Ей хотелось слететь с лестницы и броситься к нему на шею, но
она сдержалась. Только смотрела и кивала головой. Не говоря больше ни слова,
Питер развернулся и вышел. А Пэрис продолжала стоять, чувствуя, что у нее
подкашиваются колени.
Так и застал ее Вим, выйдя из комнаты в шортах, майке и бейсбольной
кепке. Он посмотрел на мать и удивленно вскинул брови.
– Мам, с тобой все в порядке?
Пэрис кивнула, не силах произнести ни слова. Она не хотела,
чтобы сын видел ее слезы, она боялась впасть в истерику: ведь тогда придется
рассказать ему обо всем. А к этому она еще не была готова. Она вообще не могла
себе представить, как это сделает. А ведь еще и Мэг надо будет оповестить…
– Папа на работу поехал?
Она снова кивнула, выдавила из себя улыбку, потрепала его по
руке и ушла к себе.
В спальне Пэрис сразу легла на кровать. Подушка еще хранила
запах одеколона. Подруга, у которой умер муж, говорила, что она несколько
месяцев не меняла его постельное белье, и Пэрис подумала, не последовать ли ее
примеру… Она не представляла себе жизни без Питера. И не понимала, почему не
злится на него. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме ужаса. У нее было
ощущение, что произошло нечто ужасное, но она никак не вспомнит, что именно. Но
она знала. В глубине души она знала. Знала, что потеряла единственного мужчину,
которого любила.
За Вимом хлопнула дверь, Пэрис зарылась лицом в подушку и
безутешно зарыдала. Она только что потеряла тот мир, в котором жила последние
двадцать четыре года. И ей сейчас хотелось только одного: умереть вместе с этим
миром.
Глава 3
В выходные телефон звонил несколько раз, но Пэрис не
подходила. Автоответчик был включен, и позже она узнала, что звонили Вирджиния,
Натали и Мэг. Она еще надеялась, что позвонит Питер и скажет, что у него было
временное помешательство, а теперь он возвращается, но этого не произошло.
Несколько раз к ней в комнату заглядывал Вим, чтобы поставить в известность о
своих планах. Пэрис лежала в постели, а сыну сказала, что подхватила грипп.
Вечером в воскресенье ей все же пришлось встать, чтобы
приготовить сыну ужин. Он весь день просидел за уроками и спустился, только
когда услышал, как она гремит кастрюлями и сковородками. Пэрис стояла в кухне,
лицо у нее было растерянное. Она плохо соображала, что делает, не понимала, что
лучше приготовить на ужин, и, когда сын вошел, повернулась к нему со
страдальческим выражением лица.
– Все еще нездоровится? Выглядишь ты ужасно. Если
хочешь, давай я что-нибудь приготовлю?
Сын за нее беспокоился. Господи, она всегда знала, что Вим
добрый мальчик. Он, конечно, видел ее подавленное состояние, но причины не
понимал. И тут вдруг его осенило, и он с удивлением произнес:
– А где папа? – Прошлой ночью Вим приехал со
свидания только в час, и отцовской машины в гараже не было. – Что-то он
заработался.
Пэрис молча посмотрела на сына и потом села к столу. Она
была в пижаме. Вопреки своим привычкам, она уже два дня как не брала в руки
расческу и не вставала под душ. Обычно она за собой следила и, даже когда
болела, старалась не спускаться вниз, не приведя себя в порядок. В таком
потерянном состоянии Вим ее никогда не видел.
– Мам? – еще больше встревожился он. – Что-то
случилось?
Пэрис сумела лишь кивнуть. Их глаза встретились, и она
поняла, что должна прямо сейчас рассказать сыну обо всем. Но как это сделать?..
– У нас с папой в пятницу был серьезный
разговор, – наконец вымолвила она.
Вим сел напротив, приготовившись слушать. Пэрис взяла его за
руки и крепко сжала. Она снова боролась со слезами, сознавая, что перед сыном
надо держаться. Ради него. Ведь этот момент он запомнит на всю оставшуюся
жизнь.
– Оказывается, папа уже давно очень несчастлив. А я ни
о чем не догадывалась, вела себя как дура… В общем, ему эта жизнь перестала
нравиться. Может быть, она для него была слишком удобная, слишком скучная.
Наверное, когда вы с Мэг подросли, мне следовало пойти работать. Разговоры о
том, кто кого куда отвез и как растут цветы в саду, быстро надоедают. Как бы то
ни было, отец принял решение… – Тут Пэрис сделала глубокий вдох. Ей не
хотелось выгораживать Питера, но она чувствовала, что должна сделать это ради
Вима. – Он пришел к выводу, что больше не хочет быть моим мужем. Я знаю,
для тебя это большая неожиданность. Для меня тоже. Но дом останется нашим,
точнее, моим, а вы с Мэг сможете приезжать и жить здесь, когда захотите.
Единственным отличием станет то, что папочки здесь не будет…
Пэрис не заметила, что называет Питера «папочкой», впервые
за много лет. Вим тоже не обратил на это внимания – он был слишком потрясен.
– Ты это серьезно? Он нас бросает? Да что случилось-то?
Вы что, поссорились?
Пэрис тяжело вздохнула. Конечно, Вим не помнил, чтобы
родители серьезно ссорились, да этого и не было. За все годы совместной жизни
они ни разу не разругались. Случались, конечно, мелкие размолвки, но даже до
резкостей никогда не доходило. Ясно, что мальчик ошарашен. Так же, как и сама
Пэрис, когда Питер огорошил ее своим заявлением.
– Нет, вас он не бросает, – поправила она. –
Он бросает меня. Он считает, что должен так поступить.
Тут ее губы задрожали, и Пэрис расплакалась. Вим подошел и
обнял мать. Она подняла глаза и увидела, что сын тоже плачет.
– Мам, какой ужас! Этого просто не может быть! Он что,
разозлился на что-то? Может, он передумает?
Пэрис молчала. Как объяснить ему, что Питер не вернется,
если только не произойдет чуда?
– Мне бы хотелось, чтобы он передумал, – честно
призналась она, – но это маловероятно. Мне кажется, он уже принял решение.
– Будет развод? – сквозь слезы спросил Вим. Он
опять стал похож на маленького мальчика.
– Он именно этого хочет, – выдавила Пэрис, а Вим
вытер слезы и поднялся.
– Но это же подло! Почему он так поступает?
Ему не приходило в голову, что у отца может быть другая
женщина, а Пэрис не хотела первой поднимать эту тему. Если Рэчел не исчезнет, в
ближайшем будущем – а она полагала, что не исчезнет – то рано или поздно Вим
сам все узнает. Пусть тогда Питер с ним объясняется. Интересно, как ему это
удастся, чтобы не предстать перед детьми полным негодяем?
– Наверное, люди меняются. Отдаляются друг от друга, не
отдавая себе отчета. Мне следовало заметить это раньше, но я была слепа.
– Когда он тебе сказал?
Пэрис видела, как ему тяжело, но он все-таки хотел
разобраться в том, что произошло. Самое худшее – то, что все случилось так
неожиданно.
– В пятницу вечером, после гостей.
– Вот почему вы в субботу так странно себя вели. А я
подумал, это с похмелья. – Он усмехнулся, а Пэрис оскорбилась:
