Славик был, на удивление, трезв, и я поинтересовалась, что за хачик. Оказалось, натуральный кавказец, промышляет переплавкой спортинвентаря, в основном теннисного снаряжения. При капитальце. Но без закидонов, за это Славик ручался. Должен прибыть с минуты на минуту. Славик обещал ему задушевную девочку. Этот хачик, по словам Славика, тянулся к культуре, был начитан и сам писал стихи. У себя в горах издал целую книжку. Вообще Славик нарисовал портрет благородного героя, который чурался прозы жизни и занимался спекуляцией исключительно потому, что был азартным человеком и не признавал трудового насилия над личностью. Я поморщилась, но кивнула: хорошо, приведи, познакомь. Там посмотрим. «В пополаме? — уточнил Славик. — У него бабки несчитанные». — «Так ты еще и сутенер? — удивилась я. — Думала, обыкновенный пьяница». — «Я не пьяница и не сутенер, — обиделся Славик. — Ты покрутись с мое, с двумя стариками на иждивении и с алиментами». — «От кого же ты получаешь алименты?» — пошутила я, но он шутки не принял, нахохлился и ушел. Я давно заметила, как все «наши» любят обижаться, хлопать дверьми, устраивать сцены по пустякам и так далее. Это следствие постоянной нервической горячки, в которой мы пребываем. Единственное искреннее чувство, которое я сама испытывала вот уже полгода, это страх. Страх необъяснимый, тошнотворный, похожий на тот, какой бывает в детстве, когда боишься темноты.
Минут через пятнадцать Славик привел хачика. Первая моя мысль была: ни за что! Обрюзгший, самоуверенный, черный, как ворон, детина лет сорока — словно прямо с Центрального рынка. Но когда он присел за стол и произнес бархатным голосом: «Не волнуйтесь, девушка, первое впечатление обманчиво. Меня зовут Рустам», — я заколебалась. С кавказцами, конечно, я вообще старалась дела не иметь, это шебутная Алиска кидалась на них, как кошка на валерьянку, хотя не раз убеждалась, что как раз денежки они умеют считать очень хорошо и на ветер их не бросают вроде бесшабашных русачков. Женщины по товарному знаку шли у них где-то между анашой и бананами, но ближе к бананам, и отношение к женщинам у них было специфическое. Кавказец на предварительном этапе ухаживал красиво, но делал это как бы для собственного развлечения. Так заботливый хозяин нежно обдувает полешко, прежде чем бросить его в печку. Обязательно наступала минута, когда кавказец отбрасывал ритуальные любовные церемонии и превращался в дикаря. Возможно, к своим женам, сестрам и матерям они относятся иначе, но нас, московских путан, презирают беспощадно. Кавказцу можно прекословить только до тех пор, пока он не прикоснется к твоей коже. Дальше — заткнись и соответствуй. И никаких вариантов. Не скажу, чтобы кавказец был чересчур жесток, просто он не считает тебя за человека и удовлетворяет свою похоть, как с надувной резиновой куклой. Кто любит острые, первобытные ощущения, пожалуйста, рискуйте, но не забывайте, что дикарь в момент насыщения становится невменяемым.
«Я слышала, вы — поэт?» — улыбнулась я Рустаму. «Поговорим об этом позже. Что будете пить?»
Я заказала шампанского. Водка, красное вино и шампанское — это нормальная последовательность. Бедного Славика Рустам сразу отослал: «Ты ступай, дорогой, у нас будет интимная литературная беседа».
Славик, рассчитывавший, вероятно, поддать за его счет, невольно скривился, но послушно поднялся. В ту же секунду я пожалела о своем легкомысленном согласии: слишком уж повелительно этот хачик распоряжался. Но Рустам опять словно угадал мои мысли: «Мальчик надломленный, ему приятно, когда есть хозяин. Не переживайте за него». — «Вы экстрасенс?» — «Никаких экстрасенсов нет в природе, дорогая Таня. Это все выдумки ленивых, умственно незрелых людей». — «Да? А как же Кашпировский?» — «Большой шарлатан, — мягко улыбнулся Рустам. — Таких Кашпировских у нас двое-трое в каждом ауле».
Я с ужасом почувствовала, что стремительно подпадаю под воздействие этого темного, грозного обаяния. Не было сил сопротивляться. У меня уже не осталось сомнений, что придется этого типчика «кинуть», но сделать это надо осторожно, тактично. Викеша-толмач принес шампанское и уважительно склонился перед Рустамом: не требуется ли, мол, чего еще, барин.
«Уходи, дорогой! — велел Рустам. — Понадобишься, позову».
Викеша, повернувшись к нему спиной, сделал мне знак бровями: подойди, чего-то скажу. Рустам собственноручно откупорил шампанское, без дурного хлопка, умело. Разлил по бокалам. «За счастливое знакомство, Таня!»
Мы чокнулись, пригубили. Рустам очистил апельсин, разломил, половинку протянул мне: прошу! Я положила дольку в рот, разжевала и механически проглотила, не чувствуя вкуса. У меня было ощущение, что кавказец с интересом проследил, как апельсин проскользнул по пищеводу и опустился в желудок.
«Значит, вы поэт? — Голос мой прозвучал неожиданно громко. — Почитайте что-нибудь свое! Пожалуйста!» — «Позже. Не здесь. Обстановка не подходит». — «Но почему же… А русских поэтов вы знаете? Какой ваш самый любимый писатель?» — «А ваш?» — «Чехов. А из поэтов — Блок». Это была правда. Совсем недавно я перечитывала «Скучную историю», хотя знала ее почти наизусть.
«У вас хороший вкус, — одобрил Рустам. — Но женщины не понимают поэзию. Это им не дано». — «Почему?» В черных глазах мелькнула острая усмешка, словно высунулся розовый змеиный язычок. «Сложно объяснить, Таня. С помощью поэзии, музыки человек общается с космосом. Женщинам недоступны эти звуки. Их слух настроен на волну приемника. Не надо спорить, Таня, и не надо огорчаться. Женщине необязательно понимать поэзию. У нее иное предназначение». — «Ублажать мужчин?» — «Если не понимать примитивно, то да. Ублажать и рожать им детей». Он улыбался так, словно наговорил кучу комплиментов. Я встала и, извинившись, подошла к бару. У стойки Викеша-толмач протирал вафельным полотенцем коньячные рюмки. «Что, Викешенька, очень мой кавалер крутой, да?» — «Помнишь Вальку-Динамо?» — «Дешевая сучка. Что-то ее давно не видно». — «Ее не видно с тех пор, как она поужинала с Рустамом, полтора месяца назад».
Поджилки мои затряслись. «Где же она?» — «Откуда я знаю. А Зинку помнишь, Фруман?»
Еще бы! — подумала я. Красивая, пикантная дамочка, клиенты почему-то дали ей кличку «Отбойный молоток». Мы с ней даже собирались как-то скооперироваться. Но у Зинки оказались непомерные амбиции, она не умела делиться. Теперь я вспомнила: Зинка не попадалась мне на глаза несколько месяцев. «Тоже пропала после ужина с ним?»
Викеша покосился на столик, где Рустам в одиночестве, полузакрыв глаза, потягивал шампанское. «Говорят, он их увозит в Баку, оттуда переправляет в Турцию. Точно не утверждаю. Но я тебя предупредил». — «Спасибо, Викеша! С меня причитается».
Вернулась к столику я успокоенная. Я всегда успокаиваюсь, когда понимаю, что мне каюк. В голове просветлело, я дружески махнула рукой Славику, который пялился на нас из противоположного конца зала. Погоди, Славик! «Что-нибудь наплел этот валенок? — Зловещая проницательность Рустама меня уже не тревожила. Видали и не таких, видали и покруче. Турция — не конец света, некоторые переправляют неугодных партнерш в канализационные люки. Вот это я понимаю, это радикально. «Предложил замшу, — сказала я. — Я бы купила, да денег нет». — «Сколько надо?» — «Недорого. Три штуки». Рустам молча полез в карман, достал портмоне, отслоил пачку сторублевок и положил на стол. «Бери!»
