Бывает, правда, что разные люди оказываются вместе, но это,
как правило, продолжается не слишком долго. Нечто подобное, я думаю, произошло
и у вас с Джейсоном, иначе вы до сих пор оставались бы мужем и женой. С другой
стороны, ничто не может длиться вечно; я это понимаю и принимаю, но главное, я
не позволяю этому портить мне жизнь. К чему переживать, если так устроен мир?!
Да, я готова признать, что ты и моя работа часто оттесняют Алана на второй
план, но, когда он бывает увлечен каким-то своим сумасшедшим проектом, я тоже
оказываюсь для него даже не на втором, а на третьем месте. Меня подобное
положение устраивает, а вот насчет Алана — не уверена… Если же нет, я готова с
ним попрощаться, хотя нам и было хорошо вместе. Я не ищу своего Прекрасного
Принца, и мне не нужна волшебная, сказочная любовь! Мне нужно что-то земное,
практичное, что-то, что устраивало бы и меня, и моего партнера. В конце концов,
Алан — не моя собственность, да и я не хочу принадлежать ему, словно я — вещь.
А брак для меня — это как раз одна из таких форм собственности. Вот такая у
меня философия.
Стиви говорила с полной откровенностью, ничего не скрывая,
как она привыкла. Она вообще никогда никому не лгала, в том числе и самой себе.
Главной чертой ее характера был практический, трезвый подход ко всему на свете
— к собственной жизни, к работе, к мужчинам. Именно это и делало ее надежной,
верной подругой и отличным работником. Даже сейчас Кэрол была в состоянии это
понять. Предельная искренность и честность были редкими и оттого драгоценными
качествами.
Но сейчас Кэрол больше занимало другое.
— Скажи, Стиви, разве я тоже так думаю… думала. Ну, как
ты только что сказала?..
— Нет, — ответила Стиви. — В чем-то мы с
тобой действительно похожи — насколько мне известно, ты, как и я, никогда не
изменяла себе и своим принципам. Например, когда после твоего возвращения из
Парижа Джейсон решил вернуться к тебя, ты не приняла его обратно. С другой
стороны, ты все же была более гибкой, более терпимой и склонной к компромиссам,
чем я. Должно быть, поэтому брак с его сложной системой взаимных обязательств и
обязанностей не кажется тебе игом, которое нужно поскорее сбросить. Несмотря на
это, ты ни разу не пожертвовала принципами ради достижения какой-то своей
выгоды. Когда ты во что-то веришь, ты бьешься до конца и не обращаешь внимания
ни на трудности, ни на мнение окружающих. И это мне нравится в тебе больше
всего. Ты умеешь защищать свою позицию — когда ты за что-то бьешься, тебя можно
уничтожить, но нельзя победить, прости за высокий стиль. Это особенный дар,
которым обладают, увы, немногие. А ведь именно идеалы и принципы делают
человека человеком. Что ты представляешь собой как личность — вот единственное,
что имеет значение. Все остальное — ерунда!
— Для меня очень важно знать, была ли я хорошей матерью
своим детям, — негромко сказала Кэрол. Даже лишившись воспоминаний о
прошлом, она инстинктивно чувствовала, что это тоже было важной гранью ее
утраченной личности.
— Была, — подтвердила Стиви и уверенно кивнула.
— А вот я сомневаюсь. Мне, во всяком случае, кажется,
что я в большом долгу перед Хлоей. Быть может, раньше я не могла этого заметить
и понять, но теперь… — Кэрол чувствовала себя так, словно начинала жить
заново, и ей хотелось лучше разобраться в себе, попытаться исправить
совершенные ошибки. Человеку редко выпадает подобная возможность — в суете, в
спешке, в рутине повседневности он обычно не замечает собственных промахов и
метеором проносится по жизни, задевая и раня окружающих, и особенно самых
близких. Кэрол полностью осознала это только теперь, когда у нее оказалось
достаточно времени для размышлений, и хотела быть достойной этой возможности.
Слава богу, хоть Энтони ни в чем ее не упрекал, хотя, возможно, он молчал из
вежливости или сострадания. А может, мальчикам вообще не в такой степени нужна
мать. Девочки больше тянутся к матерям, и Кэрол решила попытаться навести мосты
через разделявшую их преграду. Правда, как это сделать, она пока не знала.
До самого вечера Стиви и Кэрол разговаривали о прошлом;
первая вспоминала то одно, то другое событие, а вторая пыталась его запомнить и
заодно дать ему собственную оценку. То, что у нее было двое детей и два мужа,
Кэрол уже усвоила. Один ее муж умер; другой оставил ее ради молодой женщины, но
вернулся. А она его не приняла, хотя, по словам Стиви, «была склонна к
компромиссам» или, как определила это сама Кэрол, не любила конфликтов, которых
можно было избежать. И внезапно она задала вопрос, который озадачил Стиви:
— Скажи, когда после съемок я жила в Париже, я с
кем-нибудь встречалась?
Стиви внимательно посмотрела на Кэрол.
— Я не знаю точно, ведь я тогда у тебя не
работала, — напомнила она. — Но мне кажется, кто-то у тебя был, и это
закончилось не очень хорошо. Но это всего лишь мое предположение, —
торопливо добавила она. — Ведь ты почти ничего не рассказывала мне о том
времени. А когда мы приехали продавать дом, ты так торопилась вернуться в
Штаты, словно бежала от каких-то неприятных воспоминаний. И еще у тебя было такое
лицо, словно тебя что-то мучило. Нет, ты ни с кем в тот приезд не встречалась,
только продиктовала мне инструкции, подписала документы и сразу же улетела в
Лос-Анджелес. После этого у тебя в течение пяти лет не было никаких романов с
мужчинами — серьезных, я имею в виду, и, только когда появился Шон, ты немного
оттаяла. Нет, Кэрол, я не знаю, кто причинил тебе такую сильную боль, но мне
почему-то кажется, что это был не Джейсон, хотя и он, конечно, внес свою лепту.
Больше ничего я сказать, к сожалению, не могу — тогда я тебя еще совсем не
знала и не смела расспрашивать о твоей личной жизни.
Кэрол кивнула. Она пожалела теперь о том, что не была
откровенна со Стиви, а та не расспросила ее тогда. Сейчас бы эти сведения очень
ей пригодились.
— Теперь, конечно, невозможно узнать, кто это
был, — вздохнула Кэрол. — Если у меня и был в Париже любимый мужчина,
я забыла его, как забыла все остальное. Впрочем, теперь это, наверное, уже не
имеет значения — как-никак, пятнадцать лет прошло…
— Тогда ты была совсем молодой, — сказала
Стиви. — Когда ты вернулась в Штаты, тебе было всего тридцать пять, а в
сорок ты полюбила Шона. Конечно, до него у тебя были… увлечения, но ни одною
них не продолжалось долго. Кроме того, мужчины, с которыми ты встречалась, не
шли с ним ни в какое сравнение. Это были манекены, которые стоят в витринах.
Нет, в эти пять лет ты думала в основном о детях и о своей работе. Мы даже
прожили год в Нью-Йорке, где ты участвовала в нашумевшей бродвейской
постановке. Это, кстати, был весьма неплохой год.
— Как жаль, что я ничего этого не помню, —
горестно вздохнула Кэрол. Теперь она была уверена: воспоминания о прошлом не
стерлись, а пребывают под спудом где-то глубоко в ее памяти, однако собственная
неспособность извлечь их оттуда лишь усиливала ее недовольство собой.
— Ты вспомнишь. Обязательно вспомнишь! — убежденно
сказала Стиви и вдруг рассмеялась. — Хочешь верь, хочешь — нет, но в моей
жизни было много такого, что я бы хотела забыть, да не могу! Мое детство, к
примеру, было сущим кошмаром. Мои отец и мать были алкоголиками, моя сестра
забеременела в пятнадцать лет и оказалась в притоне для несовершеннолетних
проституток. Первого ребенка она сдала в приют, потом родила еще двоих и тоже
отдала на усыновление, заработала нервный срыв и в двадцать три года покончила
с собой. Можешь себе представить, каково мне жилось с такими родственничками!
Просто удивительно, что сама я осталась жива. Должно быть, именно поэтому слова
«семья», «брак» до сих пор вызывают у меня отрицательные эмоции. Я не хочу снова
сталкиваться с теми же проблемами, не хочу снова испытать горе и боль.