В то время дети Кэрол жили с ней, и это было для нее еще
одной причиной для беспокойства. Но волновалась она напрасно. Шон, у которого
не было своих детей, обожал ее сына и дочь. Общего ребенка они решили не
заводить — обоим казалось, что они слишком заняты, и им элементарно не хватит
времени, чтобы растить и воспитывать малыша. Всю свою любовь и нежность они
отдавали друг другу, оберегая свой неправдоподобно счастливый брак. Когда они поженились,
дети Кэрол были подростками, и именно поэтому она в конце концов решилась
оформить свои отношения с Шоном официально. Во-первых, Кэрол хотела дать понять
детям, насколько серьезны их с Шоном отношения, впрочем, Энтони и Хлоя были
целиком и полностью за. Шон им нравился, они хотели видеть его как можно чаще,
и он не обманул их ожиданий, став для обоих добрым другом и заботливым отчимом.
Теперь Энтони и Хлоя выросли и жили самостоятельно. Кэрол
подчас жалела об этом — и тут же обвиняла себя в родительском эгоизме. Жалеть,
по большому счету, было не о чем. Хлоя закончила Стэнфорд и поступила на первую
в своей жизни работу — она была ассистентом заместителя редактора отдела
аксессуаров в модном лондонском журнале. Денег эта работа приносила немного, но
считалась весьма престижной. Кроме того, Хлое явно нравилось помогать
стилистам, устраивать фотосессии, исполнять разнообразные поручения и числиться
сотрудником британской редакции «Вог». Полезный опыт она все же приобретала, и
Кэрол надеялась, что в дальнейшем ей это пригодится. Природа наделила Хлою
яркой, как у матери, внешностью, и она легко могла бы стать фотомоделью, но
девушка предпочла иную стезю, к тому же Лондон пришелся ей по душе. Хлоя была
общительной и остроумной девушкой, и ей очень нравилось встречаться с самыми
разными представителями британского высшего общества и богемы, чего требовала
ее работа. Конечно, она скучала по матери, но ей было достаточно общения с
Кэрол по телефону.
Что касалось Энтони, то он пошел по стопам своего отца и
пытался сделать карьеру в финансовом мире. Закончив Гарвард, он получил степень
магистра делового администрирования и начал работать в преуспевающей фирме,
штаб-квартира которой находилась на знаменитой нью-йоркской Уолл-стрит. Энтони
всегда был серьезным и ответственным, и Кэрол очень гордилась сыном. Как и
Хлоя, он был очень недурен собой, хотя в юности ему мешала некоторая
стеснительность, казавшаяся Кэрол чрезмерной. Но за последние пару лет Энтони
изменился — он встречался со многими интересными, привлекательными девушками,
но ни одной из них так и не удалось оставить в его сердце сколько-нибудь
глубокий след. Карьера явно значила для него намного больше, чем успех у
женщин. Поставив себе ясную и конкретную цель, он ни на минуту о ней не
забывал, не позволяя себе отвлекаться на такие «пустяки», как свидания.
Упорства и настойчивости ему было не занимать, поэтому довольно часто
случалось, что Кэрол, звонившая ему поздно вечером на мобильник, заставала сына
на рабочем месте.
Энтони и Хлоя очень любили мать. Они росли любящими детьми,
поэтому в доме Кэрол всегда царила дружеская, теплая атмосфера. Появление Шона
ее нисколько не нарушило, как не нарушали ее случавшиеся время от времени ссоры
между Хлоей и матерью. В отличие от сына, дочь требовала от Кэрол больше
внимания и заботы: каждый раз, когда мать уезжала на съемки, она без стеснения
выражала свое недовольство. Особенно острой ситуация стала, когда Хлоя училась
в старших классах. Ей хотелось, чтобы ее мать, как и матери других девочек,
всегда была рядом, и каждый раз, когда она высказывала матери свои претензии,
Кэрол чувствовала себя виноватой, хотя и делала все, что могла, чтобы дети не
чувствовали себя брошенными. Даже когда ей приходилось сниматься за границей,
она частенько вызывала их к себе, но эта мера срабатывала только с Энтони. Он,
впрочем, всегда был намного спокойнее сестры, и у Кэрол не было с ним никаких
проблем. А вот Хлоя не упускала возможности попенять матери за то, что она
«уделяет родным детям так мало внимания», неизменно приводила в пример отца,
которого обожала. Кэрол, впрочем, считала, что отношения между матерью и
дочерью всегда более сложные, чем отношения между матерью и сыном.
Но теперь все эти проблемы, похоже, остались в прошлом. Ее
дети покинули родное гнездо и зажили каждый своею жизнью, и Кэрол поняла —
настало время наконец-то взяться за работу над книгой. Увы, начало вышло
довольно обескураживающим: как Кэрол ни билась, она не могла сдвинуться с
места. Работа не шла, и ей даже стало казаться, что она взялась не за свое дело.
Быть может, думала Кэрол, она совершила ошибку, когда отказалась от роли,
которую ей предложили в августе. Что, если она вообще не способна к
писательскому труду и ей не стоило прекращать сниматься ради осуществления
проекта, который неожиданно вызвал столь серьезные затруднения? Ее импресарио
Майкл Аппельзон, очевидно, считал именно так, ибо, регулярно названивая ей по
телефону, не скрывал своего раздражения. Ему было непонятно, почему его любимая
мегазвезда Кэрол Барбер отвергает одну за другой весьма выгодные роли,
продолжая бормотать что-то о книге, которая, по всей видимости, никогда и не
будет написана.
А Кэрол и сама уже не верила, что ее планам суждено
воплотиться в жизнь. Персонажи выходили слишком плоскими, двухмерными и
противно-назидательными, сюжет не выстраивался и представал словно в тумане.
Нет, что-то порой мелькало у нее в голове, но Кэрол никак не удавалось
ухватиться за кончик ниточки и распутать весь клубок. Что бы она ни делала, как
бы ни напрягала измученный ум, все ее усилия ни к чему не приводили.
Вдохновение бежало ее, а призрак неминуемой неудачи лишал ясности мышления,
оставляя одно лишь разочарование и злость на собственное бессилие.
Но каждый раз, когда Кэрол уже готова была сдаться и
признать себя полной бездарью, взгляд ее невольно останавливался на двух
«Оскарах» и «Золотом глобусе» — престижнейших наградах, которые она получила
незадолго до болезни Шона. Значит, думала Кэрол, что-то она все-таки может! И
действительно, в Голливуде о ней еще помнили, хотя Майкл Аппельзон не раз
предсказывал, что, если в ближайшее время она не снимется в новом фильме,
продюсерам надоест ее упрашивать, и они поставят на ней жирный крест. И все же
Кэрол не спешила возвращаться в кино, хотя у нее почти не осталось отговорок, с
помощью которых она объясняла свое нежелание сняться в той или иной картине.
Самой себе она дала обещание начать работу над книгой до конца года, но вот уже
до Рождества осталось каких-нибудь два месяца, а Кэрол и с места не сдвинулась.
В результате каждый раз, когда она садилась за стол и включала компьютер, ее
охватывала тихая паника; мысли разбегались, руки тряслись, и Кэрол была не в
состоянии написать ни одной стоящей строчки.
Все эти мысли крутились в ее голове, когда позади нее тихо
открылась дверь. Кэрол обернулась. Никакого раздражения из-за того, что ее
прервали, она не испытывала — напротив, она была только рада возможности
отвлечься. Вчера, например, вместо того чтобы работать над книгой, Кэрол
затеяла уборку в кладовке, без труда убедив себя, что никто, кроме нее, не в
состоянии с этим справиться. Позавчера она тоже нашла себе какое-то неотложное
дело. Любое занятие годилось — лишь бы не возвращаться к столу, где ждала ее не
начатая книга.
