— Я не хочу снова пережить такую же боль, я уже не
такая сильная, чтобы выдержать нечто подобное, — ответила Кэрол. — А
тогда мне было очень, очень плохо…
Мэтью включил мотор и повернулся к ней. Кэрол была права, и
он не собирался ни оспаривать, ни опровергать ее слова. Вместо этого Мэтью
задал вопрос, который не давал ему покоя много лет:
— Скажи, Кэрол, а ты простила меня за то, что я не
оправдал твоих надежд, за то, что много обещал и ничего не сделал? Ты же знаешь
— я хотел, чтобы у нас все было хорошо, но каждый раз мне что-то мешало. В
итоге у меня не получилось ничего. Простишь ли ты меня за это — и еще за ту
боль, что я причинил тебе?
Мэтью понимал, что ничем не заслужил прощения, и все равно
надеялся его получить.
Кэрол пристально смотрела на него широко открытыми зеленоватыми,
как морская волна, глазами.
— Не знаю, — ответила она. — Я помню все
хорошее и помню боль, но многое я забыла. Могу сказать только одно: мне
потребовалось немало времени, чтобы забыть…
И это был лучший ответ, на какой он мог рассчитывать. Хорошо
было уже то, что она не отказывалась от, встреч с ним, не гнала от себя. Что
касалось прощения, то Мэтью не рассчитывал получить его так легко. Он отвез
Кэрол в отель, но подниматься к ней в номер не стал. Мэтью пообещал завтра
снова поехать с ней на прогулку. Кэрол хотелось побывать в Люксембургском саду,
где они когда-то вместе гуляли с Энтони и Хлоей. Мэтью принял бы любое
предложение Кэрол. Единственное, о чем Мэтью был способен думать, был вкус ее
поцелуя, который он до сих пор ощущал на своих губах.
Вернувшись домой, он, не раздеваясь, прошел к себе в кабинет
и долго сидел, не зажигая света. Мэтью не знал, что еще он может сказать Кэрол,
чтобы удержать ее. А что будет, когда она улетит в Лос-Анджелес? Едва ли это
знает и сама Кэрол. Сейчас у них не было ни прошлого, ни будущего, а были
только считанные дни, оставшиеся до ее отъезда. Что случится потом, не мог бы
сказать никто.
Глава 17
Гуляя с Мэтью по Люксембургскому саду, Кэрол вспоминала, как
много лет назад приезжала сюда с Энтони и Хлоей. Впрочем, и тогда ее привез в
этот знаменитый своими цветниками и статуями парк Мэтью, и только потом она
стала бывать здесь с детьми.
В этот день они много смеялись, вспоминая разные забавные
случаи и выходки детей, которые стерлись из ее памяти. Кэрол уже заметила, что
в присутствии Мэтью прошлое вспоминается куда легче, чем когда она пыталась
восстановить какие-то подробности сама. И большая часть этих подробностей
относилась к тому периоду, который она и про себя, и вслух называла «хорошими
временами», тогда как страдания, которые он ей причинил, становились по
контрасту с этими моментами счастья более тусклыми, словно затушеванными, а
главное — не такими болезненными.
Высаживаясь из его машины у «Ритца», они продолжали
разговаривать и смеяться. Кэрол пригласила Мэтью подняться в номер и пообедать
вместе с ней, и он с видимым удовольствием согласился, хотя для этого ему
пришлось перенести несколько встреч с клиентами. Продолжая держать Кэрол под
руку, он как раз собирался передать ключи от машины отельному служащему, когда
какой-то фотограф полыхнул вспышкой прямо им в лицо.
В первое мгновение оба остолбенели от неожиданности. Кэрол
первой пришла в себя и поспешила натянуть на лицо дежурную улыбку,
предназначавшуюся именно для таких случаев, но Мэтью недовольно нахмурился. Он
и в лучшие времена терпеть не мог фотографироваться, а уж папарацци из
бульварных газет и вовсе терпеть не мог. Когда они с Кэрол жили вместе, то
принимали все меры предосторожности, чтобы не попасться на глаза какому-нибудь
пронырливому репортеру, но сейчас папарацци не представляли для них большой
опасности. Им незачем было скрывать или бояться огласки, и все же ни Мэтью, ни
Кэрол не хотелось, чтобы их фотографировали, чтобы о них судачили и выдумывали
пошлые истории об их отношениях. Кэрол, правда, привыкла быть в центре
внимания, поэтому реагировала на происшедшее не так остро, но Мэтью продолжал
ворчать и в лифте. Он уже жалел, что они вышли из машины перед главным входом в
гостиницу, хотя это было удобнее, чем каждый раз пробираться через служебный
вход.
Когда они поднялись наверх, Кэрол рассказала о случившемся
Стиви, добавив, что фотограф, скорее всего, узнал ее, но ему вряд ли было
известно, кто такой Мэтью.
— О, эта братия вычислит его очень быстро, —
ответила Стиви и задумалась. Ее определенно не радовали ежедневные прогулки
Кэрол с Мэтью, но она сочла за благо не задавать вопросов, видя, что ее подруга
выглядит счастливой. За прошедшие дни Кэрол заметно окрепла, а на ее бледных
щеках появился румянец, и Стиви успокаивала себя тем, что эти встречи по
крайней мере не приносят ее подруге вреда. Но теперь все могло измениться, и,
как опасалась Стиви, измениться в худшую сторону.
Стиви поинтересовалась, что заказать им на обед. Мэтью
попросил бифштекс, Кэрол остановила свой выбор на паштете из гусиной печенки.
Когда заказ принесли, Стиви и сиделка ушли к себе в номер. Обе они видели, что
Кэрол с каждым днем чувствует себя все лучше. Больше того — Стиви вдруг поняла,
что ее подруга по-настоящему счастлива.
В этот день Мэтью просидел у Кэрол почти до десяти вечера.
Им и раньше было что сказать друг другу — во всяком случае, никаких проблем с
поиском тем для разговора они никогда не испытывали. Кэрол, вспомнив, сказала и
о том, что утром ей звонили из полиции. Следователь хотел узнать, не припомнила
ли она какие-то новые подробности теракта, но Кэрол вынуждена была его
разочаровать: все, что ей было известно, она уже рассказала. Впрочем, другие
свидетели тоже дали показания, и следствие, в конце концов, пришло к выводу:
все террористы были смертниками и погибли во время взрыва. Единственным
уцелевшим членом группы был молодой араб, проникший в палату Кэрол, он сейчас
находился в тюрьме. Других подозреваемых на данный момент не было, а это
значило, что никакая опасность Кэрол не грозит. Следователь, впрочем, не
рекомендовал ей отказываться от охраны, и Мэтью был полностью с этим согласен.
— Береженого бог бережет, — сказал он. — А ты
для меня теперь особенно дорога.
Потом Мэтью рассказал Кэрол о делах, которые он вел в
юридической фирме, и снова упомянул о своем желании оставить адвокатскую
практику. Кэрол подобный шаг не одобряла, но потом она подумала, что у Мэтью,
возможно, есть более интересное предложение, но он просто не хочет о нем
говорить.
— Ты еще слишком молод, чтобы мечтать о пенсии, —
пошутила она.
— Хотел бы я, чтобы это было так, — ответил
Мэтью. — Но мой возраст, к сожалению, все чаще дает о себе знать. Давай не
будем об этом говорить, хорошо? Расскажи мне лучше о своей книге. У тебя
появились какие-нибудь новые идеи?
— Да, — призналась Кэрол. Идеи у нее действительно
появились, но она пока не очень ясно представляла, когда снова возьмется за
роман. Ум ее неожиданно оказался занят другими, более важными вещами. Кэрол
ловила себя на том, что постоянно думает о Мэтью. Это было как наваждение, и
хотя она пыталась с ним бороться, у нее ничего не получалось. Сколько ни
уговаривала себя Кэрол, что просто проводит с ним время, пока врачи не разрешат
ей лететь домой, — ничто не помогало. Их чувства грозили вырваться из-под
контроля, как уже случилось однажды, но она ничего не могла с собой поделать.
Слава богу, что скоро она возвращается в Лос-Анджелес!
