— За что? — спросила принцесса, подняв на него пустой взгляд. — Что я такого сделала?
— Крепись, кроха. Это беда. Надо ее пережить. Переживем, ничего.
— В чем я виновата? В том, что уехала с тобой?
— Не думай так. Ты ни в чем не виновата.
У нее не выкатилось ни единой слезинки из глаз, это пугало Никиту больше всего.
В знобящей тишине звук подъехавшей машины проскрипел по нервам, как резец по стеклу. Почти сразу в доме началось движение, зазвучали резкие мужские голоса. Никита спустился вниз, и двое дюжих полицейских тут же уложили его на пол и обыскали. Потом поставили на ноги, и он увидел перед собой белобрысого, средних лет мужчину в форменном полушубке. Тот что-то быстро спросил у него по-польски, увидев, что Никита не понимает, перешел на русский:
— Кто такой, говори?
— Я друг Аниты. Это я вам звонил.
— Русский?
— Отпираться бессмысленно.
На упитанном лице полицейского мелькнула тень усмешки, он сделал знак, о чем-то распорядился, и Никиту отвели во флигель, поместили в небольшую комнату и оставили одного. В этот момент он еще не догадывался, как нескоро увидит принцессу, и был даже рад уединению. Ему было о чем подумать.
Через час, когда окно просветлело, в комнату вошел давешний офицер в полушубке, теперь расстегнутом, так что стало видно, что наброшен он, вероятно, впопыхах, на теплую домашнюю шерстяную рубашку в крупную клетку. Полицейский уселся на стул и на сей раз представился:
— Поручик Новотный… А ты — Никита Соловей, верно?
— Так точно, пан поручик.
— Почему так отвечаешь? Армейский?
— Был когда-то. Теперь предприниматель.
— Все мы теперь предприниматели — что у вас, что у нас. — Поручик достал пачку «Мальборо», предложил и Никите сигарету. Тот сказал, что не курит. Простецкая внешность поручика Новотного внушала доверие, но было понятно, что он далеко не так прост, каким хочет показаться.
— Страшное злодейство, — заметил поручик. — И никаких концов. Сам что об этом думаешь?
— Смерть всегда штука неприятная.
— Да я не об этом. Послушай, парень. Мы с тобой сейчас беседуем без протокола. Давай начистоту, как солдат с солдатом. Ты ведь не убивал графа?
— Нет.
— Я тоже думаю, нет. Но погляди, что получается. Иван Федорович тут тридцать лет прожил и не завел себе ни одного врага. Женился на местной девушке. В конце концов стал в поселке своим, а это редко бывает. Его принимали за чудака, немного чокнутого, но уважали. Более безобидного человека трудно представить, хотя он русский. Не говорю уже про его дочь, про принцессу. Многие наши красотки подражают ей. И гляди, что дальше. Жили тихо, никого не трогали — и вдруг как посыпалось. Сперва пожар, потом Анита куда-то уехала, и вот убийство, двойное… По времени как раз совпадает с твоим появлением, господин Соловей. Как это объяснишь?
— Никак. Анита моя невеста. Мы вместе уезжали. Предсвадебное путешествие. У меня алиби стопроцентное, если ты об этом, пан Михал.
— Алиби — ерунда, для детективных книжек. Лучше скажи, как с ней познакомился.
— В Ялте. Она там выступала. А у меня там бизнес. Случайная встреча.
Поручик поискал глазами пепельницу, не нашел и потушил окурок в хрустальном блюдце.
— Пан Соловей, не обидишься, если скажу не очень приятное?
— Нет, конечно. Говори.
— Вот хоть убей, а как-то ты ей не подходишь в мужья. Сам посуди, кто ты и кто она.
— Браки совершаются на небесах. Оттуда виднее.
— И потом, у нее уже был жених. Тоже россиянин. Но солидный человек, при большом капитале. Куда делся? Прямо так и отдал тебе принцессу?
— От него и сбежали, — признался Никита. — Ты, пан Михал, верно намекнул. У наших капиталистов куска хлеба не выпросишь, не то что невесту. Вот мы и рванули куда глаза глядят. Хотели переждать, пока все успокоится.
— Не успокоилось?
— Видно, так… А может, это просто ограбление?
— Может быть. Но принцесса говорит, ничего не пропало. Мы ее поводили по дому.
Что-то болезненно сжалось в груди у Никиты.
— Чего ее водить? Дали бы в себя прийти. Отец все-таки…
— Об этом не переживай… Значит, следствию пока не желаешь помочь?
— Как не желаю? Всей душой, только не знаю как… Кстати, где эта мадам, которая тут проживала?
— Хороший вопрос. Может, сам на него ответишь?
— Поручик, послушай меня. Я в этом деле, конечно, замешан, но не в убийстве. Зря на меня потратишь время. Я Аниту люблю, как никого не любил. Знаешь, что это такое?
— Догадываюсь… Ладно, ничего дельного ты не сказал. Но попозже скажешь, верно? Спешить нам некуда.
— Хотите меня задержать?
— Придется. Наверняка еще кое-кто захочет тебя допросить, а коли отпустить, ты ведь удерешь.
— Можно поговорить в Анитой?
— Нет, нельзя.
— Почему?
— Ее увезли в больницу.
— Зачем? Она не больна.
Полицейский ответил не сразу, словно подбирал слова. Он вообще не очень напирал на Никиту, хотя мог бы. Никита это понимал и был благодарен польскому служаке. Но это, конечно, только начало.
— Так что с ней случилось, пан Михал? Почему ее отправили в больницу?
— Там ей будет лучше. Здесь некому за ней присмотреть.
— Меня оставьте в покое, я присмотрю.
Поручик нехорошо усмехнулся. Поднялся на ноги:
— Шагай за мной. Поедем в участок.
В гостиной набилось пять человек. Врач склонился над лежащей у камина мертвой девушкой, эксперт щелкал фотоаппаратом, заходя с разных ракурсов. Один полицейский заполнял протокол, сидя за столом. Еще двое будто ждали, когда приведут Никиту. По знаку пана Михала взяли его в клещи и повели на выход. Но напоследок Никита все же учудил штуку. У самых дверей вырвался, перебежав гостиную, одним махом взлетел на второй этаж, сунулся в библиотеку. Пусто. И графа уже нет за столом. В коридоре крикнул:
— Анита, где ты?!
Нет ответа.
За ним никто не погнался. Когда спустился вниз, виновато улыбаясь, поручик сухо сказал:
— Никому не веришь, да? Тебе тоже никто не поверит.
9
В польской кутузке в одиночестве провел двое суток — два дня и две ночи. Чувствовал себя неплохо. Здесь было комфортнее, чем в московском КПЗ. Просторная комната, железная солдатская кровать, теплое одеяло, умывальник. В туалет выводили без проблем, по первой просьбе. Жратву приносили два раза в день: кашу, постные щи, чай, хлеб. На ужин оба раза дали по куску жареной трески. Он хоть выспался наконец-то. Иногда заглядывал поручик Новотный, выкуривал сигарету, но ни о чем не выспрашивал. Никита понимал: наводят о нем справки, наверное, связались с Москвой. Его документы — паспорт, водительское удостоверение — забрали, когда оприходовали на постой. Никита каждый раз интересовался, как здоровье Аниты, поручик отвечал, все в порядке, не волнуйся. Скоро к ней приедет какой-то родич из Мюнхена, какой-то двоюродный брательник.
