— Что? — проронил он, выплевывая жилистый кусок мяса. — Прекратить!
Он не собирался превращать кабацкую ссору в побоище — только этого еще не хватало. И даже не подумал достать клинок, хотя зверь внутри его ярился, требуя крови. Ла Тойя давно научился держать его на крепкой цепи и немало гордился этим. И сейчас не собирался уступать ему.
— Осади! — гаркнул он. — В кандалы захотели? Я вам устрою…
И осекся. Пьянчуга, оставшийся стоять на ногах, вовсе не был пьяным — только притворялся им. В глазах его горел жадный огонек. Крепкий парень, приятелем которого Сигмон прикрывался от возможной атаки, сейчас больше походил на солдата, чем на усталого путника. А с пола уже поднимался тот, чей клинок сломался о звериную шкуру, прикрывавшую тело графа Ла Тойя, и в его руках вновь блестел клинок. Они все были заодно. И, даже получив отпор, не испугались, не взъярились, как обычные кабацкие забияки. И не собирались отступать.
Сигмон попятился, выкручивая руку пленника, не давая ему разогнуться. За спиной призывно гулял сквозняк, намекая, что графа ждет распахнутая дверь. Сколько их там? Ждет ли кто-то на улице? Что им надо?
— Назад! — отчеканил Ла Тойя, заметив, что с пола поднимается второй убийца, держась за разбитую скулу. — Всем стоять!
Краем глаза он подметил, что из-за столиков поднимаются те, на ком еще блестели кольчуги стражи. Может, атаковать напавших самому, прижать их к стражникам, скрутить, допросить… И убить на это всю ночь, а то и больше, доказывая, что он личный помощник советника короля. Спланированное нападение на него? Имеет ли оно отношение к его заданию? Но кто мог знать, что его отправят в этот путь…
— Проклятье, — прошипел Сигмон.
Он не мог позволить себе задерживаться в дороге. И если это нападение было заранее спланировано, он должен как можно скорее оказаться рядом с невестой Вер Сеговара, потому что туманные опасения Де Грилла приобретают реальные черты.
Громкое лошадиное ржание заставило его вздрогнуть. Сигмон обернулся к двери, и в тот же момент в воздухе сверкнул брошенный нож. Сигмон, уворачиваясь, прогнулся назад, вскинул руки, ловя на лету второй клинок… Вырвавшийся из его рук бандит упал на пол и ловко откатился в сторону. Ла Тойя шагнул назад, и в этот миг на него налетели сразу трое. Вспорол воздух кинжал, едва разминувшись с шеей Сигмона, и он ударил в ответ, вколотив пойманный нож по самую рукоять в грудь здоровяка, напоминавшего солдата. Тот успел еще раз взмахнуть кинжалом, и граф, отражая удары мнимых пьянчуг, не успел увернуться — клинок рассек левое предплечье. Вскрикнув, Сигмон попятился и тут же получил удар в колено, потом в висок… Цепь лопнула, и зверь сорвался с цепи.
Зарычав, Сигмон перехватил руку нападавшего, сжал пальцы, кроша чужие кости, и ударил правой — так что голова противника откинулась набок под хруст шейных позвонков. Второго, что пытался ударить ножом, Сигмон пнул в живот, и тот отлетел, грохнувшись спиной о стену. Поднимавшегося с пола бандита граф пинком зашвырнул под ближайший стол — как мешок с тряпьем. Оставшийся на ногах попятился, и в этот момент Сигмон обуздал зверя.
Он сделал шаг назад, пьянея от запаха крови, и обвел тяжелым взглядом тех, кто посмел поднять на него руку. Из пяти нападавших на ногах остался лишь один, и у него уже начала разбухать сломанная челюсть. За его спиной маячили стражники, вытягивая из ножен мечи, и Сигмон понял, что если он останется здесь еще хоть на миг, то ему, возможно, придется исполнить приказ короля в буквальном смысле. Он не мог себе позволить попасть в кутузку и вежливо объясняться пару дней с местной стражей, доказывая, что стал жертвой нападения. А если стражники попытаются его атаковать, он больше не сможет удерживать зверя на привязи. И тогда….
— Да провалитесь вы все, — буркнул Сигмон, развернулся и бросился бежать.
Он выскочил из дверей таверны, держа руку на рукояти меча — на улице его могла ждать засада. Но там его ждал лишь разгоряченный вороной и человек, лежавший у его копыт. Судя по всему, он пытался похитить скакуна, а тот угостил врага хорошим ударом копыта. Сигмон не стал разбираться, кто это был — то ли обычный конокрад, решивший свести коня, то ли один из убийц. Ему было некогда. Подхватив поводья с коновязи, он птицей взлетел в седло. Ворон заржал, встал на дыбы, и Сигмон вжался в черную гриву, пытаясь удержаться в седле. Жеребец с грохотом опустил копыта и заплясал под всадником. Потом, почуяв знакомый запах, остановился и возмущено зафыркал.
Сигмон натянул поводья, и в этот момент на крыльцо выбежал последний из убийц. Вскинув руку с ножом, он бросился на всадника, намереваясь пропороть ему бедро, но Сигмон подался вперед и с огромным наслаждением ударил сапогом в грудь убийцы. Удар, который мог свалить с ног упыря, отбросил убийцу обратно в распахнутые двери таверны, и Сигмон услышал, как в прихожей завопили стражники, на которых обрушилось уже бездыханное тело с раздробленной грудью.
Не дожидаясь их появления, граф пришпорил Ворона, и тот, взяв с места в карьер, помчался к воротам, прочь от опасного места, где пахло свежей кровью. Сигмон пригнулся к шее Ворона, сливаясь с ним в одно целое, — им предстоял долгий путь. Сонные стражники у ворот не успели даже понять, что происходит, — жеребец черной молнией промчался мимо них и пропал в темной осенней ночи. Стражники, толпой вывалившиеся из дверей таверны, увидели лишь пустую дорогу — королевский гонец покинул гостеприимный город Тир.
Он мчался на восток.
* * *
Вэлланор устала. Так сильно, что когда ее привели в крохотную комнатку с наглухо закрытым окном, то просто упала на кровать, даже не потрудившись снять сапожки и куртку.
Некоторое время она лежала, разглядывая потолок и пытаясь успокоить вихрь мыслей и образов, кружившихся в голове. Ей казалось, что кровать качается — после езды в дорожном экипаже Вэлланор бросало из стороны в сторону даже на ровной земле. Ей еще не приходилось ездить так долго. И так быстро.
Из приграничного городка они выехали еще вчера. И неторопливая езда по узким горным дорогам сменилась бешеной скачкой. Карета мчалась вперед по дороге, в напрасной попытке нагнать верховых, и подпрыгивала на каждом камешке, да так, что вещи прыгали со своих мест, словно акробаты. Вэлланор сидела тихо, крепко сжав зубы, чтобы не прикусить язык, а дядя не переставал ругаться, да так, что Вэлла иногда зажимала уши.
Этой разительной переменой они были обязаны письму, которое принесла большая птица начальнику гарнизона. Тот долго говорил с герцогом, и они расстались весьма недовольные друг другом. Вэлла слышала только обрывки разговора и поняла одно — король Сеговар настаивает, что кортеж должен как можно быстрее прибыть в столицу. Дядя же был очень недоволен такой встречей, которую он назвал неподобающей. Вэлле тоже казалось, что принцессы и королевы должны путешествовать как-то по-иному. Уж точно не так быстро. Но ведь, когда они были дома, отец тоже их все время поторапливал…
Начальник гарнизона дал им сопровождающих — пятерых всадников, очень любезных и, на взгляд Вэллы, очень молодых. Сейчас они мчались впереди, расчищая дорогу. Поэтому экипаж ехал быстро, без всяких задержек в пути — кроме того случая, когда ривастанцам пришлось стаскивать с узкой дороги воз, груженный сеном. Они сделали это сами и все время улыбались Вэлле, наблюдавшей за ними из окна кареты. А слуги герцога даже не спешились — лишь спрятали руки под плащи и мрачно поглядывали по сторонам. Вэлле они никогда не нравились. Она знала таких типов — в Каменных Чертогах подобные им выполняли поручения деда. Их называли Ночными Всадниками, поскольку обычно они служили дедушке ночью. Вэлланор догадывалась, что они просто наемные убийцы, но даже гадать не желала о том, какие именно приказы эти люди выполняют. И сейчас знать не хотела. А ривастанцы ей нравились — лихо сдвинув шапки на затылок, они быстро оттащили в сторону воз с сеном, сунули его вознице мелкую монету и дружно, словно по команде, поклонились Вэлланор. Дядя буркнул под нос что-то о проклятых подлизах, но, кажется, остался доволен.
