В отличие от нее, врачи были несколько более сдержаны в
своих прогнозах, но, как и сказала Стиви в разговоре с Майклом, тоже не теряли
«разумного оптимизма». И лечащий врач Кэрол, и специалист-невролог, и
нейрохирург продолжали утверждать, что процесс выздоровления идет совершенно
нормально, и именно поэтому быстрых результатов ожидать не стоит. Не исключено
было, что какие-то фрагменты памяти не вернутся никогда — подобные последствия
сильного сотрясения мозга и комы встречались в клинической практике достаточно
часто, однако никто из них уже не творил, что Кэрол навсегда останется
инвалидом. Другой вопрос, на который врачи отвечали менее уверенно, заключался
в том, сможет ли она когда-нибудь вернуться в кино. Ослабление памяти,
неуверенность и легкая раскоординированность движений, травма конечностей,
потеря способности концентрировать внимание на длительный срок — все это могло
проявиться даже спустя значительное время после выздоровления и помешать Кэрол
сниматься. Стиви, однако, считала, что все обойдется: в конце концов, Кэрол
была еще совсем не старой, и ее довольно крепкий по любым стандартам организм
должен был справиться с проблемами.
Все это Стиви передала Майклу, и все же никакие слова не
могли подготовить его к тому, что Кэрол действительно его не узнает.
Подсознательно он все же рассчитывал хоть на какую-то реакцию с ее стороны,
однако, когда Майкл вошел в палату, Кэрол лишь повернулась в его сторону и
окинула удивленным взглядом. Ей было интересно, кто еще к ней пожаловал, но и
только. Стиви, не ожидавшая, что Майкл приедет так скоро, не успела ее
подготовить, и лицо Кэрол не отразило никаких признаков того, что человек,
который в течение тридцати двух лет оставался ее наставником и добрым другом,
был ей хотя бы смутно знаком.
Впрочем, неловкое молчание длилось недолго. Стиви, которая,
к счастью, была в это время в палате, сразу заметила потрясенное выражение на
лице Майкла и поспешила в нескольких словах представить его Кэрол. Ее вмешательство
несколько смягчило драматизм ситуации, и все же Майкл, наклонившись, чтобы
обнять Кэрол, едва не разрыдался.
— Слава богу! — несколько раз повторил он, не в
силах справиться с волнением и не выпуская Кэрол из своих медвежьих объятий.
Лишь несколько секунд спустя он немного успокоился и отступил на полшага назад.
— Значит, ты и есть Майкл? — переспросила Кэрол
таким тоном, словно видела его впервые. — Как стран но… Я тебя совершенно
не помню, хотя Стиви много мне о тебя рассказывала. Ты… ты был очень добр ко
мне и помог стать знаменитой актрисой. — В ее голосе прозвучали
признательные нотки, хотя о том, что сделал для нее Аппельзон, она узнала из
вторых рук.
— Детка моя! — полувздохнул-полувсхлипнул
Майкл. — Если бы ты знала, как я тебя люблю! Никого ближе тебя у меня нет
и не было. — Он сумел справиться с подступившим к горлу рыданием, а Кэрол
улыбнулась.
— Стиви говорит — ты меня «открыл», — сказала
она. — Словно я — новая страна, неизвестный науке цветок или птица.
— Трудно было тебя не «открыть»! Ты была такая
красивая, что никакие цветы не шли с тобой ни в какое сравнение, — горячо
перебил ее Майкл. — Впрочем, ты и сейчас красавица, — добавил он, с
размаху опускаясь на пластиковый стул для посетителей. Стиви осталась стоять,
поскольку, кроме винтового табурета медсестры, в палате других мест для сидения
не было. Кэрол специально попросила ее не уходить: даже сейчас, утратив память
о том, кем была и что делала для нее Стиви, она во всем полагалась на нее. В
обществе этой высокой черноволосой женщины Кэрол чувствовала себя в полной
безопасности.
— Ты просто потрясающая, Кэрол, — повторил
Майкл. — У тебя с самого начала был врожденный кинематографический дар,
поэтому за три с лишним десятилетия ты снялась во множестве фильмов, которыми я
горжусь и как твой агент, и как продюсер. Выше нос, детка. Как только ты
поправишься, мы с тобой сделаем не одну сногсшибательную ленту. Глядишь, еще
одного «Оскара» отхватим на старости лет!
Говоря так, Майкл нисколько не преувеличивал. Он занимался
кино пятьдесят лет — столько, сколько Кэрол прожила на свете, и до сих пор
оставался уважаемым и, главное, действующим продюсером.
— Ты только постарайся поскорее поправиться и вернуться
в Лос-Анджелес, — добавил он. — Я уже договорился: в клинике
«Синайские кедры» тебя будут ждать лучшие американские специалисты по проблемам
памяти!
Французские врачи уже порекомендовали Стиви, к каким
специалистам в США следует обратиться Кэрол, но Майкл предпочитал лично
контролировать ситуацию. Кроме того, ему очень хотелось быть полезным.
— Ну-с, с чего мы начнем? — спросил он,
вопросительно глядя на Кэрол. Ему не терпелось как можно скорее начать
действовать, чтобы помочь ей вспомнить как можно больше. В отличие от Стиви и
Джейсона, Майкл Аппельзон многое знал и о ее первых годах в Голливуде, и даже о
детстве и юности. Стиви уже говорила об этом Кэрол и сейчас повторила снова,
так как ей показалось — ее хозяйка не совсем понимает, чего хочет от нее Майкл.
.— Расскажи, как мы встретились, — попросила Кэрол.
— Я приехал в Новый Орлеан по делам, а ты продала мне
тюбик зубной пасты, когда моя вся вышла, — сказал Майкл. — Как сейчас
помню: ты работала в аптеке прямо напротив гостиницы, в которой я остановился.
Та кой красивой девушки, как ты, я в жизни не встречал, а ведь к тому времени я
многое повидал, и меня трудно было удивить, — добавил он с широкой
улыбкой.
И надо, сказать откровенно — с тех пор ты почти не из
менялась, а если и изменилась, то в лучшую сторону.
Кэрол действительно выглядела неплохо, несмотря на свое
состояние и годы. Она, правда, похудела и была бледной оттого, что давно не
бывала на свежем воздухе, но эти худоба и бледность только придавали ее лицу
еще большую выразительность и одухотворенность. Единственное, что немного ее
портило и о чем Аппельзон не решился заговорить, был свежий шрам на скуле,
резко выделявшийся на белой, гладкой коже. Кэрол, впрочем, уже видела его —
как-то раз она с помощью Стиви доковыляла до ванной и взглянула на себя в
зеркало. Сначала темно-красная полоса на щеке неприятно поразила и далее
напугала ее, но потом Кэрол решила, что это пустяк. Главное, она жива, а за это
стоило заплатить такую цену, как небольшой шрам. Кроме того, собственная память
казалась ей на данный момент гораздо важнее безупречной внешности.
— Ну так вот… — продолжал тем временем
Аппельзон. — Увидев тебя, я без раздумий пригласил тебя в Голливуд на
кинопробы, но ты, гм-м… отказалась, причем не особенно стесняясь в выражениях.
Потом ты призналась, что приняла меня за сутенера. Это меня-то, а?! — И
Аппельзон, забывшись, загрохотал так, что медсестра за пластиковой занавеской
вздрогнула и выронила журнал, который читала. Кэрол тоже улыбнулась — к этому
времени ее словарный запас почти полностью восстановился, и она знала, что
такое «сутенер». — В конце концов мне все же удалось убедить тебя, Но я
заговорил с тобой с самыми лучшими намерениями, — добавил Майкл,
отсмеявшись, — и ты рассказала мне кое-что о себе. Я узнал, что в Новый
Орлеан ты приехала из штата Миссисипи, где жила на ферме с отцом. Несколько
месяцев назад он умер, ты продала ферму и жила на вырученные деньги. Денег было
немного, но ты все равно не позволила мне оплатить твой проезд до
Лос-Анджелеса. Ты сказала, что не хочешь быть мне «обя-яза-анной». Должен сказать,
что в те времена у тебя был очаровательный южный акцент, который мне очень
нравился, но он, к сожалению, мог помешать тебе сниматься, поэтому от него
пришлось избавиться. Кэрол кивнула. То же самое говорил ей и Джейсон. Когда они
познакомились, Кэрол все еще растягивала слова, но сейчас она говорила
совершенно правильно. Южный говорок возвращался к ней, только когда этого
требовала роль, чего, впрочем, не случалось уже довольно давно.
