Прогуливающегося Мышкина провожали настороженными взглядами: как он ни горбился, ни прятал глаза долу, повадка у него подозрительная, чересчур независимая – это братва схватывает на лету. И конечно, спешит проверить чужака на вшивость.
– Тебе чего, солдатик? – окликнул его пожилой черноусый мордоворот. – Может, помощь надо?
И сразу с десяток темных глаз в него упулились, будто стайка шмелей сыпанула.
Мышкин никак не отозвался на товарищеский призыв, поспешил обратно к машине. Увидел, как заколыхался меж прилавков цветастый балахон – Роза Васильевна воротилась. Привела лысого, низкорослого бородача лет сорока от роду, которого по нации вообще невозможно определить: то ли турок, то ли грузин, но сойдет при нужде и за удачливого, верткого вьетнамца, промышляющего возбудительными мазями. В руках у бородача черная полотняная сумка с белыми застежками.
Уселись в машину: Мышкин с гостем на заднем сиденье, Роза Васильевна – впереди.
– Товар наш, деньги ваши, – улыбнулся бородач, и Мышкин поразился ослепительному синему сиянию его глаз, какие бывают только на иконах. И речь – без малейшего акцента. – Хозяйка посвятила меня в ваши проблемы. Значит, "стечкин" – и больше ничего? Без вариантов?
– Еще пару гранат было бы неплохо.
– Какие предпочитаете?
– Возьму югославские, пехотные, с пуговичкой. , – Не смею настаивать, но посоветовал бы итальянскую новинку. То же самое по весу, но удобнее. Задержка – пять секунд. Спектр поражения – десять метров. В руке лежит, как влитая. Гарантия – два года.
Мышкину понравилось предложение.
– Давай норинку… Сколько будет за все?
– Для такого клиента пойдет со скидкой. Полторы штуки, если не возражаете.
– Восемьсот, – сказал Мышкин. – Не держи меня за фраера, сопляк.
Сияющая гримаса на лице бородача мгновенно обернулась фигурой крайнего изумления.
– Извините, сударь, таких цен давно нету. Рад бы услужить, но ведь не свое продаю. Розанчик, подтверди!
Роза Васильевна, застывшая, будто беркут, на переднем сиденье, буркнула не оборачиваясь:
– Без меня сговаривайтесь. Я для него никто.
Мышкин не сумел сдержать улыбку. Спросил:
– "Стечкин" – номерной или левый?
– Можете взглянуть, – оружейник похлопал ладонью по черной сумке.
– Чего глядеть, и так поверю.
– Правильно делаете… Прямо с конвейера игрушка.
Заводская.
– Штука, – сказал Мышкин.
Бородач закряхтел, и теперь Мышкину показалось, что вовсе это не турок и не вьетнамец, а, скорее всего, загорелый до черноты рязанский хлопец.
– Вероятно, вы давно не были в Москве?
– Больше года, а что?
– Да нет, просто так… Но рекомендации у вас, крепче не бывает… Ладно, берите за тысячу двести, – и сдвинул сумку с колен в его сторону. Мышкин прощупал через полотно твердые очертания знакомого предмета.
– А гранаты?
– Будет сделано. Пяток минут обождите, – и вытряхнулся из машины.
– Шустрый больно, – сказал Мышкин задумчиво, – Того гляди, облапошит.
Роза Васильевна обернулась к нему: лицо пылает скрытым жаром.
– Зачем Абдуллая позорите?
– Чем позорю, красавица?
– Кто так торгуется? Это же не помидоры.
– Ах, ты вот о чем… Дак для меня что помидоры, что атомная бомба – все едино.
Мгновение смотрела на него, не мигая, и Мышкин устыдился за свое бельмо.
– Хороша ты, Роза Васильевна, – сказал с душой. – Сразу не заметно, а приглядишься – царевна. Тебе бы в степь, на коня – с ветром наперегонки.
Не ответила, отвернулась.
Бородач принес вторую сумку, втиснулся рядом.
Мышкин пощупал кругляшки, отдал заранее приготовленные двенадцать зеленых бумажек. Кивнули друг другу.
– Так я пошел, Розочка? Хану мое почтение.
– Передам. Спасибо, Гриша.
– Всегда к вашим услугам, – подмигнул Мышкину – и исчез навеки. Тороватый, лихой человек; видно, что долго не пропляшет, хотя всяко бывает.
Мышкин перебрался за баранку.
– Куда теперь?
– Никуда. Здесь надо ждать.
– Долго?
Фыркнула:
– На торопливых воду возят.
– На упрямых, – поправил Мышкин, – а не на торопливых… Кстати, раз вспомнила. Пойду пивка куплю.
Тебе принести чего-нибудь?
– Нет.
Усмехаясь, Мышкин опять побрел по рынку. Крепкая женщина: линию держит, как снайпер – цель. Молодец Равиль, кадры подбирает с умом.
Искал ларек с пивом, а нашел ненужное приключение. Сперва шальная бабка на него насела, в кремовой кофте, с чахоточным румянцем на щеках: "Дай денежек, барин, не погуби душу! От поезда отстала, детишки без присмотру! Дай скоко не жаль!"
От какого поезда бабка отстала, заметно по лютому перегару, а также по кровоподтеку на левой скуле, но Мышкин, не чинясь, сунул в жадную ручонку десятку.
Едва бабка отстала с гортанным: "Благослови тя Господь!" – наскочила юная красотка в юбчонке до пупа.
– Ох, молодой человек, поздравляю, поздравляю!
– С чем же, дитя? – и Тут же ощутил в ладони кусок картона с нарисованными цифирками.
– Призовой выигрыш! Телевизор "Панасоник". Цветной, широкоэкранный. С приставкой на сто каналов. Пойдемте, пойдемте! – зачастила шалунья – и уже потащила его к груде фанерных ящиков, где с важным видом поджидал усатый парняга в черном кожане. Мышкин оглянулся на машину, увидел сквозь стекло непримиримое лицо Розы Васильевны и решил ей назло малость развлечься.
Усатый кожан торжественно поздравил Мышкина с крупным призом, но тут подоспели еще двое: интеллигентная пожилая женщина с растерянным лицом и дюжий детина с перебинтованной наспех башкой, с проступающим сквозь бинт желтым пятном. В руках у них оказались точно такие же, как у Мышкина, картонки, и тоже со счастливыми числами.
После короткого замешательства усатый распорядитель призов сказал:
– Ничего страшного. Роковое совпадение. Предлагаю два варианта. Или разыгрывать телевизор между вами троими по новой, или поделить денежный эквивалент. Каждому по семьсот пятьдесят долларов.
– Давай делить, – предложил Мышкин. Женщина согласно закивала, но перебинтованный везунчик твердо отказался:
