— Сигмон, — прошептала Арли, и ее брови дрогнули. — Неужели?… Ты правда хочешь избавиться от этой силы?
— Пойми, Арли, это — не мое. Она чужая. Сейчас я не Сигмон ла Тойя, я нечто другое. Чудовище. Мутант. Смесь из двух половинок, одна из которых досталась мне случайно. А раз эта дрянь растет, значит, я превращаюсь в нечто такое, чему даже не знаю названия. Я боюсь, Арли. Я боюсь проснуться однажды и понять, что тан Сигмон ла Тойя исчез навсегда… А вместо него на свет явилось чешуйчатое чудовище.
Арли схватила его за руку, сжала изо всех сил.
— Сигмон, — прошептала она. — Дело только в этом?
— Мне страшно, — признался тан. — Мне снятся кошмары…
Вампирица склонила голову и прижалась к его груди, словно прислушиваясь к биению сердца. Тан сжал ее в объятиях, зарылся носом в чистые волосы, завитые мелкими колечками. Теперь волосы выглядели намного лучше, чем тогда, в темнице. Но тан помнил их такими, какими увидел в первый раз: всклокоченными, спутанными, разбросанными по худым плечам и — прекрасными.
— Сигмон, — прошептала Арли. — Ты не оставишь меня?
— Оставлю, — ответил тан, и она вздрогнула. — Но я вернусь, слышишь? Обязательно вернусь к тебе. И это буду я, Сигмон ла Тойя, а не чешуйчатый зверь с когтями.
— Останься. Тебе не обязательно уезжать. Сейчас все хорошо, а когда вернется Риго, все станет еще лучше.
— Сейчас — да. Но что будет потом, Арли? Мне страшно подумать о том, что однажды ты можешь обернуться и увидеть… зверя. Нет, мне надо уехать. Хотя бы ради тебя.
— Надолго?
— Еще не знаю. Я буду тебе писать, рассказывать, как дела. Гонцы… Гонцы нынче работают хорошо, поверь мне. Но я не могу остаться. Я не желаю быть заложником этой твари, что пытается захватить мое тело.
— Понимаю. — Арли подняла голову, и тан увидел, что по ее щекам текут слезы. — Я тоже заложница. Ты видел все сам. Меня мучит жажда крови, я не могу выйти на улицу днем, не могу коснуться серебра. Не могу жить так, как мне хочется. За силу всегда надо платить. Но мне не нравится быть тем, кто я сейчас. Я ничего не могу с этим поделать, остается только терпеть, но…
— Но ты не меняешься, — закончил тан.
— Сигмон, я буду ждать тебя. Долго. Столько, сколько потребуется. И я…
Он наклонил голову. Поцелуй вышел долгим. Второй — еще дольше. Потом, обнявшись, они смотрели, как над холмами тают последние искры заката.
— Ты не сможешь поехать со мной? — спросил тан, заранее зная ответ.
— Нет. Из меня плохая спутница, я буду тебе только мешать. Я не смогу находиться там, в том мире. Он для меня чужой, и я для него чужая.
— Понимаю, — шепнул Сигмон. — Здесь я тоже чужой. Не смог бы тут жить. Здесь все относятся ко мне хорошо, но это совсем не мой мир.
— Это неправда! Тебя здесь все любят, даже толстяк Роумо.
— Послушай, Арли! Ведь вы не чудовища. Теперь я знаю, старые сказки лживы. Вы такие же, как эльфы или гномы, вы просто другой народ. Вы живете, любите, умираете… Просто вы другие.
— Другие, — согласилась вампирица. — Но гномы не едят людей. Вроде бы.
— Вы могли бы с кем-нибудь договориться, найти общий язык. А кровь покупать — поверь, нашлось бы много охотников сменять свою кровь на деньги. Ведь люди и эльфы в конце концов договорились. И с гномами наладилось. Конечно, была война рас, но теперь мы все живем в мире…
Сигмон вдруг припомнил полуэльфа Рона с петлей на шее и умолк.
— Война, — прошептала Арли. — Некоторые из Старших магов помнят ту войну. Они рассказывали мне: такое нужно знать каждому из нас. Это было ужасно. Кровь заливала землю вязким потоком. Кровь гномов, людей, эльфов… Нас тогда было совсем мало, наш род чуть не погиб. В то время Дарелен и поселился на этой земле.
— И вы стали скрываться?
— Мы скрывались всегда. С людьми нельзя договориться, ты слишком хорошо о них думаешь. Поверь мне: во время войны лучше быть чудовищем ожившим ночным кошмаром, чем существом другой расы, отличной от человека. Если бы мы открылись людям, сказали, что мы тоже народ, — нас бы истребили. Быстро и жестоко. Как истребляли эльфов и гномов. Но тех было много, они сумели сохранить род. А нас бы уничтожили всех до единого.
— Но сейчас…
— И сейчас. Если Риго заявит соседним государствам о том, что мы — новый народ, что вампиры будут плодиться и размножаться…
— Королевства объединятся и сотрут Дарелен с лица земли, — мрачно продолжил Сигмон.
— Лучше мы останемся ночными кошмарами. — Арли горько усмехнулась. — Персонажами страшных баек и историй. Через много лет мы растворимся среди людей, смешаем кровь, станем Младшими, а потом наш род прекратится. Но это будет еще очень не скоро. Нет, Сигмон, мы живем в разных мирах, и им не сойтись.
— А нам с тобой?
— Мы не миры. Мы всего лишь Арли и Сигмон, не человек и почти человек. Ведь это так?
Тан ответил поцелуем, таким долгим, что закату хватило времени окончательно погаснуть в наступившей темноте.
— Нам придется, наверно, найти ничейную землю, — сказала Арли, отрываясь от его губ. — Там, где не будет ни вампиров, ни людей.
— Дом, — поправил Сигмон. — Наш дом. Но не сейчас.
— Потом, — согласилась она. — Пусть будет так.
— И еще, — сказал Сигмон, — тебе нужно знать. Я разговаривал с Шаилом. Он намекал мне, что такой правитель, как я, мог бы долго править графством. Очень долго.
— Я знаю, — кивнула Арли. — До меня доходили слухи. Так ты еще из-за этого собрался в дорогу?
— Да. Я боюсь за Риго. Не хочу быть фигурой в чужой игре, фишкой, скользящей по доске. Эти игры не для меня.
— Не волнуйся, — сказала она, касаясь его щеки там, где еще виднелась белая ниточка исчезающего шрама. — Все будет хорошо. Делай, что нужно. И помни, тут у тебя есть друзья. И не только я и Риго — многие благодарны тебе за то, что ты избавил нас от Терата. И в первую очередь его наследники. Многие восхищены твоей силой. Ты очень популярен в замке. Можно сказать, у нас тут на тебя мода.
Арли улыбнулась и ткнула его пальцем в грудь:
— Младшие заказывают себе кольчуги, похожие на твою кожу. Старшие учатся драться ногами, а дамы, похоже, скоро начнут заказывать твои портреты для будуаров.
Сигмон улыбнулся. Вампирицы, осаждавшие его в последние дни, желали вовсе не портретов. Но Арли об этом не обязательно знать.
— Знаешь, как тебя прозвали? — спросила она, заметив, что тан улыбнулся.
— Как?
— Узник Дарелена.
— Подходит. Скоро меня начнет бросать в дрожь при виде любой цепочки. Иногда мне кажется, что сидеть в тюрьме — моя судьба. Не знаю, как так получается, но рано или поздно я оказываюсь в темнице. И худшая из них — моя собственная шкура.
