– Прошу тебя, – сказал он, – не дури.
Ее глаза полыхнули, как две зеленоватые плошки. Губин достал из бардачка люгер, сунул под рубашку.
– Миша, обними меня!
Он дотянулся, поцеловал сухие, воспаленные губы.
Конечно, это бред, наваждение, но желание пронзило его с такой же силой, как если бы они лежали дома в постели.
– Видишь, – заметила Таня самодовольно, – любишь меня. Природу-то не обманешь.
– Грош цена такой любви.
Он распахнул дверцу и выпрыгнул. "Тойота" остановилась шагах в двадцати. Оттуда шли к нему двое мужчин: один повыше, коренастый, средних лет, другой – в самом соку, гибкий тополек с льняными кудрями.
У обоих в руках короткоствольные, с округлым цевьем автоматы – новейшая модификация "Калашникова", отличные безотказные игрушки. Губин предостерегающе поднял руку:
– Стой, мужики, поговорим!
Мужчины послушались, остановились. Старший засмеялся:
– Губин, мы тебя знаем. Беги в лес, никто не тронет. Нам девчонка нужна.
– Кто вы?
– Особый отдел. Подполковник Суржиков. Хочешь, документы покажу? Шагай отсюда.
Мужчины синхронно сдвинулись. Губин снова поднял руку:
– На месте, я сказал! Зачем тебе девчонка, Суржиков?
– Ты любопытный, Губин?! Путевку на курорт ей выпишем. В Минводы. Доволен?
Губин видел, что опасаться надо не подполковника, тот вполне владел собой, а вот его молодой напарник так и дергался со своей скорострельной машинкой. Вертолет завис над головой и так гудел, что приходилось кричать, надрывая связки, но можно было уже и не кричать, потому что все было сказано.
– Девчонку не получишь, – проорал Губин, – но уцелеть еще можешь.
Первым стрелять, как и следовало ожидать, начал молодой, и одновременно Губин кувырнулся в кювет, на лету рвя из-за пояса люгер. Схватка получилась короткой. Мгновенно ожили деревья, и двух одиноких стрелков на дороге скосило, как деревянные столбики.
Они не успели толком ничего понять. Из подкравшегося вертолета потекли на землю стальные смертельные нити. Губин, лежа на спине, выпустил весь заряд, целя в топливные баки. Бойцы тоже с азартом пуляли из укрытий. Кто-то попал удачно. Вертолет, словно в раздумье, закашлялся и резко взмыл в вышину. Но и там, пока был на виду, продолжал перхать, харкать и недоуменно раскачиваться.
Губин подошел к лежащим в живописных позах подполковнику Суржикову и его подпаску. По тому, как изумленно они улыбались, было понятно, что оба не ожидали, что вся эта катавасия, которая называется жизнь, так быстро и нелепо закончится. Сержант в смерти не успокоился, горбился над своим автоматом и продолжал посылать короткие очереди в грудь свирепому врагу, зато его старший товарищ только прикидывался мертвым. Губин угадал это по легкому трепетанию сомкнутых ресниц на заиндевевшем суровом лице. Он нагнулся, высвободил автомат из теплых расслабленных пальцев, посоветовал:
– За мной больше не гоняйся, вояка. Шею свернешь.
За спиной Лева Чмок, командир пятерки, деликатно напомнил о себе:
– Прибраться здесь или как?
Губин пожал ему руку:
– Хорошо поработали, спасибо… "Тойоту" где-нибудь захорони. Я уйду на твоей машине. Доберетесь до точки, замрете наглухо.
– Будет сделано.
Неподалеку топтались еще четверо бойцов, стеснялись подойти. Их Губин тоже поблагодарил:
– Премиальные по гранду на рыло. Чмок рассчитается. До встречи, ребятки.
Ребятки радостно загудели. Все четверо впервые видели своего легендарного командира.
Губин вернулся к "тойоте", пересадил Таню в "жигуленок". Люгер сунул в бардачок, не перезаряжая.
– Горжусь тобой, любимый! – жеманно пролепетала Француженка. – Ты – настоящий воин. Как сиганул в канаву – уму непостижимо!
Губин развернулся и погнал к карьерам. Путь предстоял неблизкий.
– Как самочувствие? – спросил у Тани.
– Миш, чего от нас хотели менты?
– Откуда я знаю. Бесятся с жиру.
– Они за мной тянутся?
– Возможно, и так.
– Миш, ты меня не отдашь?
– Будешь слушаться, не отдам.
– Я люблю тебя, Губин.
– Это как тебе угодно.
Песчаные карьеры не разрабатывались лет десять, но в одном из вагончиков тут обретался на покое древний житель планеты Кузьма Кузьмич Захарюк. От государства он получал хилую пенсию и зарплату сторожа, и Алеша Михайлов пересылал ему ежеквартальное пособие, которого с лихвой хватало на все его незамысловатые потребности. На иждивении у старика были три немецких овчарки, день и ночь злобно завывавшие в деревянном загоне, и приходящая бабка Матрена. Алеша платил деньги за то, чтобы он, не жалея сил и времени, распугивал окрестных обитателей, и с этой задачей Кузьма Кузьмич справлялся успешно. В близлежащих деревнях песчаные карьеры почитались гиблым местом, куда нормальный человек рисковал сунуться разве что с диковинного перепоя.
Губин подрулил к вагончику и погудел. Старик вышел на металлическое крылечко и, заслонясь ладонью от солнца, сверху разглядывал пришельцев. Губин его не торопил, потому что знал, выйдет только хуже. Кузьма Кузьмич был сутуловат, приземист и с возрастом весь ушел в густую, до пояса, бороду и яркие, пронзительные глазки, стылые, как у сурка. Постепенно он спустился с крылечка и приблизился к Губину.
– Выходит, от Алешки прибыл? – спросил замогильным голосом.
– Так точно, – ответил Губин.
– По какому делу?
Губин протянул старику стопку ассигнаций:
– Вознаграждение за минувший квартал, Кузьма Кузьмич. А также есть особое поручение.
Старик принял деньги и, не пересчитав, сунул куда-то под бороду.
– Какое поручение, говори! Замочить кого?
По прежним временам Захарюк переменил много профессий, среди которых бывали и экзотические.
– Видишь, дедуль, дамочку в машине?
– Еще не ослеп.
– Надобно ее срочно эвакуировать в деревню и определить на постой. Как бы под видом племянницы или внучки.
Старик обогнул Губина, передвигая ноги как-то навскидку, и заглянул в салон. Таня ему улыбнулась, подмигнула и показала язык. Захарюк отшатнулся.
– В деревне прятать хлопотно. Зарыть бы вон в песок, никто сто лет не хватится.
– Белено пока в деревню. С Алешкой не поспоришь.
