А посреди обширного серого пустыря на окраине крупнейшего покинутого города стояло похожее на прыщ одинокое здание. Оно-то и завоевало этому миру печальную славу средоточия зла всей Галактики.
Снаружи это сооружение казалось ничем не примечательным стальным куполом тридцати футов в поперечнике, изнутри же оно было столь ужасно, что разум человеческий отказывался осознать этот кошмар.
Ярдах в ста от купола находилось нечто вроде посадочной площадки. На ней там и сям были разбросаны корпуса двух-трех десятков неловко приземлившихся зданий. Над этими зданиями витал некий разум, и разум этот чего-то ждал. Он обратил свое внимание на небо, и вскоре там появилась точка, окруженная кольцом точек поменьше. Центральная точка оказалась левой башней издательства «Путеводителя», вошедшей в стратосферу планеты Б Лягушачьей звезды.
Руста встал, убрал в сумку полотенце и сказал:
– Библброкс, настало время выполнить работу, ради которой я здесь. Дом скоро совершит посадку. Так вот – через дверь не выходите! Выйдете через окно. Желаю удачи.
С этими словами Руста вышел через дверь, исчезнув из жизни Зафода столь же таинственно, сколь в ней появился.
Через две минуты здание с треском приземлилось среди других развалин. Корабли сопровождения отключили силовые лучи и взмыли вверх: на планету Б садились лишь жертвы, обреченные на встречу с Тотальным Вихрем.
Придя в себя, Зафод огляделся и увидел, что дверь кабинета болтается на одной петле. Окно же по чудесному стечению обстоятельств осталось целым. С минуту он колебался, затем с помощью Марвина открыл окно и глянул вниз. Дом кренился вбок под углом сорок пять градусов, но при мысли о спуске с пятнадцатого этажа у Зафода замерло сердце.
Собравшись с духом, Библброкс начал спуск по наклонной стене. Марвин следовал за ним. На полпути они остановились передохнуть. Крупная костлявая птица села на подоконник в двух шагах от Зафода. Голова птицы была плоской, клюв слабовыраженным, под крыльями виднелись рудиментарные конечности, похожие на руки. Птица мрачно взглянула на Зафода и щелкнула клювом.
– Пшла вон, – буркнул Зафод.
– Хорошо, – пробормотала птица и канула в клубы пыли.
Зафод озадаченно проводил ее глазами.
– Бедные птички, – сказал глубокий звучный голос ему на ухо. – Трагическое прошлое. Ужасная судьба.
Зафод посмотрел вокруг. Никого.
– Хотите, я расскажу вам о них? – спросил голос.
– Кто вы? Где вы?
– Меня зовут Гарграварр. Я – хранитель Тотального Вихря.
– А почему вас не видно?
– Вам будет легче спускаться, если вы передвинетесь на два ярда влево.
Зафод повернул голову и увидел ряд коротких горизонтальных канавок в стене, идущих до самого низа. Он осторожно переместился влево.
– Надеюсь на скорую встречу внизу, – сказал голос и смолк.
– Марвин, – обратился Зафод к роботу, который держался рядом. – Здесь… кто-нибудь… говорил со мной?
– Да, – сухо ответил Марвин.
Через несколько минут они были на земле.
– А вот и вы, – сказал голос. – Извините, что покинул вас так поспешно. Дело в том, что я боюсь высоты.
Зафод внимательно огляделся – не пропустил ли он какого-нибудь предмета, могущего быть источником голоса. Но увидел лишь пыль, груды камней да развалины.
– Эй, почему вас не видно? Где вы прячетесь?
– Я-то здесь, – отозвался голос. – Мое тело тоже собиралось прийти, но дела задержали. Вечно у него какие-то дела… Значит, вам предстоит побывать в Тотальном Вихре?
– О, я не тороплюсь. Я, пожалуй, сначала поброжу вокруг, осмотрю окрестности.
– Нет-нет, – запротестовал Гарграварр. – Вихрь готов вас принять, вам пора. Следуйте за мной.
– Каким это образом, интересно знать? – спросил Зафод.
– Я буду напевать, а вы идите на голос.
Глава 10
Как уже было отмечено выше, Вселенная огромна, и это ее свойство чрезвычайно действует на нервы, вследствие чего большинство людей, храня свой душевный покой, предпочитают не помнить о ее масштабах.
Многие охотно перебрались бы в обиталище поменьше, скроенное по их собственному вкусу. Собственно, очень многие жители Вселенной осуществляют это желание на практике.
Например, в некоей складке Восточного Галактического Рукава расположена крупная планета-лес Огларун, все «разумное» население которой испокон веку ютится в дикой тесноте на одном-единственном, довольно небольшом ореховом дереве. На его ветвях они рождаются, живут, влюбляются, вырезают на коре крохотные спекулятивные заявления о смысле жизни, тщете смерти и важности планирования семьи, порой ведут чрезвычайно мелкие войны… и в конце концов умирают, привязанные к труднодоступным ветвям на верхушке дерева.
Строго говоря, дерево покидают лишь те огларунцы, которых скидывают оттуда за гнусное преступление – размышления о возможности жизни на других деревьях (при условии, что неверен общепринятый взгляд на другие деревья как на галлюцинации, возникающие из-за злоупотребления оглаорехами).
Какими бы несообразными ни казались эти обычаи, в Галактике не найдется ни одной формы жизни, которая не грешила бы чем-то подобным (вся разница в степени). Вот почему Тотальный Вихрь так ужасен.
Когда вас помещают в Вихрь, перед вашими глазами на один-единственный миг предстает во всей своей целостности невообразимая бесконечность мира всего сущего, и где-то в ней мигает крохотный-крохотный огонек, микроскопическая точка на поверхности микроскопической точки, обозначающая ваше местоположение.
Серый, безрадостный пустырь простирался перед Зафодом. Ветер свирепо завывал в развалинах. Посреди пустыря возвышался стальной купол. Вот куда ему предстоит попасть, подумал Зафод. Это и есть Тотальный Вихрь.
Вдруг нечеловеческий вопль вырвался из купола, заглушил вой ветра и замер вдали. Зафод передернулся от страха.
– Что это? – пробормотал он.
– Запись голоса последней жертвы Вихря, – сказал Гарграварр. – Ее всегда проигрывают для того, кто на очереди. В некотором роде прелюдия.
– Да, звучит страшновато, – проговорил Зафод. – Не улизнуть ли нам в какое-нибудь уютное место, где можно спокойно все обдумать?
– Насколько я понимаю, – сказал Гарграварр, – я уже сейчас на какой-то пирушке. Вернее, мое тело. Оно часто без меня развлекается. Говорит, я ему мешаю. Представляете?
– Что означает вся эта история с вашим телом? – спросил Зафод, стремясь отдалить неизбежное.
– Оно… оно занято, – ответил Гарграварр неуверенно.
– У него что, завелся собственный разум? Последовала длинная пауза.
– Должен заметить, что ваши слова представляются мне в высшей степени бестактными, – сказал наконец голос.
