– Значит, у тебя, красавица, есть информация, которую хочешь продать? Говори, какая? Сколько стоит? Я куплю.
Фрося вторично метнула на Магомая злобный, уничтожающий взгляд.
– При этой твари базара не будет.
– Конечно, конечно, – заторопился абрек, обернулся к Магомаю. – Сонюшка, оставь нас, пожалуйста. Не обижайся, дорогуша. Хочешь, переночуй до утра. Джигита дам молодого.
– Нет уж, – Магомай надменно поджал губы. – Неблагодарная ты гадина, Фроська. Когда Соня нужна – миленькая, родная. А когда не нужна, – пойди прочь, старая карга. Ничего, я это запомню. Попросишь еще чего-нибудь.
– Убери ее, Руслан-джан, – дерзко потребовала Фрося. – От нее мышами воняет.
Магомай молча поднялся и пошел к двери, оглянулся, ехидно обронил:
– Не поворачавайся к ней спиной, Русланчик. Верхом седлай. Продери ее как следует, сучку заморскую.
С надутым видом, виляя задом, прошел по дому, потом по саду – никто его не останавливал. У ворот перебросился шуткой с охранником Семеном:
– Видал кралю, служба?
– Мы всяких видали, чего в ней особенного, – но в голосе не было уверенности.
– Ошибаешься, служба. Поглядишь утром на хозяина, сам все поймешь.
Доковылял до машины, стоящей с распахнутой дверцей. Подумал: вот дрянь, нарочно оставила. С другой стороны, место безопасное. Какая отчаянная голова рискнет ночью приблизиться к обители зверя. Расположился на заднем сиденье, настроил приемник, открыл банку пива. Фрося сказала, ей хватит тридцати минут. Значит, так и будет. Не было случая, чтобы обманула хоть в мелочах. Озорничала, случалось, как вот с этой дверцей, с незапертым «Пежо», но в делах не химичила. Он подавил ее сатанинскую волю сразу, сортирной таблеткой. В его руках была как шелковая. Сама себе удивлялась. Призналась как-то, что пробовала на нем некоторые штучки из своего арсенала, но не подействовало. Он даже не почесался. Спросила, какой в тебе секрет, Дуремар? Ты заговоренный? Он ответил: никакого секрета. Но зря не напрягайся. Со мной не справишься, не потянешь. Ты для меня, Фросенька, как муха на стекле. Захочу, раздавлю, захочу, дам пожужжать. В его руках она была такой же безопасной, как любая девочка с Тверской. Секрет, конечно, был, он заключался в том, что Филимон Сергеевич давным-давно жил по ту сторону смерти. Но ей об этом незачем знать.
Тридцать минут – все равно что тридцать капель вечности.
В апартаментах Атаева шел такой разговор. Они уже распили бутылку токайского.
– Скажи, Фрося, почему тебя погнали из Голливуда? Я читал в журнале. Хотели дать новую главную роль. Почему не дали?
– А-а, – отмахнулась пренебрежительно, потянулась в кресле, колыхнула грудями, которые бугрились под кофтой как два высоких холма. Атаев уже с трудом сдерживался от аккордного броска. – Сама не взяла. Тропиканка надоела. Все одно и то же. Сю-сю-сю, ля-ля-ля. Главное, попкой вертеть. Я актриса трагическая.
– Хорошее кино, у нас все смотрят. Мужчины тоже смотрят.
– Хорошее кино, когда в нем не сопли, а кровь… Дай руку, судьбу погадаю.
Атаев протянул волосатую длань. Фрося склонилась и, осыпав черными прядями, впилась острыми зубками в ладонь, но не прокусила. Глаза пылали антрацитом, зрачки расширились, Атаев угадал признаки родного, желанного безумия. Он сам любил подержать жертву в зубах, не причиняя ей вреда. Возбудился сразу до неприличия, как юноша. Но все еще справлялся с собой.
– Информация, – сказал хрипло. – Хотела продать информацию.
Фрося плотоядно облизнула покрасневшую ладонь, откинула голову. Ответила опять по уговору:
– Гараев… Есть слабое место… Возьмешь голыми руками.
– Говори.
Мельком взглянула на свои золотые часики.
– Успеется, хороший мой… Пойдем на диван… Послушный неумолимому черному зову, он как сомнамбула переместился на диван, лег на спину. Фрося вспрыгнула на него, придавила тяжелыми бедрами, грудью.
– Закрой глаза! Не смотри пока.
Закрыл, крепко сожмурив веки. Теперь опасался лишь одного: не допустить преждевременного взрыва, не опозориться перед колдуньей. Давненько на него не накатывало такое желание, как родные горные потоки, но внезапно она приподнялась. Он не видел, как, изогнувшись, она укрепила под днищем дивана маленькую пластиковую коробочку.
– Ты чего? – промычал, не открывая глаз. – Давай, делай любовь.
– На минутку, в душ, – горячо прошептала. – Лежи, не шевелись. Не спугни свое счастье. Я мигом.
У дверей отвернула ворот кофты, нажала кнопку передатчика. Теперь у нее оставались считанные секунды.
Вихрем пролетела по коридору, обрушилась с лестницы, выскочила на улицу и помчалась по аллее, вопя по все горло:
– Тетя Соня, отдай презервативы, гадина!
Из машины он успел позвонить в два места: на радиостанцию «Эхо Москвы» и на телевидение. На «Эхе» сообщил главному начальнику, волосатику по кличке Пионер, что если тот немедленно приедет по такому-то адресу, то сумеет взять интервью у покойного бизнесмена Атаева. Волосатик затараторил, как из пулемета, но в ответ услышал суровую фразу:
– Заказывай вертолет, сучонок, не пожалеешь…
Телевизионному хомяку тоже дал координаты поместья, добавив, что через полчаса там будет столько живописных трупаков, что хватит на две-три программы. Телевизионщик по его тону понял, что это не шутка, и пообещал, что операторы будут на месте через двадцать минут.
После того, как поймал сигнал от Тропиканки, отмерил по часам ровно сто двадцать секунд, вытянул из передающего устройства стерженек антенны и, истово перекрестясь, нажал красную кнопку. Взрыв застал бегущую Фросю между воротами и машиной. Из лопнувших окон второго этажа выплеснулась куча черного дыма, и следом, срезонировав, по всему зданию и по прилегающей территории врубились огни, заголосила, завыла, застонала электронная сигнализация, как прощальный гимн неукротимому Атаю.
Фрося бухнулась на сиденье, дышала взахлеб, с хрипотцой, но глазищи радостные, озорные.
– Почему не едешь? Чего ждешь?
Магомай протянул ей банку пива.
– На, остынь.
– Сейчас разберутся, вылетят, палить начнут… Ты что, Магоша, чокнулся, что ли? Пульку словить хочешь?
– Нет, хочу удостовериться, как сработали.
– Кокнули покойничка, не сомневайся. Под анал ему блямбу сунула, – отпила пивка, добавила мечтательно: – Эх, жаль, времени не было. Самец горячий, налаженный. Штопор, как у быка. Самый кайф, когда мужичок на небеса улетает.
– Не на небеса, в геену огненную, – поправил Филимон Сергеевич. – Сколько раз просил, со мной оставь свои сатанинские штучки. В другой раз…
Договорить не успел, из ворот выкатились сразу трое бойцов: пожилой Семен и с ним двое молодых в камуфляжных куртках. Все при автоматах. Семен одичало вопил:
