— Я помню, ты очень любил свою работу, — сказала
Кэрол. — Ты работал допоздна, и даже ночью тебе могли позвонить по срочным
делам.
Мэтью кивнул. Он сам организовал свою работу таким образом,
чтобы быть в курсе всего, что происходит в стране. Владеть информацией — значит
владеть ситуацией, любил повторять Мэтью. Даже сегодня, пока полицейские
допрашивали Кэрол, он вслушивался в их вопросы и ее ответы так внимательно, словно
сам отвечал за расследование этого дела перед президентом и своей страной. И
порой Мэтью действительно забывал, что он больше не министр и что
ответственность за расследование громких и опасных дел лежит на других людях. С
другой стороны, даже уйдя со своего поста, он не превратился в ничто, в
обычного пенсионера, которого никто не знает и о котором никто не помнит. До
сих пор его имя много значило для простых людей, да и для тех, кто сегодня был
у власти. К нему нередко обращались за советом и в частном порядке, и
официально. Не раз его просили высказать свою точку зрения на то или иное
политическое событие в газетах или по национальному телевидению, а после взрыва
в тоннеле нынешний министр внутренних дел лично позвонил ему, чтобы узнать его
мнение о ходе и методах расследования. Теперь-то Мэтью научился быть
дипломатичным и осторожным, тогда как раньше он подчас не считал нужным
выбирать выражения. Не раз ему приходилось критиковать действия правительства,
и всегда он говорил то, что думал.
— Да, я любил свою работу и свою страну. Франция всегда
была для меня на первом месте, пока я не встретил тебя… — признался он, но
Кэрол явно была другого мнения. Раньше она всегда была по крайней мере на
третьем месте — после Франции и его жены.
— Почему же ты подал в отставку? — спросила она и
снова потянулась к чашке с остывшим чаем. На этот раз руки ее совсем не
дрожали, да и чувствовала она себя намного лучше. Допрос заставил ее
поволноваться, но сейчас Кэрол почти успокоилась.
— Просто понял, что пора. Я служил своей стране много
лет и честно исполнял свой долг, но срок моего пребывания в правительстве
истек: состав кабинета начал меняться, к тому же у меня возникли проблемы со
здоровьем, вызванные, скорее всего, непомерными нагрузками, — ведь все это
время я работал, что называется, на износ. Словом, я ушел. В первое время мне,
конечно, отчаянно не хватало всего, к чему я так привык. Мне, правда,
предлагали посты помельче, но я отказывался — утешительный приз был мне ни к
чему. Я получил все, к чему когда-то стремился, пора было и на покой. Кроме
того, у меня имелся фундамент, на котором можно было попытаться строить новую
жизнь. Ты же знаешь — мне всегда нравилось заниматься практической
юриспруденцией… Я мог бы стать прокурором или судьей, но эта работа не для
меня. Слишком скучная… Быть адвокатом гораздо интереснее. Впрочем, в этом году
я собирался покончить и с адвокатской практикой.
— Почему? — удивилась Кэрол. Его слова ее
встревожили. Насколько она знала, Мэтью принадлежал к той породе людей, которые
жить не могут без работы. Конечно, он был уже немолод, но даже сейчас, в
шестьдесят восемь, сил и энергии у него хватило бы на многое. Она убедилась в
этом, когда во время допроса бросила взгляд на его лицо. В его глазах то и дело
вспыхивал огонь, да и сам он был как будто наэлектризован. Нет, такому
человеку, как Мэтью, безделье было попросту противопоказано, и, если он
все-таки ушел с поста министра, бросать адвокатскую практику ему не следовало.
— Мне уже много лет, дорогая Кэрол, — ответил
Мэтью. — Пора заняться тем, чем я пренебрегал раньше: книгами,
путешествиями, размышлениями. В прошлом году я отправился в Африку. Быть может,
я напишу мемуары или на этот раз побываю в Юго-Восточной Азии. Но теперь я не
стану торопиться. Буду делать все без спешки и наслаждаться этим — ведь другой
возможности может и не быть.
— Не говори глупости! — воскликнула Кэрол. —
Я уверена, ты проживешь еще долго. Выглядишь ты, во всяком случае, потрясающе.
Никто не даст тебе твоих лет.
— Выглядеть молодым и быть им — разные вещи и пока у
меня есть силы, я хочу насладиться независимостью и свободой, которых я был
лишен. Теперь я, слава богу, ни перед кем не обязан отчитываться: моя жена
умерла, дети выросли — и внуки, кстати, тоже! Мэтью рассмеялся, а Кэрол вдруг с
удивлением поду мала, что у него действительно есть внуки и что они, должно
быть, одних лет с ее детьми. — Никого не волнует, где я и что со
мной, — продолжал Мэтью. — Это печально, но это так. И я должен
пользоваться моментом, потому что пройдет совсем немного лет, и моим детям
придется каждое утро звонить мне домой и спрашивать у сиделки, съел ли я утром
кашку и не намочил ли постель.
Кэрол была уверена, что до этого ему еще далеко, и все же
нарисованная им картина затронула какие-то потаенные струны в ее душе. Да она и
сама оказалась примерно в том же положении. Кэрол помнила, что старший сын
Мэтью был ненамного моложе ее, теперь ему, должно быть, далеко за сорок. Он
рано женился и рано завел детей. Она была старше, когда сама стала матерью. Но
и ее дети были уже взрослые и тоже жили отдельно, в других городах. Если бы не
Стиви, особняк Кэрол в Бель-Эйр был бы похож на склеп. В жизни Кэрол не было
близкого мужчины, ее дом опустел без детей, ей больше не о ком было заботиться,
не с кем провести время, никого не волновало, во сколько она ужинала и ужинала
ли вообще. Как и Мэтью, она внезапно обрела независимость и свободу, которой ей
хотелось распорядиться как можно лучше. Именно поэтому Кэрол решила написать
книгу и совершить путешествие по Европе, которое — не по ее вине — началось и
закончилось в палате парижской больницы.
— Разве у тебя не так? — неожиданно спросил Мэтью,
словно прочитав ее мысли. — Ведь ты уже несколько лет не снималась. Я это
точно знаю, потому что смотрел все фильмы с твоим участием.
Он улыбнулся. Одним из немногих удовольствий, которые он
себе позволял, было сидеть в темном зале кинотеатра, смотреть на нее и слушать
ее голос. На некоторые фильмы Мэтью ходил по три или четыре раза, многие
смотрел и дома — по телевизору или в записи. Жена ничего ему не говорила, но
стоило Кэрол появиться на экране, как она тихонько выходила из комнаты. Она все
понимала. Понимала, что для Мэтью ничего не закончилось. В последние годы они
вообще не касались этой темы. Она смирилась с тем, что ее муж любит другую —
любит так, как никогда не любил и не будет любить ее. Мэтью связывали с женой
привычка, долг, ответственность, уважение. Совсем иные чувства он испытывал к
Кэрол. Страсть, желание, мечты и надежды — вот что соединяло их два недолгих года.
Потом мечты развеялись, но ни любви, ни надежды Мэтью не утратил. Он только
спрятал их в дальнем уголке своего сердца, словно самую большую
драгоценность, — подальше от чужих глаз и холодного любопытства
посторонних. Даже теперь, когда Кэрол была так близко, он по привычке продолжал
скрывать свои чувства, и все же она ощутила исходящий от него жар спрятанных
под спудом эмоций. О том, что волновало его больше всего на свете, Мэтью не
заговаривал, но Кэрол казалось, что главные слова вот-вот прозвучат, и она
одновременно и боялась, и желала этого.
— Я не снималась, потому что мне не нравились
сценарии, — объяснила она. — Я больше не хочу играть глупые роли.
Смешные — да, глупые — нет. В последнее время я подумывала о том, чтобы сыграть
в комедии, и, может быть, я действительно попробую себя и этом жанре, когда
поправлюсь. Не знаю, получится ли у меня, но попытаться мне хочется. Комический
персонаж можно ведь сыграть и так и эдак, сымпровизировать, наконец… — Она
слегка пожала плечами. — Почему бы и нет? Некоторые начинающие актрисы
боятся комедий, боятся этого амплуа, которое и в самом деле может пристать к
человеку на всю жизнь, но я-то, слава богу, начинала не с комедий, и мне в моем
возрасте можно и рискнуть. Ну а если с комедией ничего не выйдет, я предпочла
бы взяться за сложную, многоплановую роль, которая была бы мне близка. Я
уверена, что мне удастся открыть в моей героине что-то такое, что заставит
зрителей присмотреться к ней повнимательнее, задуматься о ее внутреннем мире. К
сожалению, даже хорошим актрисам подобные роли попадаются не часто, а может
быть, всего раз в жизни, но я могу позволить себе ждать. Сниматься только для
того, чтобы зрители не забыли о моем существовании?.. Мне это не нужно, я не
вижу в этом смысла. Я — взрослая женщина со своими сложившимися взглядами, и
мне кажется, я многое могу сказать людям. Но если сказать л о многое я могу,
только играя ту или иную роль, зачем тогда мне роли, которые не дают подобной
возможности? Вот почему я была так разборчива и отказывалась от предложений,
которые мне не подходили. Кроме того, я целый год не снималась, когда болел мой
муж, но если бы в это время мне принесли хороший сценарий, я бы, пожалуй,
подумала. Увы, все сценарии, которые я читала, были просто мусором и
макулатурой. Никогда не снималась в дрянных фильмах и не хочу начинать! И даже
если обо мне в конце концов забудут, у меня есть чем заняться. Я хочу написать
книгу… — проговорила она, вдруг понизив голос, хотя и не собиралась делать
из этого секрета. Просто ей хотелось посоветоваться с Мэтью, с которым они
когда-то обсуждали самые разные вопросы. С ним ей всегда было интересно
разговаривать — он прекрасно разбирался не только к юриспруденции и политике,
но и в кино, в литературе и вообще в жизни. От природы Мэтью обладал живым, острым
умом и был начитанным и разносторонне образованным человеком. У него даже были
степени магистра в области психологии и литературы и докторская диссертация по
политологии.
