Книга Знак чудовища, страница 94. Автор книги Роман Афанасьев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Знак чудовища»

Cтраница 94

В первое время Сигмон часто приходил на обрыв. Каждый день. Он смотрел свысока на долину и холмы, на квадраты виноградников, поля, дома крестьян и думал о том, что, наконец, его мечта сбылась. Он больше не бежал, не прятался и не сражался. Обрел мир и покой. Вознесся над суетливым миром и оставил позади всю мерзость и грязь, присущую роду людскому.

Сигмону было хорошо. Сначала тревожили воспоминания и дурные сны, но постепенно тан научился не думать о плохом. Он просто не думал ни о чем. День был похож на день, ночь на ночь, время тянулось все медленнее, а потом и вовсе остановилось.

Обычно весь день он тратил на поиск еды: бродил по лесу с утра до вечера и старался найти что-то съедобное. Это было не слишком трудно. Плоды незнакомых деревьев, грибы, ягоды — все шло в дело. Желудок Сигмона исправно переваривал любую пищу, не капризничая и не доставляя неприятностей хозяину.

А хозяин чувствовал себя прекрасно. Сначала немного донимал голод, и тан даже начал охотиться, но это быстро наскучило. Тан был настолько быстр и ловок, что охота превратилась в пустую забаву. Его первой добычей стали толстые птицы, вьющие гнезда на земле и напоминающие куропаток. Вкусом они напоминали курицу, и тан один раз объелся так, что потом отсыпался весь день. Потом ему удалось поймать в озере нескольких рыб — слишком мелких для жарки, но отменно показавших себя в супе. Ему даже удалось добыть нескольких тощих зайцев, но их мясо оказалось таким жестким, что он решил больше не охотиться на них. А потом, через пару недель, голод ушел.

С той поры Сигмон довольствовался только тем, что собирал в лесу. Он много спал и мало ел. И не думал ни о чем. Порой он казался сам себе деревом, что просто существует в лесу. После бешеной скачки по городам и странам, после сражений и суеты бегства внезапный покой подкосил Сигмона. Он чувствовал себя мечом, который кузнец вынул из горна и бросил в ледяную воду. Это было так странно, так больно и одновременно приятно, что тан долгое время не мог прийти в себя. Как манекен, пустой и бесчувственный, он бездумно бродил по лесу, собирая ягоды и тут же съедая их. К закату возвращался в хижину, долго лежал, рассматривая небо, потом закрывал глаза и погружался в темноту. А утром все начиналось снова.

Стало холодно, но это не тревожило тана. Старого одеяла и очага вполне хватало, чтобы согреться. Дни стали коротки, ночи длинны, и он знал, что пришла зима. Где-то далеко на севере земля укрылась белым пушистым одеялом. Здесь, на юге, тоже похолодало, но не сильно. Сигмон знал, что снега он не увидит. И от этого почему-то становилось грустно.

Вскоре он перестал ходить к обрыву и смотреть свысока на долину. Он уже не хотел летать. Он просыпался, ходил, ел, спал, и каждое утро все начиналось заново. Дни слились в один большой день, и их было трудно различить. Единственным развлечением стало собирание еды. Он мог найти все, что нужно, за пару часов, но предпочитал растягивать это занятие на весь день. Больше ему нечем было заняться. Все чаше тан чувствовал себя больным. Он стал плохо спать, и, хотя у него ничего не болело, иногда он чувствовал себя так паршиво, что хотелось плакать. Где-то в душе засело колючее чудовище и ворочалось всякий раз, когда тан вспоминал о том, что было раньше. Ему чего-то не хватало, и он никак не мог понять, чего.

Только когда луна состарилась во второй раз, Сигмон понял, что за чудовище терзает его. Имя новому демону было — одиночество. И тан не знал, сможет ли он выдержать новое испытание.

И сейчас, рассматривая звезды, он пытался понять, насколько его хватит. Сойдет ли он с ума раньше, чем вырастет новая луна, или все-таки найдет в себе нечто такое, что позволит ему жить здесь годами, как Леггер?

Ответа он не знал. Зато у него были звезды вечером и клочок синего неба по утрам. И только это пока спасало.

Сигмон закрыл глаза, и звезды пропали. Открыл глаза — и звезды появились. Они находились на небе всегда и пребудут там вовеки веков. Вечные маяки надежды для моряков и свечи утешения для одиноких сердец.

Глаза снова закрылись, и тан постепенно погрузился в сладостную дрему, готовясь целиком отдаться сновидениям. Но именно в этот момент, когда он парил между звездами и темной пропастью сна, он услышал треск.

Это оказался даже не треск, скорее шорох — хруст сухой веточки, задетой краем одежды. Но это — чужой звук, ему не место в лесу, и потому для ушей тана он прозвучал громовым раскатом. За два месяца Сигмон так привык к звукам леса, что посторонний звук резанул его словно нож. В его маленьком мире появился кто-то еще. Чужак.

Тан сел и прислушался. Снова тишина. Шелестит лес, тихо плещут маленькие волны озера, посвистывает ночная пичуга — и больше ничего. Кто-то чужой крадется. Идет бесшумно. Скрывается.

И сразу стало жарко. Кровь забурлила в жилах, в затылок словно плеснули кипятком. Слух обострился до предела, и темнота отступила перед ночным взором тана. Внутри привычно заворочался зверь, очнувшийся от спячки. Стало хорошо и уютно. Привычно. И Сигмон вдруг понял, что проснулся. Проснулся по-настоящему, впервые за два этих долгих месяца. К нему вернулась жизнь.

Поднявшись на ноги, он скользнул прочь из хижины. Встал в дверях, осмотрелся, втянул носом холодный ночной воздух. Потом ловко и бесшумно взобрался на крышу дома и притаился на самом краю. Застыл, словно дикая кошка, поджидающая свою добычу на ветвях дерева.

Зрачки тана расширились, вбирая малейшие отсветы луны. Ночь стала серой. И все же… Он не видел ничего необычного. Никого и ничего.

Хруст донесся с севера, оттуда, где расположилась отвесная скала — единственный вход в горную долину. Тан знал, что простому человеку не взобраться по этой скале. Леггер пользовался левитацией, а сам Сигмон — не человек. Значит, это не случайный гость. Это кто-то или что-то ищет его, тана ла Тойя, переставшего быть чудовищем.

Ночь выдалась покойной и тихой. Волны в прозрачном озерце не плескали, кроны деревьев не шумели под напором ветра. Умолкли ночные пичуги, зверье затаилось. Тишина звенела, как струна лиры. Ничто не выдавало присутствие чужого. Но все же он был здесь.

На краткий миг, когда умирающая луна выглянула из-за тучи, Сигмон увидел: серая тень в длинном плаще крадется по краю леса, приближается к дому. Она бесшумно скользила над землей, казалось, даже не касаясь травы. Сигмон мог бы принять ее за призрака, но минутой раньше он слышал хруст. А значит, это вовсе не привидение.

Осторожно ступая по траве, тень подошла к дому на расстояние полета стрелы. Сигмон подобрался. Он сжался в комок, готовясь распрямиться, словно часовая пружина гномьего хронометра. Ближе. Еще ближе. Сигмон затаил дыхание, как лучник, что ловит момент между ударами сердца. Сейчас тан был сам себе и стрелком, и луком, и стрелой. Крепкой когтистой стрелой, что готова сорваться с тетивы в любую секунду.

Когда тень вышла на поляну около дома и бесшумно скользнула к двери, занавешенной покрывалом, Сигмон прыгнул.

Уже в полете, коршуном падая на свою жертву, он почувствовал знакомый запах. Сладкий запах, что так часто являлся ему во снах.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация