Цветков перебирал в памяти все, что знал о нем, все, что рассказал там, в Снежинске, Лосев. Косой насмехался над Васькой, он откровенно презирал его…
И вдруг Цветкова словно осенило. Ну конечно! Ведь Ваське, особенно сейчас, в эту трудную для него минуту, дороже всего… А Косой…
— Еще сообщил Лосев, — медленно произнес Цветков, — что Косой пробовал было насмехаться над твоим отцом. Говорил, что воры заставляли таких, как он, им пятки лизать, парашу есть. Это чуть не погубило Лосева…
— Он так говорил? — Васька весь подался вперед.
В его глазах засветилась такая ненависть и такая отчаянная решимость, что Цветков понял: с этого момента Косой будет иметь в Ваське врага, какого еще не имел. Это было больше чем необходимо, это было справедливо.
И с неожиданной для него мягкостью Цветков сказал:
— Ты, Василий, забудь, что было у тебя плохого. Это все прошло и не вернется. Понятно? Отец твой был правильным, настоящим человеком. Таким будешь и ты, его сын. Можешь мне поверить. Я, милый, кое-что в этом понимаю. И первое настоящее испытание тебе — Косой. Тут дело тонкое. За ним еще кое-кто стоит и, может быть, поопасней, чем он. Поэтому будем действовать вместе.
— Только бы скорее, — с угрозой ответил Васька и, вдруг вспомнив, спросил: — А почему вы сказали, что Виталий чуть себя не погубил?
— А он чуть в морду не дал Косому за те слова. Это, как ты понимаешь, в наши планы не входило. В общем сорвался Лосев в тот момент.
Васька ничего не сказал, но по глазам его Цветков понял, как близок ему стал в этот миг Лосев.
Потом они договорились, как следует поступать Ваське, когда Косой даст о себе знать. Казалось, предусмотрели все.
За это время звонил с вокзала Откаленко, сказал, что поезд, где находится Починский, прибудет на ближайшую станцию через два часа, что он будет ждать сообщения оттуда у дежурного, вот только добежит до ближайшей аптеки, возьмет лекарства для сына, и назад на вокзал. Но Цветков приказал не возвращаться. Пусть дежурный позвонит ему, он все равно задержится на работе. А Откаленко надо будет завтра рано утром встретить на вокзале Лосева, отвезти домой. Цветков продиктовал ему номер поезда и номер вагона.
И вот уже ушел Васька, потом Цветков велел отпустить Люду: все равно Починского привезут уже не раньше утра.
Наконец прошло два часа, потом три. Цветков оглядел пустой стол, с которого он уже собрал все бумаги, потом посмотрел на часы. Ого! И, не выдержав, сам позвонил на вокзал.
— Только что получено сообщение, товарищ майор, — доложил дежурный. — Гражданина Починского в поезде не оказалось.
А на следующий день появился Лосев. Чуть побледневший, осунувшийся, отчего большие его глаза под длинными ресницами казались еще больше, но по-прежнему легкий, изящный, одетый, как всегда, чуть франтовато, он, сконфуженно улыбаясь, вошел в кабинет Цветкова. У того в это время сидел Откаленко. Игорь изумленно посмотрел на друга, потом перевел взгляд на Цветкова и воскликнул:
— Явление Христа народу! Ты же болен, черт возьми! Я же тебя лично еще утром уложил в постель! Мы тебе цветы и фрукты готовим! Делегацию составляем!
— Мероприятие отменяется. — счастливо засмеялся Лосев.
— Да как тебя домашние медики твои отпустили? — не унимался Игорь. — У тебя ведь еще вчера температура была.
— Была и сплыла.
— Врешь, симулянт несчастный! Симулирует здорового! Как вам это нравится, Федор Кузьмич?
— Совсем не нравится, — хмуро ответил Цветков. — А потому отправляйся домой, Лосев.
Виталий взмолился:
— Федор Кузьмич, ну хоть часок побуду! Только узнаю, как дела идут. Имею я в конце концов право узнать, как они идут?
Цветков неожиданно смягчился:
— Ладно. Узнавай, раз пришел. Вот разыскиваем этого проклятого артиста. Родные и те не знают, что думать. Иди с Откаленко, он тебя проинформирует.
— Ну, а Косой?
— Его ждет твой Васька. — И Цветков задумчиво прибавил: — Боюсь я этой встречи.
Виталий нахмурился.
— Разрешите, я к нему загляну?
— Нечего. Все договорено. И вообще он сейчас на работе.
— Пошли, симулянт, — поднялся со своего места Откаленко. — Не будем мешать начальству.
Цветков добродушно усмехнулся.
Друзья зашли к себе в комнату, уселись на диван и закурили. Игорь, добродушно усмехаясь, продолжал начатый в коридоре разговор.
— …Просто свихнулась на всяких лекарствах. На то она, конечно, и медсестра. Но в отношении меня у нее только одно лекарство. Знает, что не выношу ее слез. Вот и пользуется. Ну, да ладно! — перебил он себя. — Давай лучше расскажи, как ты там воевал, в Снежинске.
— Нет, — замотал головой Виталий. — Сначала ты расскажи, как вышли на того артиста.
— Это, старик, успеется.
— Нет! В конце концов я больной человек. Может, это моя последняя воля.
Они еще не кончили свое веселое препирательство, когда позвонил Цветков.
— Живо ко мне!
Он сказал это таким тоном, что Игорь, а за ним Виталий опрометью бросились из комнаты.
Когда они появились у Цветкова, тот с усмешкой оглядел их, взволнованных и нетерпеливых, и сообщил:
— Починского обокрали. Всю ночь пробегал, искал свои чемоданы. Сейчас сидит у дежурного по вокзалу.
— Обокрали? — ошеломленно переспросил Игорь. — И значит…
— Вот именно, — заключил Цветков. — Ясно, что портсигар тоже уплыл.
— Ну, знаете! — Игорь развел руками. — Это уже мистика.
— Как же все случилось? — спросил Виталий.
— Ничего не известно. Откаленко, быстро в машину! И Починского сюда. Будем разбираться.
Через полчаса растерянный, изнервничавшийся Починский сидел в кабинете Цветкова и сбивчиво рассказывал, еще считая себя лишь жертвой чьего-то преступления:
— Приехал я на вокзал задолго до отхода поезда. Наших еще не было. Зашел в ресторан. Думаю, перекушу. А то дома не успел, торопился…
«И чего это ты так торопился, сукин сын?» — с усмешкой подумал Игорь.
— Сто граммов водки заказал, — продолжал Починский. — Это я точно помню, не больше. Потом подсел ко мне очень приличный человек. Инженер. Командированный. Ну, выпили… — Починский замялся. — Порядочно, надо сказать. Он что-то рассказывал. Я тоже. Увлеклись. Потом он попросил постеречь его чемодан, в туалет пошел. Потом и я пошел. Возвращаюсь, а чемоданов моих нет. А его стоит. Я туда, сюда. Нет его!
— Почему не заявили сразу в милицию?
— «Почему», «почему»! — раздраженно ответил Починский. — Потому что милиция только в книгах хорошо работает да на сцене…
