Книга Грешная женщина, страница 70. Автор книги Анатолий Афанасьев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Грешная женщина»

Cтраница 70

— Мне его жалко. Он просто сумасшедший.

— Такой же сумасшедший когда-то и сотворил человека, — усмехнулся Губин.

Под утро он привез Плахову на квартиру к Михайлову. Настя сразу увела ее в ванную, усадила возле умывальника и принялась обрабатывать рану. Не охала, не причитала, действовала как опытная, видавшая виды медсестра. Промыла ладонь, дезинфицировала ранку перекисью и туго перебинтовала. Плахова расслабилась и почти не чувствовала боли. Вскоре она очутилась в чистой, пахнувшей земляничным мылом постели. Настя принесла шприц и какие-то пузырьки и вкатила ей два укола: один в вену, другой в задницу. Плахова даже не поинтересовалась, что это такое. Потом Настя напоила ее чаем, плеснув туда изрядную порцию коньяка. Чтобы Плахова не облилась, она поила ее из своих рук. Таня воспринимала происходящее уже как бы во сне. Розоватый свет торшера, уютная спаленка, милое, чистое Настино лицо, ее уверенные, заботливые руки — все это было не вполне реально. Реальным был только зверь, с тупым страданием разглядывавший потолок мертвым глазом.

— Мне надо бежать из Москвы, — пожаловалась она Насте. — Вместе с Женечкой удерем. Это вообще была ошибка, когда я сюда приехала. В Москве люди не живут.

— Ну и правильно, — согласилась Настя. — Поедете на юг, отдохнете.

— Не-е, мы в Торжок удерем. Что ты, Настя! Это же моя родина. В бараке нас никто не отыщет. Занавесочки новые на окна повешу. Гераньку разведу. Нам хорошо будет с Женечкой. Как ты думаешь, чудовище туда доберется?

— До Торжка никто не доберется, — улыбнулась Настя. — Спи, Танюша. Сейчас снотворное подействует. Утро вечера мудренее.

— Какая ты хорошая, Настенька! Ты особенная, давно хотела сказать. Уговори Алешу, поедем с нами. Правда, поедем? В Москве людей не осталось, одни душегубы. Она и вас погубит. С утра бы и на вокзальчик. Сядем в поезд, целое купе займем — и ту-ту! Ищи ветра в поле…

Удивительное у нее было пробуждение. Во сне она таки улепетнула в Торжок, но не с Вдовкиным и не с Настенькой, а именно с чудовищем. Причем она не противилась, рада была, что Винсент с ней, потому что он пообещал вернуть ей левую руку, которую оторвал на платформе, и теперь прятал в серой холщовой сумке. Без этой руки она чувствовала себя как-то неуверенно. Но Винсент опять провел ее на мякине. Затащил в барак и заставил раздеться. Она пыталась артачиться, но Винсент достал из сумки ее оторванную руку и наотмашь хлестнул по лицу. Это было не больно, но обидно. На полу барака было сыро, да это был уже и не барак, а дерево на опушке леса. И гвоздочки, которые чудовище рассыпало на землю, было не гвоздочками, а обыкновенными канцелярскими кнопками, правда, с удлиненными остриями. Тане стало смешно. Как можно приконопатить большую голую девицу к дереву канцелярскими кнопками? Но оказалось, что у Винсента в запасе не только кнопки, но и колючая проволока, которой он прикрутил ее к стволу. Таня Плахова повисла высоко над землей и увидела в отдалении реку Тверцу, огибающую родной город, но больше ничего. Гудящая стая комариков клубилась перед ее глазами и застила свет. Винсент разложил у нее под ногами маленький костерик и сверху, на сухие полешки воткнул ее оторванную руку со скрюченными наманикюренными пальцами. «Отдай! — завопила Таня. — Отдай, ты же обещал!» Чудовище радостно приплясывало вокруг запаленного костерка. «Не надо было прятаться, не надо было», — приговаривало оно. Дым от костерка защекотал Танины ноздри, и она чихнула так, что треснули ребра.

— Не хватало еще простудиться, — сказал Вдовкин. Он сидел возле ее постели и смотрел на нее так, как смотрят на покойников.

— Я сплю? — спросила Таня. — Или уже проснулась?

— Трудно сказать, — ответил он. — Я сам про это думаю. Уж не наслал ли кто на нас страшный беспробудный сон. Или явь хуже сна?

Таня огляделась и все сразу вспомнила.

— Женя, я очень страшная?

— Как из петли вынули.

— А ты как тут очутился?

— Алеша приютил, как и тебя. Сейчас завтракать будем. Рука болит?

Таня вздрогнула, покосилась, пошевелила пальцами рука была на месте. И боль немного утихла, стала ровнее, терпимее. Но она чувствовала: вчера что-то такое с ней случилось, что намного важнее больной руки. Вдовкин объяснил, что в доме они одни, хозяева все разбежались. Спросил, не вызвать ли врача.

— Нет, милый, не надо, мне уже лучше.

Она с робким вниманием следила за его лицом, боялась, что он тоже остался во вчерашнем дне. Сердце ее молчало. Он это видел.

— Все образуется, Таня. Ты просто вымоталась до предела. Я знаю, что они с тобой сделали. Но все позади.

Утром Настя его научила, чтобы он был бережней с невестой. Ее пытали, прокололи руку гвоздем, и теперь ей необходима особая забота. Случившийся при их разговоре Алеша, озабоченный и бодрый, с аппетитом уминавший яичницу с ветчиной, словно не выпил вчера доброй литрухи, прервал Настины наставления суровым замечанием: все на свете, дескать, труха, кроме банковских кладовых. Пока Таня спала, Вдовкин сделал несколько телефонных звонков. Он поговорил с матушкой и узнал, что у нее бессонница. Ночью лежит и мается, а днем засыпает прямо на ходу, да еще другая беда: покойный Петя сердится и громко окликает ее в сонное ухо. Его душа отчего-то шибко мечется, а до сороковин, до верного упокоения, еще немалый срок. Матушка умоляла сына приехать, переждать с ней хоть одну маетную ночь, и Вдовкин, разумеется, пообещал. Он перезвонил Раисе и наорал на нее так, точно она по-прежнему была ему преданной супругой. Ты паршивая эгоистка, сказал он ей, сколько мать тебе делала добра, а когда возникла впервые (!) необходимость в твоей помощи, ты трахаешься с ментом, как самая последняя сука. Про мента Раиса будто не услышала, но напомнила Вдовкину, что он как-никак хотя и дальняя, но тоже родня Валентине Исаевне и не худо бы ему, вместо того чтобы лаяться на беззащитную разведенку, самому наведаться в гости, пожалеть родную матушку. Ее вкрадчивый, примирительный голосок окончательно вывел Вдовкина из себя, и он велел позвать к телефону «эту проклятую, так называемую доченьку». Елочка тут же откликнулась и, не здороваясь, пропищала в трубку:

— Папочка, а ты знаешь, сколько сейчас стоит нормальный абортик?

— Об этом мне надо было думать пятнадцать лет назад, дураку.

— Мамочка правильно говорит, — пропела Елочка, — ты стал очень грубый и какой-то невменяемый. Хорошо, папочка, я попрошу денежек у полковника. Вот бы ты его видел, какой деликатный мужчина. И в новой форме.

Чтобы успокоиться, он пошел к Татьяне и минут пять вглядывался в прекрасное спящее лицо. Потом начал рыскать по пустой квартире, где насчитал пять комнат, но спиртное обнаружил только на кухне. В холодильнике стояла початая бутылка водки, и на подоконнике изумрудно светились две бутылки «Адмиральского». Он сделал «ерша»: опрокинул полстакана водки и запил пивом. Пожевал хлебца с колбасой, выкурил сигарету, и на душе немного посветлело. Он подумал, что сорок шесть лет еще не такой печальный возраст, чтобы сильно горевать. Пусть не удалась жизнь, но разве у него одного? Зато напоследок ему повезло, и он полюбил валютную проститутку.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация