Сжав кулак, он ударил упыря точно в лоб, не обращая внимания, что и вторая щека превратилась в кровавые лохмотья. Терат отшатнулся, и тан ударил еще раз. Под кулаком хрустнуло, серая кожа расползлась, обнажая осколки черепа. Вампир шарахнулся в сторону, вскинул когтистые лапы, закрываясь от удара, но потом снова ринулся вперед, уже ничего не видя и не чувствуя…
Тан увернулся от вытянутых лап и пнул вампира в колено. Нога хрустнула, выгнулась в обратную сторону, и Терат повалился лицом в пол. Припомнив Пеллара, тан пнул шевелящееся тело и перевернул упыря на спину. Потом поднял ногу и опустил ее на голову вампира, словно давил ядовитого гада. Голова Терата лопнула, как раздавленная ягода, и серые ошметки веером брызг легли на сверкающий паркет. Обезглавленный вампир забил ногами, заворочался, пытаясь встать. Тан ударил еще раз, размазывая по полу остатки головы, и вампир, наконец, затих.
В полной тишине Сигмон отошел в сторону, вытер ногу о скомканный плащ Терата и устало опустился на одну из каменных ступеней. И только тогда зал взорвался криком. Вампиры что-то кричали-и доброе и худое, но тан их не слушал. Он сидел и молча смотрел в пол, чувствуя, как кровь из ран сочится по новой шкуре. Он посмотрел на разорванную руку — рана оказалась неглубокой, но мясо разошлось в стороны, напоминая разделанную Дичь. Правой рукой тан свел рваные края, отпустил… Рана закрылась. Кровь не шла, осталась только на коже, густая и вязкая, словно кисель. Сигмон вскинул руку, прижал к щеке, тронул пальцами рваные края и понял: порез тоже затягивается. Его раны заживали сами по себе. Он догадывался, что так и будет, но не знал, хватит ли сил, чтобы выжить после драки с вампиром.
Голова кружилась, клонилась на грудь. Тан потерял много крови, той самой драгоценной крови, которой так жаждал отведать упырь. Вампиру все-таки удалось добраться до еды, вот только ею он и подавился, точно так, как предсказывал Сигмон.
На плечо тана легла рука, и он вскинул голову. Арли! Она улыбалась, что-то говорила ему, но Сигмон ничего не слышал. В ушах стояли гул и плеск, как от водяной мельницы. Он слабо улыбнулся в ответ, чувствуя, как на разбитых губах лопается корка запекшейся крови, и кивнул. Арли опустилась на колени, погладила его по щеке и что-то сказала. Тан не слышал, что. Но знал, догадывался: «Все будет хорошо».
К ним кто-то подошел, Сигмон поднял взгляд и увидел Шаила. Смертельно серьезный, но при том сияющий, как начищенная армейская бляха, Шаил сжимал в руке небольшой серый обруч. Сигмон догадался, что это такое, и онемевшей рукой вытер кровь с лица, чтобы лучше видеть. А потом глава клана Нако поднял руку и возложил обруч на голову вампирицы, и тан понял: теперь и вправду все будет хорошо. И лишь тогда он позволил себе закрыть глаза и упасть вперед — прямо под ноги Арли де Сальва, новой правительницы Дарелена.
* * *
Вечернее солнце догорало за холмами, заливая багрянцем мохнатые от леса вершины. Вечер опускался на город в долине. Кое-где запалили факелы, а на площадях зажгли масляные фонари. Отсюда, с балкона самой высокой башни замка, город казался затухающим костром, в котором догорают уголья.
Сигмон стоял у входа на балкон, не решаясь сделать последний шаг и выйти на каменные плиты. Он смотрел в спину Арли и никак не мог решиться.
Она не оборачивалась: смотрела на окровавленные закатом холмы. Вампирица знала, что тан здесь, она не могла не знать, но только куталась в длинный черный плащ и молчала.
Неделя пронеслась в мгновение ока. Раны Сигмона затянулись за несколько часов, а на следующий день от них не осталось и следа. Его никто не лечил, никто ему не помогал. Все в замке были страшно заняты: чествовали нового правителя графства. Вернее, правительницу. За Риго послали гонцов, но, пока он не вернулся, всем распоряжалась его сестра. И каждый стремился урвать хоть немножко ее внимания, сказать хоть несколько слов, поздравить, польстить, чтобы запомнили, приметили. Никто не хотел остаться в стороне.
Они виделись несколько раз. Мельком. Краткие приветствия, скупой обмен поздравлениями — и ничего больше. Никто не вспоминал о том, о чем они говорили в темнице — без слов. Все стало по-другому. Но Сигмон знал: сейчас нужно было что-то сказать. Хотя бы на прощание.
Он не выдержал первым. Он подумал, что это все же не страшнее дуэли с вампиром. Но, с другой стороны, он бы предпочел еще раз сойтись в схватке с Тасматом, чем первым начинать беседу. Но бесценное время уходило, и ему пора было поторопиться.
Сигмон ступил на каменные плиты, подошел к Арли, встал рядом и облокотился о перила. Она чуть наклонила голову, приветствуя гостя.
— Арли, — сказал тан, ужасаясь сам себе. — Знаешь, мне нужно уехать.
Она кивнула, не отрывая взгляда от деревьев на соседнем холме, пылающих алым светом в лучах заката.
— Так надо, — продолжал Сигмон. — Я слишком долго здесь оставался. Мне нужно в Гернию, в университет.
— Можешь отправляться, когда захочешь. На конюшне тебя ждет конь. Я распорядилась.
— Арли! — Тан накрыл ее ладонь своей. — Так надо…
Вампирица отдернула руку и повернулась. Ее глаза пылали зеленым огнем, знакомым тану. Арли была в ярости.
— Убирайся, — бросила она. — Ты сделал свое дело! Тебя здесь больше ничего не держит!
— Арли!
— Тан ла Тойя! Не забывайтесь!
Сигмон вцепился в перила так, что каменная крошка посыпалась вниз, на челядь, сновавшую по двору.
— Арли, — позвал он, и это было намного сложнее, чем ползти на одних пальцах по каменной стене. — Что изменилось? Что?
Они смотрели друг на друга и не отводили глаз, хотя Сигмону хотелось сейчас превратиться в мышь и забиться в щель. Он чувствовал себя виноватым, непонятно почему и отчего. Арли же смотрела с яростью, глаза ее пылали, и, похоже, она была не прочь обратиться в кота, что растерзает мышь.
И все же первой сдалась она.
— Что изменилось? — тихо переспросила она и отвернулась. — Это нужно спросить у тебя, тан.
Он протянул руку и коснулся ее пальцев — по-прежнему холодных, как лед.
— Почему ты дрался? — тихо спросила она. — Чтобы удержать графство для дорогого друга Риго?
— Нет. Я дрался за тебя. Ты же знаешь это.
— Так что изменилось, тан? Почему ты прячешься в покоях, почему ведешь себя, как провинившийся поваренок?
Она обернулась, скрестила руки на груди, пронзила его взглядом и наконец спросила:
— Почему ты хочешь уехать?
Тан медленно выдохнул, собираясь с силами. Потом ответил, едва размыкая застывшие губы:
— Мне надо в Гернию. Там мое спасение от этой напасти. Я надеюсь, что оно там.
— Напасти?
— От этого уродства. Помнишь, я говорил тебе про университет? Возможно, там помогут мне избавиться от этой проклятой шкуры. Надо торопиться. Мне кажется, она растет, и я становлюсь все сильнее.
