже, пожалуй, из-за меня.
— Это как же понять?
— Душу я ему разбередил. Не учел, понимаешь, что нервы-то у него никуда.
— Это у Славки-то душа? — иронически спрашивает Сергей.
— У него.
— У него вместо души сучок с наклейкой.
— Мы, Сережа, часто в людях до их души не докапываемся. А там порой всякие, понимаешь, неожиданности нас ждут, всякие открытия.
— Ну и что ты у Славки открыл, интересно?
— Любовь. Он ее затоптать думал. А я вот ее воскресить попробовал.
— Красиво говоришь, — грустно усмехается Сергей.
— А что? Не все в жизни плохо, — возражаю я. — Есть кое-что хорошее, даже красивое. И у Славки тоже. Кстати, и остальные ребята не такие уж пропащие, если разобраться.
— Это все пока, — машет рукой Сергей. — Найдут главаря вроде Чумы, увидишь, чего творить начнут. Ахнешь.
— А вот главарем, Сергей, должен стать ты, — тихо говорю я.
Он вскидывает голову и пристально, недоверчиво смотрит мне в глаза.
— Вполне серьезно говорю, — отвечаю я на его немой вопрос. — Сейчас они еще колеблются. Но завтра, после больницы, они колебаться перестанут, я знаю. И примут тебя. А дальше все будет зависеть от тебя самого. Надо спасти этих ребят, Сергей.
— Это точно, — задумчиво соглашается он.
— Начинай с Жука, — советую я.
Сергей все так же задумчиво кивает и вдруг усмехается:
— А ты, я гляжу, мастер.
— Еще только хочу им стать. Учитель мой в Москве остался. Ну ладно, Сергей. Теперь ты рассказывай, если есть что.
— Кое-что есть. Человек у меня утром был. Сказал так: этих двоих, Чуму и Леху, точно наняли. И в Москву недавно послали.
— Для этого и наняли?
— Не-а. Их давно наняли. Для охраны вроде. И в Москву отправили для этого.
— Счеты сводить?
— Ну, это точно никто не знает.
— А квартира?
— Не их работа.
— Не-ет, тут ошибки быть не может. В квартире нашли перчатку Чумы. Обронил он ее там. Куда дальше-то?
— Это сам разбирайся. На то ты и мастер. А вот про мокрое дело их в Москве здесь уже знают.
— Не все.
Я вспоминаю испуг Шпринца.
— Кому надо, тот знает.
— А от кого знает?
— Вот ты мне тогда имя одно назвал… — досадливо щелкает пальцами Сергей. — Как его?.. Ну-ка, напомни.
— Виктор Арсентьевич?
— Не-а.
— Лев Игна…
— Во, во! Игнатьевич! Лев Игнатьевич!
— Тебе случайно о нем ничего не сказали?
— Вроде он живет в Москве, а работает на здешних.
— А что за человек у тебя был?
Сергей качает русой головой.
— Неохота его подставлять, Виталий. Слово дал. Привык держать.
— Ну что ж. Тоже верно. Оставим это тогда, — киваю я. — Итак, выходит, Лев Игнатьевич работает на кого-то, кто Чуму и Леху нанял, так, что ли?
— Вроде так.
— Кто же это может быть и чем занимается, интересно знать.
— У них бизнес какой-то, — поясняет Сергей. — Дикую деньгу, говорят, зашибают. А кто, не знаю. Но тут они сидят, у нас. Один, говорят, на синей «Волге» катает. Регулировщики будто бы честь отдают.
— Интересное кино, — усмехаюсь я. — Взглянуть бы самому.
Сергей снисходительно машет рукой.
— Ну, может, и брешут насчет «Волги», кто их знает.
— А за что Гвимара Ивановича прикончили, тоже не знаешь?
— Вроде бы этот самый Лев и приказал. Чем-то ему тот мужик помешал.
— М-да… Что-то не складываются картинки, — задумчиво говорю я, стряхивая пепел с сигареты. — Что-то мешает…
— Шевели мозгами давай. Тебе за что платят? — смеется Сергей. — Хотя и не густо, я слыхал. Но иной раз я, например, и бесплатно шевелю. Особенно там пришлось шевелить, в местах далеких, на окраине.
— Решал, как жить дальше?
— Во-во. И где жить.
— Сергей, — неожиданно спрашиваю я, — а кто у тебя отец с матерью были?
— А что? — сразу настораживается он.
— Да так, — улыбаюсь я. — Язык у тебя такой, не типичный.
— Отец у меня завгаром был, а мать учительницей русского языка. Ну, и литературы, конечно. Много у нас книжек дома было.
— Ну, а потом?
— Потом помер отец. Несчастный случай в гараже. Мать одна осталась. Я тогда уже второй срок тянул. Ну, болела, болела и за отцом ушла. Все без меня… Эх!..
Он умолкает и пристально смотрит куда-то в пространство перед собой, словно что-то видит там и не может оторвать глаз.
— Но почему же так, Сергей? — снова спрашиваю я. — Вот ты говоришь, что кодлу не признаешь. Как же судимости тогда схватил, одну, вторую?
