– Фарах, – сказал Ламеранос и взял его за руку. – Друг мой, мне пора. Обещаю, я немедленно сяду за твой гороскоп. Если мне удастся узнать что-то новое, я приду. Днем ли, ночью – приду обязательно.
Подмастерье открыл глаза и печально улыбнулся. Потом коротко поклонился и тихо сказал:
– Спасибо учитель. Спасибо.
– Спасибо тебе, Фарах. – Ответил Ламеранос. – Ты позволил мне по иному взглянуть на свою собственную судьбу. Я и безо всяких гороскопов вижу, что ты станешь великим человеком. Я еще буду гордиться тем, что был твоим учителем. До встречи.
– До встречи, учитель.
Ламеранос коротко кивнул и пошел к выходу. Фарах проводил ученого долгим взглядом, стараясь понять, – принесет ли ученый ему надежду, или только подтвердит приговор. Но он видел только сгорбленную спину пожилого и усталого человека. Больше ничего.
Ученый подошел к двери, улыбнулся воспитаннику и вышел. Дверь за ним закрылась, и тогда подмастерье тихонько вздохнул. Он не знал чему верить – гороскопу ли, судьбе, чувствам. Выходило – ничему. Ничему и никому нельзя верить. Даже самому себе.
9
После занятий, Веселая Троица вновь вернулась в комнату и занялась покраской стен. Краска, густая и маслянистая, пахнущая жженым деревом, ложилась на стены неровно. Сгустками. Их приходилось размазывать большими кистями с жестким ворсом. Возя по стенам темно-желтую краску, похожую на вареный яичный желток, друзья сосредоточено сопели. Пахло одуряющее, так сильно, что кружилась голова. Пришлось, несмотря на мороз, расконопатить одно из окон и открыть его. Тепло из комнаты моментально улетучилось на улицу, прихватив с собой и тяжелый дух краски. Стало намного лучше и работа пошла быстрее. Правда, пришлось одеться.
Сначала молчали. Но потом, через полчаса однообразной и нудной работы Грендир не удержался. Выругался, бросил кисть и подошел к окну. Опершись локтями о подоконник, он выглянул на улицу, обозрел задний двор засыпный снегом и тихо сказал:
– Фарах, так что случилось?
Подмастерье дернулся, и жирный кусок краски шлепнулся на новые, еще исходящие смоляным духом, доски пола.
– Да ничего, – отозвался он. – Все нормально.
– Брось. Видно же, с тобой что-то творится. Ты в последние дни сам не свой. Озираешься по сторонам, вздрагиваешь при каждом резком звуке, словно чего-то боишься. Что стряслось?
– Тебе показалось, – отозвался Фарах, продолжая сосредоточено мазать стену огромной мохнатой кистью, напоминавшей лапу диковинного зверя.
– Нет. – Вступил в разговор Килрас. – Я заметил. Тебе плохо.
Подмастерье недовольно поморщился. Уж если Килрас заметил! Как нехорошо. Не нужно сейчас лишних вопросов. Ой, не нужно. Как бы не сболтнуть чего ненароком.
– Фарах!
Он резко обернулся. Грендир сидел на подоконнике, скрестив руки на груди. Глаза его горели. Сейчас бывший воришка был похож на небольшую птицу. Хищную птицу. С виду кажется – легкий, тощий, в чем только душа держится. Кожа и кости. Но, попробуй, тронь, – вмиг раздерет в кровавые клочья.
– Говори! – потребовал Грендир. – Говори. Тебе станет легче.
"Как бы не так" – подумал Фарах. И все же, вздохнув, начал рассказ. Обычно про свое прошлое он говорил мало и неохотно, – как и остальные воспитанники. Друзья все понимали и особо не настаивали. В приюте так принято: не важно кем ты был в прошлой жизни, главное то, кто ты сейчас. Никто не расспрашивал друзей о прошлом. У каждого есть свои секреты, и не обязательно делиться ими с остальными. Но сейчас для Фараха настала пора, когда он больше не мог терпеть. Ему необходимо было хоть с кем-то поделиться своими проблемами.
И все же, он рассказал немного. Начал с того момента, когда умер дед. Потом про встречу с Танваром, про дорогу в Сальстан… И как напоролся на Темных Жрецов. Рассказал про нападение, смерть друга и чудесное спасение. Про Хазирский Полдень молчал. Стискивая зубы, загоняя язык в ловушку зубов, запрещая себе даже думать об этом – молчал. Это не для них. Не для друзей. Кто знает, как сложится жизнь? Быть может, подмастерью, за свои грехи, придется взойти на костер. Лучше друзьям поменьше знать о его делах – неосторожное слово может убить вернее стали.
Грендир слушал внимательно, но с сомнением, иногда недоверчиво хмыкая. Килрас же жадно впитывал каждое слово. Даже рот приоткрыл, – наверно чтоб ничего не упустить. Но к концу рассказа проняло обоих. Когда Фарах закончил, – на том, что когда возвращался от Ламераноса, то видел тень следящую за ним, Грендир слез с подоконника и подошел ближе а Килрас захлопнул рот.
– Почему? – спросил бывший воришка. – Почему ты им нужен?
Фарах мысленно сплюнул. Ну конечно, этот тощий проныра зрит в корень. Килрас, наверно, и не подумал – почему. Просто принял на веру, заинтересовался приключениями, пожалел.
– Не знаю, – ответил Фарах и по большому счету не соврал. – Быть может, из-за прошлого.
Действительно, он и в самом деле не знал, зачем понадобился Жрецам Темного Пламени. Дед – понятно. Для темных он предатель, его следовало наказать. Но зачем им внук? Разве что для устрашения, – весь род – под корень. А еще за ним, за Фарахом могли охотиться Жрецы Энканаса. Но они, конечно, не скрывались бы в ночи. У их с еретиками разговор короткий: вспышка пламени и – нет еретика.
– Повезло тебе, – буркнул Килрас. – Жив остался. Ты осторожней там. Сходи к Састиону, расскажи. Пусть прочешут улицы.
Грендир же глянул косо, но ничего не сказал. Задумался, – расспрашивать ли дальше или нет. Фарах видел, что друг ему поверил, но не удовлетворился ответом. Чувствовал – что это еще не все. И теперь в нерешительности – лезть в душу к товарищу или не стоит.
В повисшей тишине неожиданно громко скрипнула дверь, и в комнату заглянул Састион. Тощий как жердь, с непокрытой бритой головой, он был похож на рассерженное огородное пугало.
– Так. – Сказал он, обводя тяжелым взглядом комнату. – Бездельничаем?
Килрас выразительно посмотрел на Фараха – вот мол, удобный случай, давай рассказывай. Но подмастерье смолчал. Отвел взгляд, делая вид, что ему нечего сказать и взмолился о том, чтобы Килрас держал язык за зубами.
– Мы работаем, работаем, – забормотал Грендир, решивший, что пора вмешаться. – Краска густая, в комнате сыро не сохнет совсем. Ложится плохо, комками, не размешали, как следует. Не мы – торговцы, у них совести – ни на марку…
– Пока не выкрасите стены, – сказал Састион, – спать не пойдете. Даже не думайте об отдыхе.
На прощанье глянул строго, с угрозой, и захлопнул за собой дверь. Так что чуть свежая краска со стен не осыпалась.
– Сын селедки, – буркнул Килрас. – Тут работы на два дня!
– Вперед, – скомандовал Грендир. – Приступаем. Раньше начнем – раньше закончим.
И они взялись за работу. Говорили теперь много, вдосталь. Друзья спрашивали Фараха, – от чего не пожаловался воспитателю. Тот отвечал что не уверен, может, показалось, а выглядеть дурнем не хочется. Грендир соглашался, – и в самом деле, мало ли кто за кем следил. Килрас ворчал – поймать бы того "полуночника" да выбить бы из него – кто, когда и как. Фарах возражал: опасно. Можно напороться и на молодцов с Волчьей Заставы. Они сначала из мелкого арбалета пульнут в живот, а потом уже будут разбираться, кто это был. Не говоря уж о том, что если это были действительно Темные… Коль так, то им – что один, что трое – без разницы. Всех пожгут и не заметят.
