– Мам, он классный, мне он очень понравился, –
призналась Мэг, стараясь не обидеть мать. – Но он во многом напоминает мне
Вима. Немного шалопай, немного сумасшедший… Они оба не воспринимают жизнь в
комплексе, для них главное – весело провести время. Ты – другое дело. Ты тоньше
чувствуешь людей, хорошо в них разбираешься, всегда знаешь, что им нужно и
зачем. А он порой ведет себя как мальчишка.
Беда была в том, что Пэрис вполне разделяла ее точку зрения.
– Спасибо, – с теплотой произнесла она.
Пэрис была тронута. Все те изъяны, какие подметила в
Жан-Пьере Мэг, она видела в нем сама. Неотразимый, обаятельный, сладкий
мальчик. Но все же – мальчик. С нежным и любящим сердцем, но в то же время
страшно безответственный. Он понятия не имел, что значит отвечать за другого
человека, а Пэрис это знала хорошо.
К тому же она была убеждена, что рано или поздно ему следует
обзавестись детьми – настоящими, а не такими, как существующий отдельно от него
мальчик где-то в другом городе. А она не собиралась рожать ему детей, хотя он
не раз об этом заговаривал. Жан-Пьер считал, что со временем они созреют для
ребенка. Пэрис плохо себе это представляла и не была уверена, что это будет
возможно просто физически. Даже если забеременеть прямо сейчас, к моменту
рождения ребенка ей стукнет сорок восемь, что уже непросто. Стало быть,
откладывать нельзя, иначе может вовсе ничего не выйти. Нельзя ждать лет пять,
когда Жан-Пьер остепенится и осядет на одном месте.
В общем, брак представлялся во всех отношениях нереальным.
Зато как было хорошо его просто любить! Но, так или иначе, через четыре месяца
у него кончится виза. Жизнь заставит принимать решения, которые обоим принимать
не хочется. И Пэрис старалась об этом не думать.
– Мэг, на этот счет не волнуйся, – успокоила она
дочь.
– Мам, я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Во что
бы то ни стало. Ты это заслужила. Особенно после папиного предательства. Если
ты считаешь, что всегда будешь счастлива с Жан-Пьером, – выходи за него.
Мы все ему симпатизируем. Просто мне кажется, для длительных отношений он плохо
подходит.
Ей хотелось, чтобы рядом с мамой был человек, способный о
ней позаботиться, а в отношении Жан-Пьера на этот счет были большие сомнения.
Ему это даже в голову не приходило. Конечно, Пэрис была вполне в состоянии сама
о себе позаботиться, а также и о нем. Порой она воспринимала Жан-Пьера как свое
третье чадо.
– Мне тоже кажется, он мне не вполне подходит, –
печально проговорила Пэрис, – жаль.
Насколько было бы легче! А то опять придется окунаться в
большой враждебный мир. Эта мысль была ей невыносима. Жан-Пьер с ней так нежен,
никто к ней так не относился, как он. Даже Питер. Но одной нежности мало. Даже
любви, в сущности, недостаточно, если говорить о спутнике жизни. В мире слишком
много жестокости, кому, как не Пэрис, это знать…
В тот вечер, лежа с ним в постели, Пэрис не могла отделаться
от одной мысли: как пережить разрыв с Жан-Пьером. Даже представить было
страшно. Да, много предстоит решений. Но не сейчас. Позже.
Они возвращались в город и чувствовали себя одной большой
семьей, включая Жан-Пьера. Пэрис смотрела, как он кувыркается в снегу, как
ведет микроавтобус, который она по этому случаю взяла напрокат, и все больше
убеждалась, что он по своему отношению к жизни гораздо ближе к ее детям, чем к
ней.
Она понимала, что имела в виду Мэг. Жан-Пьер устраивает
веселые розыгрыши, рассказывает анекдоты, и это ей в нем очень нравится. Он
заставляет ее молодеть душой, но не настолько, чтобы сравняться с ним
возрастом. В Скво-Вэлли они с Вимом то и дело затевали игру в снежки, и в
точности, как Вим, Жан-Пьер никогда не знал меры. Они забрасывали друг дружку
снегом до изнеможения, игнорируя все увещевания и призывы, являлись все мокрые
и разбрасывали одежду по полу. Два мальчишки. Даже Мэг в свои двадцать четыре
была более взрослым человеком. Иногда, когда «мальчики» о чем-то говорили,
Пэрис с Ричардом переглядывались поверх их голов и тогда становились похожими
на родителей, приехавших в бойскаутский лагерь навестить своих детенышей. Спору
нет, Жан-Пьер был очаровательный «детеныш». Она любила его не меньше своих детей.
И не могла себе представить, что когда-нибудь они расстанутся.
Пока же Пэрис и Жан-Пьер по-прежнему были сказочно
счастливы. Шестого января они отмечали Крещение, и Жан-Пьер купил праздничный
кекс с запеченной в нем запиской. В записке оказалось одно слово: «Младенец»,
которое привело его в восторг. Это была французская традиция, и он объяснил
Пэрис ее смысл.
Они ездили в Кармель и Санта-Барбару, исходили пешком
Иосемитский заповедник, побывали у Мэг и Ричарда в Лос-Анджелесе. В День
святого Валентина Мэг, задыхаясь от счастья, позвонила матери – но сюрприза не
получилось: накануне звонил Ричард и просил у нее руки дочери. Пэрис их
благословила. Свадьбу решено было играть в сентябре. По случаю помолвки Ричард
подарил Мэг кольцо с большим камнем. Теперь ей не терпелось похвалиться перед
мамой.
К своему испугу, Пэрис тоже получила кольцо от любимого, не
такое крупное и изысканное, но с тем же подтекстом, хотя на словах Жан-Пьер
предложения не делал.
Пэрис недоставало ее обручального кольца, она до последнего
момента его не снимала – пока Питер не женился на другой. И вот теперь колечко,
преподнесенное Жан-Пьером, – тонкая золотая полоска с крошечным
бриллиантовым сердечком, – вновь согрело ей и руку, и сердце, заставило в
который раз задуматься, не связать ли свою жизнь с этим юношей. Случаются ведь
и более невероятные браки.
Обсуждая с Биксом предстоящую свадьбу Мэг, она спросила, что
он думает по поводу ее и Жан-Пьера.
– Послушайся сердца, – посоветовал Бикс. –
Чего тебе самой хочется?
Пэрис сказала первое, что пришло в голову:
– Не знаю. Наверное, надежности.
После предательства Питера этот аспект отношений вышел для
нее на первый план. Конечно, Пэрис понимала, что в жизни всякое бывает и ничего
нельзя знать наверняка. Гарантий тут никто не дает. В чем-то рискуешь больше, в
чем-то меньше, но с Жан-Пьером риск явно был велик. В феврале ему исполнилось
тридцать три, что на слух воспринималось уже чуточку солиднее. Но ей-то самой в
мае стукнет сорок восемь! Через какие-то два месяца. Господи, какая старая… А он
– такой молодой! И взгляды, и строй мысли, и идеалы у него как у молодого. До
зрелости ему еще очень и очень далеко, и даже будь они ровесники, все равно с
точки зрения образа жизни, идеалов и ценностей их разделяла бы пропасть.
Ей импонировала его нежность, они любили друг друга. Но
Пэрис лучше многих других знала, что одной любви мало. Когда-нибудь он
повзрослеет, изменится и полюбит другую. Ведь Питер же полюбил! Питер поколебал
ее веру в людей. Теперь все, что она любила, к чему прикасалась и во что
верила, было окрашено этим ощущением зыбкости.
– Ты его любишь?
– Да, – без малейших колебаний ответила
Пэрис. – Я только не уверена, что люблю его достаточно.
