Потянулась к нему, поплыла с табуретки, и ему ничего не оставалось, как обнять пылающее жаром, истомное женское тело. Прижала его к стене, горячечно зашептала в ухо:
– Коханый, мой, голуба моя… Давай прямо здесь. Никто не увидит, никаких тренеров нету… Ай, я же чувствую, чувствую, ты хочешь меня…
С трудом Камилу удалось вернуть разомлевшую беженку на табуретку. У нее слезы стояли в глазах, как голубые озерца, она была словно в бреду.
– Нет, – строго сказал Камил. – Наспех я не умею. Может, покажусь несовременным пацаном, Галина Андреевна, но для меня любовь это не только секс.
– Презираешь меня? – слезинки двумя бледными жемчужинами протекли по раскрасневшимся щекам.
– Нет, Галина Андреевна. Больше скажу, вы мне очень нравитесь. Но давайте условимся, на работе мы просто коллеги.
– Не обманешь?
– В чем?
– Будет еще после работы?
– Почему нет? Я не чурбан бесчувственный. Да если бы не соревнования…
Обнадеженная, Галина поднялась, понесла свое пышное, жаждущее тело к дверям, покачиваясь, будто пьяная. У двери обернулась:
– Остерегайся Савелова, Сереженька.
– Почему?
– Он хоть тебе дядей считается, с плохими людьми повязанный. Про это все знают. Его даже Иван Михалыч побаивается.
– А он разве ни с кем не повязанный?
– Повязанный, конечно. Кто ныне не повязанный. Но у Савелова крыша покруче.
Камилу она действительно нравилась, но он не исключал, что кто-то подослал ее для пригляда. Уж чересчур азартно потянулась. И вот двусмысленное предостережение. Телефонный разговор с Карабаем, телепат на складе и внезапный любовный недуг малознакомой женщины – все увязывалось в хитрый узелок. Но он не собирался его распутывать, какой в этом прок. Скоро все узелки развяжутся сами собой.
Он постоянно был настороже, и потому сразу засек молодого, лет двадцати пяти, крупнотелого мужчину, появившегося на пляже после обеда. Мужчина достал из спортивной сумки махровое полотенце, расстелил на сером, не сказать чтобы чистом песке, снял куртку-ветровку, рубашку и майку, сел и с явным удовольствием для начала высосал из горлышка бутылку пива. Еще две бутылки, вынутые из сумки, сунул поглубже в песок для охлаждения, сам лег на спину и закурил. Во всех его движениях была спокойная безмятежность человека, заглянувшего после рабочего дня на пляж, чтобы часок погреться на солнышке. На пляже он был не один. Стояли теплые (днем до двадцати пяти градусов) дни и к вечеру на водохранилище подгребали компании молодняка с музыкой и, естественно, тоже с непременным пивом, шебутные девчушки, ищущие знакомств, и вот такие одинокие, сосредоточенные мужчины, чей социальный статус был написан у них на лбу: средний класс, уже основательно приобщившийся к мировым ценностям, поменявший старенькую «жигулеху» на какую-нибудь престижную иномарку-десятилетку.
Покурив, мужчина пошел окунуться и, незаметно наблюдая за ним, Камил (он драил пемзой кастрюли под навесом) наконец понял, что его насторожило. Мужчина переигрывал, изображая праздного, слегка поддатого гуляку. Слишком шумно влез в воду, неуклюже поплыл, загребая саженками, после, когда вышел на берег, нелепо подпрыгивал на одной ноге, вытряхивая воду их уха. Надо быть очень тренированным, чтобы разыгрывать такого увальня.
Это под силу только циркачам и классным рукопашникам. Камил окончательно убедился, что это не случайный гость, когда (на большом расстоянии) встретился с ним взглядом и словно ощутил блеск фотографической вспышки. Это случилось всего один раз, мужчина не повторил ошибки, но этого было достаточно.
Подумать было о чем – и быстро. Чутье подсказывало Камилу, что белокурый (вес не меньше ста килограммов – и одни мышцы) пожаловал не от Карабая, он из другой компании. Его собственная подготовка не включала в себя опыт общения с секретными агентами из государственных служб, но что этот парень не из братвы – это точно. В его поведении не было намека на заносчивую дурость, которая с головой выдает отечественного бандюка любого ранга и в любой ситуации. Напротив, в нем издалека чувствовалась некая ненавязчивая интеллигентность, лояльность к окружающему миру. От бандюка во все стороны рассыпаются искры истерической агрессии, этот блондин словно стеснялся, что он такой большой, сильный и имеет возможность лакать пиво и валяться на солнышке. Камил допускал, что ошибается, чтобы сделать окончательный вывод, необходим хотя бы скоротечный контакт, но если это действительно опер, и если он работает не на Карабая или Гараева, а, допустим, на контртеррористическую службу, то из этого вытекало, что Камил каким-то образом засветился. Когда и где?.. Он быстро, прикрыв глаза, восстановил в памяти все эпизоды недолгого пребывания в Москве и не обнаружил ничего подозрительного.
Ладно, сказал сам себе, надо познакомиться, а уж потом что-то решать.
Мизансцена на пляже изменилась: прибавилось людей, а к блондину приклеились две девчушки из тех, что ошиваются здесь и ночью и днем. Не профи, но на пути к тому. Могут отработать за десять долларов прямо за деревьями, а могут там же, если повезет, завалить одинокого пьянчужку, избить до бесчувствия и обчистить догола. У них на подхвате всегда неподалеку крутилось несколько бычков того же возраста, возможно, одноклассников. Бизнес опасный и нерегулярный. Нередко этих самых девчушек-добытчиц поутру извлекали из воды в виде утопленниц и, как пишут в протоколах, со следами пыток. Как и их помощников – неоперившихся братков. Но ничего не поделаешь, охота пуще неволи.
Камил взял в одну руку ведро, в другую веник – и пошел вдоль берега собирать окурки. Когда приблизился к блондину, услышал такой разговор:
– Ой, что вы, молодой человек, – верещала одна из красавиц, прикрытая ниточками купальника. – Мы со Светой вообще не пьем. У нас сессия на носу. Но если хотите еще, можем сбегать.
– Не надо, – самоуверенно хохотнул блондин. – У меня в сумке пять штук.
– Пива можно по бутылочке, а, Надюша? – раздался хрупкий голосок второй девушки. – Я читала в журнале, даже полезно для памяти. Если молодой человек от души угощает.
– Для души этого мало, – отозвался блондин. – Для души полагается беленькой. И кое-что еще, чему не учат в школах.
– Ох, молодой человек, мы же студентки, мы этим не занимаемся. У нас родители строгие.
– Я имел в виду, – смутился блондин, – под пивко хорошо идет воблушка.
Девчата залились на разные голоса, им солидным баском вторил кавалер: в эту веселую минуту к ним приткнулся Камил с ведром и веником.
– Отдыхать отдыхайте, ребятки, – сказал ворчливым дяди Гришиным голосом. – Только не сорите.
Девчата его знали, и он их уже знал, яркоглазых и востроносых, обуянных с детских лет куревом и зельем, но сейчас они делали вид, что впервые заглянули на пляж. Надеялись, что подыграет. Миша и Гриша им частенько подыгрывали, за то имели с них небольшой приварок.
