Вычищая глиняную плошку черствой коркой. Сигмон думал о том, что если не найдет коня, то будет добираться до Гернийского университета полгода, а то и дольше. Но в карманах гулял ветер, а конокрадству он не обучен. Нелегкое это дело — коня свести. Хотя свести-то можно, а вот дальше-то что? Бедняки, чья жизнь зависит от сивки, устроят такую погоню, что мало не покажется. Те, кто побогаче, натравят стражу, и придется пробираться глухими чащобами, скрываясь от людей. Конь — не обноски, что можно стянуть в деревне с плетня.
Сигмон пошевелил пальцами ног и ощутил неприятный холодок. Правая подошва опять отошла: гнилая дратва, выпрошенная у старьевщика, ничуть не помогла. Драный сапог составил хорошую компанию дырявому плащу, снятому с пугала, и рваным портам, таки уведенным с деревенского плетня. Сигмон вздохнул и подумал, что выглядит ничуть не лучше того самого пугала, что он раздел неделю назад. Радовало одно — в небольшой деревеньке удалось найти ножны для меча. Крестьянин, которому такое добро досталось от деда, с удовольствием сменял пыльные ножны с чердака на пару часов работы в поле.
— Пожрал?
Сигмон поднял голову, окинул недовольным взглядом тощего трактирщика в непременном засаленном фартуке и кивнул.
— Тогда давай уматывай.
Тан равнодушно бросил ложку в опустевшую миску. Он привык, что с ним обращаются как с попрошайкой. Если поразмыслить, то именно им Сигмон и был. Давно не мывшийся бродяжка в обносках, пыльный, как придорожный лопух. Обрывок прошлой жизни. Обмылок. С ним всегда говорили так, но в открытую гнали редко — обычно вовремя замечали ножны на поясе. А когда Сигмон вставал, Расправляя плечи, то и вовсе умолкали, отводили взгляд. Мало ли кто сейчас по дорогам ходит. Время неспокойное. Оно, кстати, всегда такое, особенно когда видишь перед собой бродягу с мечом. И чем Шире плечи бродяги, тем неспокойнее время.
Вот и сейчас, когда тан поднялся, трактирщик отступил на шаг и прищурился, оценивая стать бродяги. Хмыкнул. Но ничего не сказал.
— Хозяин, — тихо сказал Сигмон, — где тут работой разжиться честному человеку?
— Честному? — уточнил трактирщик.
— Точно так.
— Иди на площадь Трех Цветов. Это вверх пару улиц. Там рынок нынче. Им всегда помощь с мешками нужна. Ты парень-то вроде не слабый. Найдешь там работу. Честную.
Сигмон не стал затягивать разговор. Боялся получить предложение насчет другой работенки, для которой потребуется острый клинок и крепкая рука. Он просто кивнул трактирщику и пошел к выходу.
— Эй!
Тан повернулся, подбирая слова: вежливые, но отбивающие охоту продолжать разговор.
— Ты сам-то откуда?
— Вент.
— Ну, иди тогда. На площадь-то.
Сигмон повернулся и вышел из трактира. Его не раз спрашивали, откуда он. И всякий раз Вент его выручал — выходцев из богатого города обычно не уговаривали на дурное дело. Считалось, что гордость у них особая. В Венте кто не военный, тот родственник вояки, а кто не родственник, тот хотя бы кум. Хоть десятнику. А военные на дурные дела не шли, даже если сильно нуждались.
Помянув добрым словом вентцев, Сигмон пошел вверх по улице, надеясь разжиться у торговцев хотя бы медью на ужин. Навстречу ему вывернулся корзинщик, увешанный товаром с головы до ног. Уворачиваясь от груды лакированной лозы, тан обернулся и заметил: трактирщик стоит в дверях и смотрит ему вслед. Сигмон отвернулся, пожал плечами и пошел дальше, стараясь унять дурные предчувствия.
* * *
Столица оправдала ожидания Сигмона: на рыночной площади работы оказалось полно, и к вечеру в карманах зазвенела медь. С утра и до самой темноты он таскал мешки, бочонки, тюки и даже двигал плечом телеги. У торговцев, приметивших крепкого парня, находилось много работы.
Силы хватало. Даже с избытком — заклятия Фаомара дали тану не только крепкую шкуру, но и силу, и ловкость, и выносливость. Не желая привлекать к себе ненужного внимания, Сигмон осторожничал: таскал тяжести в меру, часто отдыхал. И потому, отработав весь день, так и не почувствовал усталости.
Когда солнышко покатилось к высоким холмам, Сигмон распрощался с торговцами и отправился на поиски ужина. Настроение у тана поднялось, он перестал осторожничать и даже тихонько напевал старую песенку, знакомую еще по кадетским временам. Перебирая медяки в кармане, он думал, что за день на площади заработал больше, чем за все путешествие. В городе, где водятся деньги, их добыть проще. Если так пойдет и дальше, то до покупки собственного коня недалеко. Конечно, за пару дней таких денег не заработаешь, но лучше подольше покрутиться в городе, скопить на жеребца и остаток пути проделать верхом.
Желаемый ужин Сигмон обрел в одном из трактиров, что располагался на перекрестке недалеко от площади Трех Цветов. Завидев вывеску с кружкой, он приободрился и нырнул в гостеприимно распахнутые двери. Внутри оказалось людно и шумно: вечер, похоже, только начинался. Все столы оказались заняты разнообразной публикой: от мелких дворянчиков до простых горожан. Сигмон огляделся, пытаясь найти свободное место, и вскоре высмотрел: в темном углу, у самой стены, стоял маленький шаткий столик. За ним сидел один-единственный человек, хотя места за столиком хватило бы на двоих.
Рассудив, что где один, там и второй, Сигмон протолкался сквозь шумную компанию, обошел деревянную колонну с двумя масляными фонарями и вышел к столику, притаившемуся в тени.
— Не возражаете? — спросил он у сидевшего.
Упитанный горожанин, крепко державший глиняную кружку с пивом, поднял взгляд на гостя. Он был одет неброско, но прилично: чувствовалось, что деньги у него водятся. Высокий лоб выдавал в нем мыслителя, а аккуратно стриженная бородка и волосы, собранные в «конский хвост», — человека творческого. Сначала Сигмон подумал, что перед ним художник, но, когда горожанин пронзил его острым взглядом светлых глаз, затрепетал. Показалось, маг. Но тут же отпустило: силы мага во взгляде горожанина тан не увидел.
«Художник» осмотрел гостя с головы до ног и благосклонно кивнул. Сигмон вытащил табурет из-под столика и устроился рядом. Мигом подскочил разносчик, и Сигмон заказал ужин. Радость от столичных заработков померкла: цены в трактире оказались тоже столичными. Пришлось ограничиться все той же перловкой с мясом и кружкой пива.
Ожидая заказ, Сигмон огляделся. Все, как всегда, — шум, гам, пустые разговоры. Одно радовало: люд собрался вроде приличный, и драки не намечалось. Пока.
— Упыри.
— Что? — Сигмон обернулся к соседу по столику.
— Кругом одни упыри, — пожаловался тот.
Тан моргнул, понимая, что не ослышался, и завертел головой. Ничего подозрительного он не заметил.
— Кругом эти морды, — продолжал горожанин, — просто деваться от них некуда.
— Да где?
— Да вон, к примеру.
Длинный палец соседа подсказал Сигмону, в какую сторону нужно смотреть. Там, за большим столом, расположилась большая и шумная компания вполне респектабельных горожан. Меж кувшинов пива белели старые пергаменты и новые бумажные листы, а в руках выпивох мелькали гусиные перья, да так шустро, что казалось — клинки. Сигмон, видавший не один десяток поэтов и баснописцев, только покачал головой. Судя по перебранке за столом, до драки было не так уж далеко.
