Пэрис подумала, что ей не просто одиноко. У нее разбито
сердце, вот в чем проблема. Она еще не переболела Питером и не думала, что ей
это когда-нибудь удастся.
– Мам, хотя бы подумай об этом. На будущее. Я бы очень
хотела, чтобы ты переехала жить в Калифорнию.
– Я бы тоже, радость моя. – Пэрис растрогалась,
видя, как дочь о ней тревожится и старается помочь. – Но я ведь могу вас
навещать, и довольно часто. Скажем, раз в месяц я могла бы прилетать сюда на
выходные.
Мэг вздохнула. Маме заняться было нечем, но сама-то она по
выходным дома не сидела. У нее своя жизнь, и, в конечном счете, своя жизнь
будет нужна и Пэрис. Просто пока она к ней не готова.
Вечером они вместе стряпали ужин. А потом легли спать в одну
постель.
На другой день Пэрис немного погуляла по Бсверли-Хиллз,
поглазела на витрины, а потом вернулась и стала дожидаться Мэг. Она сидела на
балконе и думала над тем, что вчера сказала дочь. Что ей с собой делать? Она не
могла даже вообразить, как станет жить дальше, и не была уверена, что ее это
волнует. Она в самом деле не стремилась найти себе другого мужчину. Если не
жить с Питером, то лучше уж одной. А общаться можно с детьми и друзьями.
Заводить роман, спать с малознакомым мужчиной… Это же так страшно, даже в плане
здоровья! Куда проще остаться одной.
В тот вечеру Мэг на съемочной площадке были какие-то
сложности, и домой она вернулась только в десять. Пэрис приготовила дочери
ужин, а потом опять легла с ней в одну постель. Хорошо было чувствовать рядом с
собой тепло другого человека. Она уже давно так сладко не спала. Утром они
вместе позавтракали на балконе. К девяти Мэг надо было на работу, а Пэрис в
полдень вылетала в Нью-Йорк.
– Мам, я буду по тебе скучать, – печально сказала
Мэг на прощание.
Ей так было хорошо эти два дня, пока мама была с ней! И Пирс
сказал, что ее мама ему очень понравилась, о чем Мэг немедленно доложила матери.
Пэрис посмеялась и закатила глаза. «Будем надеяться, что этот парень
безобиден, – подумала она. – Но, боже мой, какой странный! Хотелось
бы верить, что это у Мэг ненадолго».
– Обещай, что ты скоро опять приедешь, даже если не
захочешь докучать Виму. – Обе понимали, что мальчику хочется расправить
крылья и почувствовать себя взрослым.
Мэг ушла на работу, и Пэрис охватила тоска. При всей
нежности и теплоте, с которой к ней относилась дочь, она уже взрослая женщина,
у нее своя жизнь и работа, требующая самоотдачи. В этой жизни нет места для
Пэрис, разве что иногда, на пару дней. Теперь ей нужно идти своей дорогой,
приспосабливаться к новой действительности. А действительность эта заключалась
в том, что она одна и таковой останется.
Прощальную записку дочери Пэрис писала со слезами на глазах.
Всю дорогу в аэропорт она была подавлена, и в полете ее настроение тоже не
улучшилось. Когда же Пэрис вошла в свой дом в Гринвиче, его пустота поразила ее
как громом. Ни души. Ни Вима. Ни Мэг. Ни Питера. И от этого никуда не деться.
Она совершенно одна.
Вечером Пэрис лежала в постели и думала о Питере. Она
вспоминала, каким родным он показался ей на мгновение в Калифорнии, и у нее
разрывалось сердце. Надежды нет. Она лежала в кровати, на которой они всю жизнь
спали с Питером, и ее охватывало такое отчаяние, что было странно, как она до
сих пор не умерла. Пэрис не покидало чувство, будто ее оставили все близкие
люди. Оставили навсегда.
Глава 8
После возвращения Пэрис из Калифорнии сеансы с Анной Смайт
пошли труднее. Доктор теперь нажимала на нее сильнее, заставляла глубже
копаться в себе и обсуждать множество болезненных тем. Так что в результате
Пэрис плакала на каждом сеансе. Работа с обездоленными детьми в Огэмфорде тоже
не приносила радости, а никакой личной жизни у нее по-прежнему не было. Она
никуда не выходила, ни с кем не общалась, за исключением редких встреч с Натали
и Вирджинией. Но обе ее подруги были замужем, жили полной жизнью, у них было с
кем делить горе и радости и о ком заботиться. У Пэрис не было никого. Остались
только телефонные разговоры с сыном и дочерью. И при этом она продолжала
твердить Анне, что ни за что не уедет из Гринвича. Пэрис казалось, ее место
здесь, и переезжать на Запад ей совсем не хотелось.
– А что, если вам найти себе там работу? – опять подняла
эту тему Анна, и Пэрис беспомощно взглянула на нее.
– А что я умею делать? Составлять букеты? Устраивать
банкеты? Развозить чужих людей по их делам? Я ничего не умею!
– У вас диплом по деловому администрированию, –
упрямо твердила Анна. Она с завидным постоянством давила Пэрис на больную
мозоль, и порой Пэрис готова была ее убить. Но при этом, как ни странно, с
каждой новой встречей между ними крепла дружба и взаимное уважение.
– Если бы мне сказали, что я должна зарабатывать на хлеб
бизнесом, думаю, я бы растерялась, – призналась Пэрис. – Я ведь
никогда этим не занималась. В колледже я изучала только теорию. Практики –
никакой. И с тех пор я всегда была лишь женой и матерью.
– Вполне уважаемая профессия. А теперь пора заняться чем-то
другим.
– Да не хочу я ничего другого!
– Пэрис, вы довольны жизнью? – невозмутимо
поинтересовалась Анна.
– Нет, недовольна. Мне она ненавистна. – Пэрис не
сомневалась, что теперь так будет всегда.
– Даю вам задание к нашей следующей встрече: подумайте,
какой бы вы хотели видеть свою жизнь. Неважно, что это будет. Вы должны мне
сказать, чем вам действительно хотелось бы заниматься, даже если раньше вы
никогда этого не делали или делали, но очень давно. Вязание, плетение кружев,
фигурное катание, фотография, кукольный театр, рисование – все, что угодно. И
не думайте сейчас о работе. Давайте просто выясним, к чему у вас лежит душа.
– Даже не знаю… – неуверенно проговорила
Пэрис. – Я двадцать четыре года обслуживала семью, на себя у меня времени
не оставалось.
– Именно об этом я и говорю. Пора подумать о себе. О
том, как доставить себе радость. Вспомните хотя бы одну вещь, которой вам
действительно хотелось бы заняться. Даже если это будет казаться чем-то глупым.
Пэрис была в недоумении. А когда пришла домой и села за
стол, достав бумагу, растерялась еще больше. Ничего такого, о чем бы она
мечтала, на ум не приходило. Что-то прозвучало в кабинете у Анны Смайт, что
тронуло какие-то струны в ее душе, но сейчас Пэрис не могла припомнить. Она уже
лежала в постели, с погашенным светом, как вдруг вспомнила. Фигурное катание!
Его Анна назвала для примера. В детстве Пэрис его обожала, всегда смотрела
чемпионаты по телевизору. Вот Анна посмеется!
Пэрис по-прежнему посещала сеансы дважды в неделю и пока не
была готова переходить на один раз.
– Я кое-что придумала, – произнесла она с робкой
улыбкой, явившись через три дня на очередной сеанс. – Коньки. В детстве я
очень любила кататься. И детей на каток возила, когда они маленькие были.
