— Для вас я чиновная сошка, — сказал он. — Мелочь. Ну что же, согласен. Наукой не занимаюсь. Кому-то надо пахать. Но знаете, Андрей Георгиевич, мы хоть и лаптем щи хлебаем, а спуску америкашкам не даем. Оборонка наша на уровне. И не у всех оборонщиков такие претензии, как у вас.
— Не понимаю. Если вы хотите идти впереди, то как же без науки обойтись?
— Эх вы… Думаете, раз вырвались вперед, удастся удержаться в лидерах. Вам просто повезло. При наших-то приборах, при наших материалах о том, чтобы держаться впереди, и мечтать нечего. Железо гнуть – это мы можем. Танки, автоматы, самолеты. А с вашей продукцией потруднее.
— Хорошо, сейчас вы хотите запустить в производство нашу мини-ЭВМ. А дальше что? Через год, два? Нужен научный задел.
— Моя задача не за приоритетами гнаться. Мне надо армию обеспечивать, а не амбиции ученых. Я буду делать грузовики, а не гоночные машины. И не надейтесь. Если на мое место поставят другого, он станет проводить ту же политику. Это я вам как замминистра обещаю.
— Смотря кто придет.
— Вы на себя рассчитываете? Вам не светит.
— Почему?
— Не та масть, — глядя в лицо Андреа, ответил Кулешов. И даже позволил себе как бы вздохнуть. — Еще потому, что вы ученый. Ваше дело думать, а не руководить.
Андреа рассмеялся:
— Руководителям думать, конечно, не положено.
— Не ловите меня на слове. Случись что, министру сразу втык: кому доверил? cвоих мудаков тебе не хватает? Мы и своим-то академикам не даем командовать, зачем же нам чужие. И чего вы так рветесь, не пойму. Премию мы вам дали, должность имеете, моим замом – пожалуйста, обеспечивайте научное сопровождение центра. Нет, обязательно верховодить! Да поймите – не обогнать вам по-настоящему эту самую Америку, и нехорошо играть на этом и морочить голову правительству.
— Не понимаю, — стоял на своем Картос. — Не понимаю я такой политики. Зачем же добровольно уступать? Бороться надо, покуда есть силы. Хрущев говорил, чтобы так держать.
— Хрущев много чего наговорил. Вы что, не понимаете?
Он посмотрел на Картоса с удовольствием шахматиста, съевшего последнюю фигуру, и подлил себе из термоса кофе.
— Не желаете?
Он явно что-то недоговаривал и не скрывал этого. Андреа попробовал зацепить Кулешова:
— И чем же вы собираетесь заменить ученых и науку? Соцобязательствами?
— У нас кое-что получше есть.
— Лучше науки? Не верю. Извините, у вас первоклассная наука!
Его поучающий тон вывел из себя Кулешова.
— Вы уж меня, ради бога, не учите патриотизму. У нас много чего первоклассного. У нас, например, разведка первоклассная.
— При чем тут разведка? — отмахнулся Картос.
— Она обеспечивает нас.
— Чем?
— Новинками. Зачем нам ждать, пока кто-то из академиков сообразит? Cкопируем – и порядок.
— Вот оно в чем дело! То есть вы программируете отставание, чтобы мы попали в полную зависимость.
— От кого? От наших ребят? — Кулешов расхохотался. — С ними проще иметь дело, чем с вами.
— Это верно, — согласился Картос.
— Как там сделают что-нибудь стоящее, они нам доставят – и порядок.
— То есть наше дело повторить?
— Пожалуйста, ведите свои разработки. Сделаете что получше – ради бога, мы разве против?
— Не обгонять Америку, а плестить следом?
Кулешов миролюбиво подмигнул.
— Не теряя ее из виду!
— Шпионы вместо разработчиков?
— Вы меня не перетолковывайте. Ленинградскую лабораторию мы вам оставляем. Творите. И здесь и в центре работ никто не сворачивает. Только стратегия будет не та, какую вы наметили.
Картос опустил голову.
— Андрей Георгиевич, что вам нужно, лично вам? Дачу в Подмосковье хотите?.. Личную машину?
Картос исподлобья смотрел на него.
— Хотите, мы вас в Академию наук выдвинем? Не помешает. Наши должности, они временные, академиком будете пожизненно.
— Зачем же я старался создать центр? — тихо, как бы про себя заговорил Картос. — Хлопотал перед Хрущевым?
— Вы что же, для себя старались?
— Не для вашей же стратегии я создавал центр!
Кулешов постучал ногтем по столу.
— Андрей Георгиевич, центр создан партией и правительством, а не вами.
— Значит, я ни при чем?
— У нас инициатив хватало и без вас.
— Могу ли я вашу позицию считать за позицию министерства?
— Можете.
— Я вынужден буду обратиться к Никите Сергеевичу Хрущеву.
— Через голову министра?
— Мне Хрущев разрешил.
— Жаловаться будешь? Значит, на Никиту ставишь?
— Я вопрос ставлю.
— Ставь. Вопрос не фуй, он простоит долго. — Кулешов тяжело поднялся, мясистое лицо его раздулось, влажно заблестело в морщинах. — Жаль, что с тобой нельзя по-хорошему. Ты и талант и работник, но во всем остальном ты дерьмо собачье. Куда ты лезешь, думаешь, мы будем мудохаться с вами? А этого не желаешь, мать вашу? — Он похлопал себя по ширинке.
— У меня своего достаточно, — вежливо отказался Картос.
— Ну и лады, определились… Только я тебе так скажу напоследок: ты, можно сказать, убил бобра, а не добыл добра, ты у меня теперь повертишься, попросишь задницу мою полизать – не дам!
По воскресеньям уезжали на взморье, на озера, большим автобусом, семьями. Удили рыбу, жгли костер, собирали грибы и, разумеется, слушали Джо. На него собирались и грибники, и рыболовы, и картежники. Жанр его баек определить трудно – выдумка соседствовала с реальными происшествиями, здравые идеи с фантастическими проектами. Особым успехом пользовались описания его жизни в ЮАР, как его похитили зулусы и он оказался в селении, где мастерили музыкальные инструменты. Там он изобрел инструмент из морских раковин и сиcтему, поглощающую свет, так что можно было в разгар солнечного дня сделать круг тьмы, кусок ночи. Он научил нескольких обезьян рисовать углем и красками превосходные картины, абстрактные и реалистические портреты. Картины пользовались исключительным успехом, их продавали по бешеным ценам на аукционах в Претории…
У зулусов его выменяло на двух слонов богатейшее племя герера. Он быстро вошел у них в совет жрецов, так как сочинил им гимн и сделал системы биологических барометров из насекомых, которые чувствуют приближение дождя, холодов, ураганов. А через полгода сбежал от них на воздушном шаре. Кстати говоря, тогда-то он и разработал подогрев воздуха от солнечных батарей, расположенных на оболочке шара. На этом шаре добрался до бушменов, у которых возглавил национально-освободительное движение.