Наутро Энн проводила Андреа к его родным. Никого из них Андреа не стал посвящать в свои дела, не хотел вмешивать, особенно отца. Когда человек ничего не знает, он и не проговорится, и не может отвечать за то, что ему неизвестно. Отец тоже ни о чем не расспрашивал. Настроение у беглецов было неприлично веселое, трудно было представить, что они беглецы. И все же отец, стоя в дверях, перекрестил обоих.
Старший брат Андреа раздобыл машину, потрепанный “паккард” неопределенного цвета, с драными сиденьями. Энн закинула в багажник свой чемодан, и они двинулись. Пересекли Манхэттен, какие-то малознакомые скучные кварталы, обогнули парк. Перед автовокзалом Андреа остановился, вопросительно посмотрел на Эн. Отсюда уходили автобусы на Бостон, и она могла как ни в чем не бывало вернуться в свою прежнюю жизнь – заехать в Бостон, позвонить Роберту…
Энн неподвижно глядела через грязное стекло машины на площадь, где разворачивались длинные автобусы.
— Не уходи, — сказал Андреа. — Ты мне нужна…
Он подождал, потом добавил:
— Придется вести машину по очереди. Надо поскорее пересечь границу.
Много позже Энн призналась: не скажи он этого, она бы сошла, распрощалась и отправилась в Бостон. Поплакала, погоревала, но вернулась бы к Роберту. В тот миг ей, чтобы решиться, нужна была его просьба, именно такая – не мог же он вести машину сутками. По крайней мере до границы она была обязана проводить его. Когда Андреа забирался на заднее сиденье поспать и Энн садилась за руль, она мысленно обращалась к некоему Судье: “Вот видишь, а что бы он делал без меня? Стоит задремать за рулем – и все, капут!”
Она часто потом возвращалась к этой минуте и все лучше понимала, почему Андреа так сделал – дал ей возможность рассмотреть его как бы под увеличительным стеклом. Некоторые моменты из пережитого она любила перебирать, разглядывать примерно так, как это делала с Библией, перечитывая темные места, уходя все дальше в их сокровенную даль.
VII
Когда агенты ФБР вышли на Терезу, она показалась им обыкновенной шлюшкой. Третьеразрядная ресторанная певичка, большеротая, грудастая, с вертлявым задом, мочалка не первой свежести и небольшого ума. Достаточно жадная и любительница выпить. На таких стоит поднажать – и они поплывут.
Они посидели с ней в баре, разыгрывая из себя нью-йоркских друзей Джо, но Тереза после третьей порции виски высмеяла их, от них за версту несло легавостью. Надо отдать им должное – они не отпирались: Джо Берт нужен как свидетель. Нужны его показания. Ему же лучше. А так власти сочтут, что уклоняется. Значит – виноват. И если она не поможет связаться с ним, придется привлечь французскую полицию. Дело пойдет об исчезновении американского гражданина. А полиция, естественно, возьмется за нее, поскольку она, Тереза, была с Бертом связана, она последняя, кто его видел. В полиции же не станут распивать с ней вино. Когда они взяли так круто, Тереза призналась, что Джо отменил свой отъезд и остался в Париже из-за нее – “не мог оторваться”, “боль разлуки оказалась невыносимой”. Остался, и они “провели упоительный день”. Должны были встретиться на следующий вечер, но он не явился. С ним это случалось. Исчезнет, потом вернется как ни в чем не бывало. Почему она так уверена, что он вернется? Да потому что лучшей любовницы у него не было и не будет.
Они умело подпаивали ее и подначивали: Джо Берт не из тех, кто чувствует себя связанным с женщиной, он бросает ее, думая только о себе. Они показали Терезе его фотографии с Вивиан, но зацепить ее этим не удалось: “Да со мной он о всех других бабах забыл”. И тут началось такое, что даже эти ребята в своем отчете могли обозначить лишь как “интимные подробности”. Несмотря на ссоры, уверяла Тереза, Джо Берт всякий раз возвращался к ней, его тащил к ней Джо-трахальщик, которому он не мог противиться. В каждом мужике живут двое – один деловой, другой – трахальщик. То один перебарывает, то другой. Одному хочется поговорить, другому не терпится залечь с ней, и один на всякий случай припасает презерватив, другой терпеть их не может…
Фабээровцы гоготали, признаваясь, что в этой бабехе что-то есть, у Джо Берта губа не дура. Знает ли она кого из приятелей Берта? Нет, вроде никого он не упоминал, Джо Берт – это человек, который много болтает, но мало рассказывает, разве что однажды случайно встретили у Трокадеро хромого американца, звали его Мак, кажется, он ученый. И все же в ее рассказах была какая-то несообразность. Если Джо Берт остался ради нее, то спрашивается, отчего они не вместе? Отчего, позвонив в посольство, он не приехал туда?
Знала ли она сама, где находится Джо Берт?
Они пообещали полтысячи долларов, если она сведет их с Джо Бертом. Сумма по тем временам приличная. Тереза обещала подумать. Назавтра она сообщила им, что Джо звонил откуда-то с севера, обещал приехать, ему надо быть на конгрессе, который открывается через два дня.
Ни на пленарном заседании, ни на секциях он так и не появился. Потеряна была целая неделя. Стало ясно, что в Париже Берта нет, то ли Тереза стукнула, то ли с самого начала валяла дурочку. Она клялась, божилась, плакала от того, что они ее обманули и она лишилась обещанных долларов. Ей не поверили. Спустили на нее парижскую полицию, обвинив в исчезновении американского гражданина. Из отчетов агентов известно, что в полиции Тереза вела себя агрессивно, заявила, что ее пытались подкупить, подпаивали, угрожали, шантажировали, чтобы она выдала Джо Берта, замечательного музыканта, которого преследует ФБР за политические взгляды. Что во Франции хозяйничают и командуют американские службы, что на самом деле никаких сведений о Джо Берте она не имеет, травила агентам ФБР только то, что могло выручить Берта.
Еще несколько недель за ее почтой присматривали, но писем от Берта не было. Вскоре Тереза сошлась с виноторговцем из Клиши, перебралась к нему, и наблюдение сняли.
Машина свернула с шоссе на заснеженную лесную дорогу. Шофер и двое провожатых были неразговорчивы. Холодно-любезное выражение делало посольских людей похожими друг на друга. Человек в пушистой шубе открыл глухие железные ворота; по аллее, посыпанной желтым песком, они подъехали к двухэтажному особняку. Коричневые стены, белые переплеты окон с белыми каменными наличниками – все свежевыкрашенное, ухоженное. В большой гостиной пылал камин. Гостиная переходила в столовую, на длинном накрытом столе блестели винные бутылки, блюда с закусками. Стопки тарелок. Застекленная часть стены выходила в сад, заваленный снегом. Висели картины в золоченых толстых рамах. Вдоль стен стояли обитые полосатым шелком стулья. Бра – хрусталь с золотом, на каминной полке бронзовые часы, бронзовый торшер. Кресла желтой кожи, столы черного дуба, светлые столики карельской березы, разные гарнитуры кучковались, как в мебельном магазине.
Раскинув руки, к Джо направлялся восточного вида незнакомец с черными усиками и белозубой улыбкой. Она сияла такой неподдельной радостью, что Джо не удержался, тоже заулыбался. Оглядев Джо, белозубый удовлетворенно прицокнул языком, крепко взял за плечи, потряс как бы взамен объятия, представился: Николай Георгиевич, а лучше просто Нико, без всяких отчеств, коротко и запросто, как Джо. Говорил он по-английски с южным акцентом и с некоторой церемонностью. Затем к Джо подошел, натужно улыбаясь, Сергей Сергеевич; за ним – консул с улыбкой старого приятеля. Чувствовалась некоторая торжественность, не хватало разве что музыки. Джо поднесли аперитив, подвели к столу c закусками. Потчевали наперебой. Все это походило на возвращение блудного сына, которого еле дождались. Официантка в белой наколке появилась с подносом горячих пирожков, поначалу она остановилась перед Нико, но он галантно переадресовал ее к Джо, как бы показывая, кто здесь главный. Судя по тому, как Нико любовался гобеленом и диваном “честерфильд” красной кожи, был он здесь и гостем, и в то же время хозяином. Принесли осетрину на маленьких вертелах. Сергей Сергеевич рассказывал про зимнюю рыбалку, которая, как он выразился, та же выпивка, но в валенках, и тут же без перехода вставил, что вопрос решен, для Джо подготовлен новый паспорт с чешской визой, завтра можно лететь в Прагу, за это и предлагается выпить. Почему в Прагу, удивился Джо, почему не в Москву? Это временно, временно, успокоил Сергей Сергеевич, пока что товарищ Джо поселится в Праге, поработает там, а затем и в Москву. Позвольте, в Праге ему нечего делать, в Прагу он не просился, если уж работать, то в Советском Союзе, сейчас решающий период, когда формируется направление, идея перехода на транзисторы имеет важнейшее значение…
