- Более чем, - подтвердил я глубокомысленно. - Я придерживаюсь мнения, что полная зачистка человечества от гнойника интеллигенции покамест преждевременна.
- Надо сперва посмотреть, не будет ли от нее какой пользы.
- Какая может быть польза, - усомнился я, - если до сих пор был один вред?..
- Конечно, - согласился мыслитель. - Все прежние опыты окончились плачевно для россиян, но есть, сударик мой, обнадеживающие признаки. Взять хотя бы новейшую историю. Разве не интеллигенция своими верноподданническими обращениями к царю Борису - "Раздави гадину!", "Расстрелять!", "Загнать в стойло!" - ускорила падение сатанинского коммунячьего режима? Разве не она подала пример истинно рыночных отношений, продавшись с потрохами за чечевичную похлебку? Так почему бы и в будущем не использовать ее в качестве сигнальных флажков на краях пропасти? Поясню свою идею, сударик Тихон Степанович-Писатель увлекся, раскраснелся, но досказать не успел. Со стороны крематория раздались крики - и на песчаную аллею вылетели двое: Толяна Чубайс в разъяренном виде и длинноногая блондинка в хосписном комбинезоне. Блондинку я сразу узнал по желтым растрепанным волосам - моя недавняя соседка по столу Надин. Сцена не представляла загадки: могучий производитель преследовал очередную жертву, которая каким-то образом вырвалась из его лап. Но то, что произошло дальше, не лезло ни в какие ворота. Толяна догнал красотку неподалеку от нашей беседки, ухватил за взбугрившийся на спине комбинезон и попытался повалить.
Мы с Олегом Яковлевичем приготовились насладиться любовной сценой, но не тут-то было. Девица как-то ловко присела, развернулась - и вонзила каблук Ваучеру в промежность. Потом подпрыгнула и - черт побери! - укусила за нос. Да не просто укусила, а на несколько секунд повисла на рыжей туше, как заправская бульдожка. Толяна завыл, к умалишенный, скорчился в три погибели, закрыл ладонями рожу, но девица на этом не успокоилась. Нанесла еще несколько быстрых ударов кулачком по круглой башке Реформатора и добилась того, что он повалился на песок, к подрубленный. Наверное, каратистка, подумал я. Их теперь развелось как собак нерезаных. Сынок Виталик предостерегал, не помню, по какому поводу. Эти девчушки, которые подрабатывают на улицах, с виду ласковые, доверительные и берут недорого, но только зазевайся! Напихают в глотку клофелина, надругаются, обдерут как липку, да еще попадаются такие озорницы, что глаза выколют, чтобы не узнал на другой день.
Девица Надин, довольная результатом, задрала нос кверху и с независимым видом, как ни в чем не бывало сунув в рот сигарету, не спеша пошла по аллее. Толяна полежал немного, потом заворошился и сел. Выражение лица у него было задумчивое. Я ему сочувствовал. Легко понять состояние мужчины, которого грубо сбили с любовного настроя. Наконец он встал и, горестно качая головой, прихрамывая, отправился разыскивать беглянку, о чем можно было догадаться по тому, как он энергично почесывал причинное место. Но сегодня его явно преследовал рок. Еще, видимо, с помутненным от побоев рассудком Ваучер ломанул через кусты и оказался в зоне, охраняемой собаками. Но заметил это слишком поздно. Мой друг Фокс, не столько обозленный, сколько удивленный такой наглостью, важно приблизился к нему и, зевнув, молча вцепился в ногу. Хруст разгрызаемого мосла донесся до нашей беседки и тут же был перекрыт кошмарным воплем боли. У ворот трое охранников повалились на землю от хохота. Волейболисты прервали игру, и многие из отдыхающих, во всяким случае те, кто был относительно вменяем, заинтересовались редкостным зрелищем. К сожалению, оно длилось недолго. Толяна оправдал свою славу сверхчеловека: каким-то образом вырвался из собачьей пасти и, стеная и поскуливая, отполз в заросли шиповника...
- Однако, - озадаченно заметил Олег Яковлевич, - живуч российский демократ. Как говорится, ни в огне не горит, ни в воде не тонет. Все-таки Гай Карлович - гениальный прозорливец. От такого корня, надо полагать, пойдет совершенно особая порода россиян. Злопыхатели называют их выродками, но это несправедливо. Вам бы у него поучиться, милостивец мой.
- Чему?
- Хотя бы жизнестойкости, удали молодецкой. Помнится, у нас в ГУЛаге тоже был редкостный экземпляр. Даже похлеще Ваучера. Звали его Гриня Малахолъный, и прославился он тем, что когда его топили в сортире...
Опять я показал себя невежей. Мимо прошагала Надин с сигаретой и, показалось, как-то чересчур внимательно посмотрела. Вроде и ручкой поманила.
- Олег Яковлевич, кого-то она из нас подзывает. Вам не кажется?
- Креститься надо, когда кажется, - с досадой ответил мыслитель, но приглядевшись, добавил:
- А верно. Ишь глазками пуляет. Небось, книжку хочет попросить. Ну поди узнай, да токо поскорее. Хороша ягодка, ничего не скажешь!.. Недолго и старику оскоромиться.
Догнал красотку почти возле крематория - и молча пошел рядом. Сердце будто вещало, что судьба сигналит. Надин покосилась на меня, щелчком сбросила под ноги окурок.
- Как вас зовут?
- Чего? - сказал я.
Девушка вздрогнула, повернулась ко мне. Чистые, сверкающие гневом глаза, похожие на два зеленоватых леденца, лишь слегка замутненные наркотой. О, ей еще далеко до переплавки...
- Вот что, дядя. Если хочешь опять изображать кретина, зачем подошел?
Ответить я не мог. Она, по всей видимости, не знала того, что знал я. Территория хосписного парка прослушивалась и просматривалась точно так же, как все жилые и служебные помещения, за исключением небольшой полянки за часовней. Почему полянка осталась без присмотра, особый разговор. Макела, например, считала, что ее оставили для ночных пиров вурдалаков, обитающих в подвале крематория. Известно, что вурдалаки не выносят никаких направленных излучений. У меня было свое объяснение наличия этой "черной дыры": обыкновенное чье-то головотяпство. В России без этого не обходится. Именно поэтому все высокотехнологичные психотропные программы, просчитанные на Западе на сверхсовременных компьютерах, здесь рано или поздно дают сбой. Вон уж реформе надцать годков, а убыль аборигенов по-прежнему не превышает миллиона в год. Можно сказать, реформа букcует. Чтобы в таком темпе довести ее до логического завершения, понадобится еще сто лет.
Однако пока мы шли по аллее, все наши слова автоматически сливались на магнитную ленту. Я подхватил ее и повел. Если бы Надин заартачилась - конец нашей встрече. Но она лишь фыркнула, как кошка, и послушно засеменила рядом, не вырывая руки. Через минуту мы очутились в затишке под столетней липой.
- Здесь никто не услышит, - сказал я. - Говори быстро чего надо. Времени нет. Засекут.
Мое прежнее "я", чудом сбереженное в кишках, вынырнуло на поверхность, и на несколько минут я стал почти нормален. Отступила хмарь многодневных наркотических терзаний. Конечно, я допускал, что появление этой загадочной особы могло быть одним из пунктов эксперимента, очередным наваждением, но выбора не было. Если это ловушка, то все равно последняя.
В глазах девушки вспыхнула смешинка, покорившая меня.
