Уолт надолго умолк.
– Нет, я не могу этого гарантировать, – подавленно
ответил он. – Но, думаю, ты сможешь приезжать домой на выходные довольно
часто.
– А если не смогу? Ты, что ли, приедешь и будешь
заботиться о моих детях?
– Таня, за такие деньги ты можешь нанять прислугу. Хоть
десять человек, если пожелаешь. Они платят такие бабки не за то, чтобы ты
сидела на заднице в своем Марине и пересылала им сценарий по почте. Они хотят,
чтобы ты была там, где идут съемки. И это логично.
– Я понимаю, что это логично. Я просто не понимаю, как
совместить эту работу с моей реальной жизнью.
– Это тоже твоя реальная жизнь, реальные деньги,
реальная работа. И это одна из самых значительных кинокартин, которые делались
в Голливуде за последние десять лет, а может, и на десять лет вперед, и
возможность работать вместе с некоторыми из самых значительных людей нашего
кинематографа. Ты хотела художественный фильм? Вот тебе художественный фильм.
Такое тебе больше не найти.
– Я понимаю. Я все понимаю. – Таня чувствовала
себя совершенно несчастной. Она никогда не думала, что перед ней встанет
подобный выбор. Он казался немыслимым при ее жизненных ценностях. Семья на
первом месте, писательское дело на втором. На втором, вечно на втором, как бы
сильно она ни любила писать и как бы хорошо ни зарабатывала. На первом месте
всегда были Питер и дети. Все рабочее расписание Тани было подстроено под них.
– Может, ты подумаешь и обсудишь это дело с Питером? Мы
можем вернуться к этому снова завтра утром, – спокойно сказал Уолт. Он
представить себе не мог, чтобы человек, обладающий хотя бы каплей здравого
смысла, посоветовал жене отказаться от таких денег, и он надеялся, что муж
посоветует Тане хвататься за уникальную возможность обеими руками. Да разве
могло быть иначе? В мире Уолта от таких возможностей не отказывались. В конце
концов, он ведь был литагентом, а не психиатром. Таня же даже не была уверена,
станет ли она рассказывать об этом Питеру. У нее было такое ощущение, что ей
следует принять решение самостоятельно и отклонить предложение. Хотя, конечно,
ей льстило такое потрясающее предложение.
– Я позвоню тебе завтра, – произнесла Таня, тяжело
вздохнув.
– Не говори ты таким несчастным тоном. Это лучшее, что
когда-либо происходило с тобой, Таня.
– Я понимаю… Извини… Я просто не ожидала ничего
подобного, а выбор непростой. Моя работа никогда раньше не становилась между
мною и моей семьей.
И Тане не хотелось, чтобы это произошло теперь. Это был
последний год, который Мэган и Молли предстояло провести дома, и Таня не хотела
его пропускать. Она никогда себе не простит, если не будет с ними рядом. И они,
возможно, тоже ей этого не простят, не говоря уже о Питере. Это просто нечестно
– просить его заботиться о девочках в одиночку, особенно если учесть, насколько
он загружен работой.
– Думаю, ты сможешь с этим справиться, если все
правильно обустроить. И подумай о том, как интересно тебе будет работать над
этим фильмом, – попытался подбодрить ее Уолт.
– Да, – снова вздохнула Таня, – это было бы
интересно.
Превосходная писательская задача. В глубине души Тане ужасно
хотелось взяться за нее, но при этом она понимала, что должна отказаться.
– Просто подумай об этом спокойно и не принимай
скоропалительных решений. Поговори с Питером.
– Поговорю, – пообещала Таня, соскакивая с
табурета. Ей нужно было переделать за сегодня тысячу дел. – Я позвоню тебе
утром.
– Я скажу им, что не смог до тебя дозвониться, что тебя
до завтра не будет в городе. И еще, Таня, – мягко произнес Уолт, –
подумай о себе. Ты – чертовски хороший писатель и лучшая жена и мать, каких я
только знаю. Эти две работы вполне совместимы. Люди их совмещают. А твои дети
уже не младенцы, ты и так много им дала.
– Ты прав, – Таня улыбнулась. – Просто мне
иногда нравится думать о них так. Возможно, они справятся без меня, я уже почти
вышла из употребления.
Все трое ее детей в старших классах стали очень независимы.
Но Таня знала, что этот год очень важен для двойняшек и для нее самой. Это был
ее последний год, полностью посвященный материнским заботам, перед отъездом
детей в колледж. Им все еще требовалось ее присутствие. По крайней мере, так
она думала и была уверена, что Питер разделяет ее мнение. Таня представить себе
не могла, что с ними все будет в порядке, если она уедет работать в Голливуд на
целый год, последний год дома для ее девочек. Конечно, предложение ехать в
Голливуд и писать киносценарий – это потрясающе, никто из семьи не ожидал, что
это когда-нибудь случится, и меньше всех – сама Таня.
– Расслабься и радуйся. Если такой человек, как Дуглас
Уэйн, желает работать с тобой – это повод погордиться. Большинство писателей за
такой шанс продали бы собственных детей.
Но Уолт знал, что это не Танин случай. И именно поэтому она
ему нравилась. Таня была хорошей женщиной, живущей семейными ценностями. Но
сейчас Уолт надеялся, что она на несколько месяцев задвинет свои ценности
подальше.
– Буду ждать завтрашнего звонка. Передавай привет Питеру.
– Спасибо, – уныло отозвалась Таня. Для нее дело
было не только в том, как отнесется к этой новости Питер, но и в высоких
стандартах, которым она считала нужным соответствовать. Положив трубку, Таня
некоторое время неподвижно стояла посреди кухни, словно громом пораженная. Ей
многое следовало переварить, а ее семье – проглотить.
Таня все еще не двигалась с места, глядя перед собой
невидящим взглядом и размышляя о происшедшем, когда на кухню вошел Джейсон, а с
ним – двое его друзей, которые приехали вместе с ним.
– Что с тобой, ма?
Джейсон был высоким, красивым юношей, как-то незаметно и
быстро возмужавшим, с широкими плечами, низким голосом, зелеными, как у матери,
глазами и темными волосами. Он был красив – и это льстило Тане, – но еще
больше она ценила в сыне его человеческие качества. Джейсон был хорошим сыном,
он никогда не создавал родителям проблем, он хорошо учился и занимался спортом.
Он собирался пойти учиться на юриста, как отец.
– У тебя вид какой-то странный. Что-нибудь случилось?
– Да нет. Я просто соображала, что мне сегодня нужно
сделать. А ты чем собираешься заняться? – спросила Таня, пытаясь в то же
время выбросить всякие мысли про фильм из головы.
– Мы отправляемся к Салли поплескаться в бассейне.
Тяжелая работа для летнего утра, но кто-то же должен ее делать.
Джейсон рассмеялся, а мать привстала на цыпочки, чтобы
поцеловать его. У Тани уже сейчас сжималось сердце при мысли об отъезде
Джейсона. Ей невыносимо было думать, что он уезжает. Без Джейсона дом опустеет,
и, хуже того, через год все трое детей покинут дом. Таня цеплялась за эти
последние дни, проведенные вместе, и оттого ей казалось невозможным принять
предложение Дугласа Уэйна. Разве она может упустить эти последние, драгоценные
дни, которые можно провести вместе с детьми? Никак не может, она никогда себе
не простит, если лишит себя и детей такой возможности.